— Ты чем-то огорчена?
Голос Джуэлса заставил ее вздрогнуть.
— Я не слышала, как вы подошли.
— Зато я тебя услышал. — Старик приблизился к ней. — Что ты здесь делаешь в такой час? Сейчас не твоя смена
— Пришла поразмыслить о том, почему день получился таким нелепым.
— Сама знаешь, как обманчива бывает видимость!
София пожала плечами и опустилась на первую ступеньку лестницы, спускающейся к воде. Джуэлс устроился с ней рядом.
— Нога не болит? — спросила она.
— Наплюй ты на мою ногу! Лучше расскажи мне о своем огорчении.
— Наверное, это усталость.
— Усталость тебе неведома. Так я слушаю!
— Сама не знаю, что со мной, Джуэлс. Какая-то вялость…
— Ну вот, приехали!
— А что?
— Так, ничего. Откуда взялась эта хандра?
— Понятия не имею.
— Никогда не знаешь, откуда берется этот скарабей печали: бывает, от него спасу нет, а поутру хватишься — а его уже и след простыл.
Он попытался встать, она протянула ему руку, чтобы он на нее оперся. Он поморщился, выпрямляясь.
— Четверть восьмого, тебе пора.
— Откуда вы знаете?
— Оставь свои вопросы. Время позднее, вот и все. Всего хорошего, София!
Он бодро зашагал, совсем не хромая. Прежде чем исчезнуть под своей аркой, он обернулся и крикнул:
— Эта твоя хандра — блондин или брюнет?
И Джуэлс канул в темноту, оставив ее на стоянке в одиночестве.
Поворот ключа зажигания — и новое препятствие: фары «Форда» не добивали до носа ближайшего корабля, стартер издавал жалкие звуки — так хлюпает при перемешивании вручную картофельное пюре… София гневно хлопнула дверцей и направилась к будке охранника.
— Дерьмо! — выругалась она, подзывая такси. Через полчаса она подъехала к «Эмбаркадеро-Центр» и побежала по эскалатору, ведущему в большой атриум гостиничного комплекса. Оттуда лифт в мгновение ока забросил ее на верхний этаж.
Панорамный бар медленно поворачивался вокруг собственной оси. Всего за полчаса отсюда можно было полюбоваться островом Алькатрас на востоке, мостом Бэй-бридж на юге, небоскребами финансовых кварталов на западе. Взору Софии предстал бы также несравненный мост «Золотые ворота», связывающий зеленые просторы Президио и поросшие мятой скалы Сосалито, однако для этого надо было сидеть лицом к окну, а на лучшем месте устроился сам Лукас
Он захлопнул меню коктейлей и щелчком пальцев подозвал официанта София смущенно опустила голову. Лукас выплюнул на ладонь косточку, которую до этого долго гонял языком из одного угла рта в другой.
— Цены здесь безумные, зато видам нельзя не отдать должное, — заявил он, отправляя в рот новую оливку.
— Вы правы, вид симпатичный, — согласилась София. — Кажется, я даже вижу кусочек «Золотых ворот» в узком зеркале напротив. Впрочем, это может быть и отражение дверей туалета, они тоже красные.
Лукас высунул язык и скосил глаза, пытаясь увидеть его кончик. Сняв с языка обсосанную косточку оливки, он отправил ее в хлебницу:
— Все равно сейчас темно.
Официант дрожащими руками поставил на стол сухой мартини и два крабовых коктейля и поспешно удалился.
— Вам не кажется, что он какой-то напряженный? — спросила София.
Лукас прождал столик десять минут и отчитал за это официанта.
— Поверьте мне, их цены дают право проявлять требовательность.
— У вас наверняка «золотая» кредитная карточка? — поддела его София.
— А как же! Откуда вы знаете? — В тоне Лукаса звучало удивление пополам с восхищением.
— Владельцы таких часто задирают нос Поверьте мне, счета, оплачиваемые посетителями, и получка работников несопоставимы.
— Предположим, ну и что? — буркнул Лукас, расправляясь с неизвестно какой по счету оливкой.
Теперь, заказывая миндаль, еще рюмку, требуя чистую салфетку, он заставлял себя сдавленно произносить слова благодарности; казалось, они царапают ему горло. Когда София участливо спросила, что его гложет, он разразился оглушительным хохотом. Все только к лучшему в этом лучшем из миров, он счастлив, что встретил ее. Еще через семнадцать оливок он оплатил счет, не оставив чаевых. Выходя из ресторана, София тайком сунула пятидолларовую бумажку посыльному, бегавшему за машиной Лукаса.
— Вас подвезти? — спросил Лукас.
— Нет, благодарю, я возьму такси.
Лукас вальяжным жестом распахнул заднюю дверцу автомобиля.
— Садитесь, я вас подброшу.
Кабриолет не ехал, а летел. Заставляя двигатель надсадно реветь, Лукас вставил в проигрыватель компактный диск, потом с широкой улыбкой достал из кармана «платиновую» кредитную карточку и помахал ею в воздухе.
— Согласитесь, у них есть не только недостатки.
София молча смотрела на него, потом молниеносным движением отняла у него блестящий кусок пластика и выбросила на мостовую.
— Одно из преимуществ — восстановление за одни сутки!
Тормоза отвратительно взвизгнули. Лукас рассмеялся.
— Женский юмор неотразим!
Когда машина затормозила у стоянки такси, София сама выключила зажигание, устав от рева мотора, потом вышла и аккуратно закрыла дверцу.
— Вы уверены, что не хотите, чтобы я довез вас до самого дома? — спросил Лукас.
— Спасибо, но у меня еще одна встреча. Но все-таки я вас попрошу об одной услуге…
— Все что пожелаете!
София наклонилась к окну Лукаса.
— Можете подождать, пока я сверну за угол, прежде чем снова врубить эту вашу супергазонокосилку?
Она отступила на шаг, он поймал ее за запястье.
— Я божественно провел время.
Он попросил ее предоставить ему еще одну попытку и все-таки поужинать с ним. Из-за застенчивости ему всегда трудно даются первые минуты знакомства. Им надо постараться лучше друг друга узнать. София недоумевала, какой смысл он вкладывает в понятие «застенчивость».
— Нельзя ведь судить о человеке по первому впечатлению! — настаивал он.
Теперь он говорил тоном, способным растопить даже камень. Она согласилась с ним пообедать — и только, ничего больше! Развернувшись на каблуках, она зашагала к первому такси в веренице. За спиной у нее уже урчал могучий двигатель Лукаса.
* * *
Такси подрулило к тротуару под девятый удар колоколов на соборе Божьей Милости. София успела в «Синдбад» как раз вовремя. Она вернула официантке меню и выпила воды, полная решимости сразу включиться в разговор, ради которого приехала. Ей предстояло убедить профсоюзных лидеров отказаться от забастовки в порту.
— Даже при вашей поддержке докеры не протянут без зарплаты больше недели. Если порт замрет, судам придется причаливать на другом берегу залива. Вы просто прикончите доки! — твердо заявила она.
У торгового порта Сан-Франциско был опасный конкурент — ближайший порт. Забастовка могла привести к перетеканию всех работ туда. Аппетит подрядчиков, уже десять лет заглядывающихся на лучшие площадки в городе, так разыгрался, что нельзя было и дальше разыгрывать Красную Шапочку с угрозой забастовки в корзине.
— Это случилось в Нью-Йорке и в Балтиморе, может случиться и здесь, с нами, — убеждала она собеседников, уверенная в своей правоте.
Если замрут грузовые причалы, последствия будут разрушительными не только для жизни докеров. Лавины грузовиков запрудят мосты и закупорят все подъездные пути к полуострову. Людям придется выезжать из дому на работу еще раньше, чем теперь, возвращаться еще позже. Не пройдет и полугода, как многие из них решат откочевать на юг.
— Вам не кажется, что вы делаете из мухи слона? — спросил один из профсоюзных боссов. — Речь идет всего лишь о том, чтобы договориться об увеличении платы за риск. И потом, я думаю, что оклендские коллеги нас поддержат.
— Это и есть теория о взмахе крыла бабочки, — гнула свое София, от волнения отрывая уголок от бумажной салфетки.
— При чем тут бабочка? — удивился Манча. Сидевший позади них мужчина в черном костюме обернулся, чтобы вмешаться в их разговор. У Софии застыла в жилах кровь: она узнала Лукаса.
— Это из геофизики: будто бы взмах крыльев бабочки в Азии создает движение воздуха, которое, постепенно нарастая, способно вызвать разрушительный циклон у берегов Флориды.
Профсоюзники молча переглянулись, в их глазах читалось сомнение. Манча окунул хлеб в майонез, посопел и выпалил:
— Вместо того чтобы валять дурака во Вьетнаме, надо было потравить там всех гусениц, хоть какой-то вышел бы толк!
Лукас поздоровался с Софией и снова повернулся к журналистке, бравшей у него интервью за соседним столиком. У Софии залилось краской лицо. Один из собеседников спросил, нет ли у нее аллергии на ракообразных: она еще не притронулась к своей тарелке! Она сослалась на легкую тошноту и предложила присутствующим угощаться за нее. Главное — не креветки: пусть хорошенько поразмыслят, прежде чем сделать непоправимый шаг! Она просит ее извинить: что-то ей нездоровится.
