Не менее интересен и вопрос о связях буддизма с другими религиозными и философскими системами Индии. Для Радхакришнана наиболее важным представляется вопрос о связи буддизма с Упанишадами и санкхьей.
Что касается Упанишад, то это, по мнению Радхакришнана, жизненный исток буддийской философии, которая была призвана не столько создать новую дхарму, сколько заново открыть старую[118] и которая становится набором разрозненных, оторванных друг от друга идей, если рассматривать ее вне контекста — вне той атмосферы, «которая одна только и могла спаять различные элементы в единое духовное целое»[119]. Будда отнюдь не был новатором и стремился лишь к тому, чтобы вернуть загрязнившиеся инородными включениями (магией, жестокими и кровавыми обрядами и т. п.) верования ариев к их исходной чистоте и распространить эти очищенные верования среди широких народных масс. И действительно, буддийские авторы часто оперируют теми же понятиями, что и авторы Упанишад. Это собрание текстов всегда влияло и влияет в настоящее время на всех индийцев, независимо от их конфессиональной принадлежности. Однако следует учитывать, что буддисты используют терминологию Упанишад лишь в качестве строительного материала для построения своих собственных концепций, во многом отличных от концепций Упанишад.
В рассмотрении Радхакришнаном буддийской философии интересны две особенности: во-первых, неоднократные упоминания о связи буддизма с Упанишадами, и во-вторых, неоднократные сопоставления буддийской философии с философскими системами Запада.
Если говорить о сопоставлении философии буддизма с современной философской мыслью Европы и Америки, то нельзя не обратить внимание на то, с какими разными учениями Радхакришнан сравнивает буддизм: это учения Шопенгауэра, Гартмана, Бергсона[120], Платона, Марка Аврелия[121], Сократа[122], Канта[123]. Такое сопоставление отнюдь не случайно. Одной из основных идей философии Радхакришнана была идея о единстве базовых принципов человеческого мышления, независимости их от того, к какой конкретной культуре подключен данный индивид, каковое единство обусловлено общностью природы всех людей, в каждом из которых скрыт божественный Атман. С точки зрения теории современного общества эта идея выражается как мысль об отсутствии принципиальных различий между цивилизациями Востока и Запада, об их изначальной духовной общности: «Нет причины полагать, что существуют фундаментальные различия между Востоком и Западом. Люди — везде люди и придерживаются одинаковых глубинных ценностей. Различия (которые, несомненно, значительны) относятся к внешним, временным социальным условиям и могут измениться вместе с ними»[124].
Сурендранатх Дасгупта подходил к исследованию буддизма несколько иначе. Большое значение он придавал рассмотрению идеологического контекста, в рамках которого развивалась эта религия. В целом идейный субстрат культуры Индии того периода характеризовался тремя главными течениями мысли: во-первых, учением о карме, причем карме ритуальной («the sacrificial karma») — здесь слово «karma» означает магическую силу, с помощью которой человек может добиться исполнения своих желаний; во-вторых, коренящимся в Упанишадах учением о Брахмане — самости («the self»), характеризующейся исключительной реальностью, тогда как все остальное — всего лишь «имя и форма», преходяще и потому нереально; и в-третьих, нигилистическими концепциями, отрицавшими неизменную реальность, закономерности бытия и объявлявшими случайность единственной причиной существования или несуществования чего-либо[125]. К последним Дасгупта причисляет локаяту и адживиков.
Основными темами буддизма были для Дасгупты доктрина взаимозависимого происхождения, теория скандх, карма, неведение и методы освобождения от оков сансары, что видно уже из самого оглавления 5-й главы его «Истории индийской философии» (это касается раннего буддизма и хинаяны). Исходя из этого, начинает он с проблемы доктрины взаимозависимого происхождения (пратитья-самутпада), полагая ее основой буддийской философии и тем субстратом, на котором строилась вся деятельность буддийских философов и в дальнейшем.
Дасгупта отмечает трудность в этой теории, состоящую в следующем: события происходят «серийно» — за одним событием происходит следующее, являющееся плодом первого и одновременно причиной еще одного события, это событие служит причиной нового и т. д., то есть все события взаимосвязаны. Однако какова природа этой взаимосвязи?
По всей видимости, основу этого закона составляют жажда и неведение. Благодаря им живое существо привязывается к каким-то феноменам, явлениям и делает все, чтобы не потерять связь с ними. Естественно, что это, в свою очередь, препятствует получению живым существом истинной информации об окружающем мире, от чего неведение только усиливается, усиливая, в свою очередь, и жажду и т. д. до бесконечности. Так формируется своеобразный сансарический разум, которому «присуща склонность и к моральным, и к аморальным действиям (санкхара), в результате которых формируется эгоистическое, эгоцентрическое сознание (виньняна). Это сознание реагирует лишь на обусловленные наименования (нама) и формы (рупа), оценивая окружающий мир через призму эгоцентризма: “мое”, “не мое”, “выгодно”, “не выгодно” и т. д. В результате этого возникают соответствующие чувства (ведана) и восприятия (саньня). Эти порожденные психологией незнания компоненты: санкхара, виньняна, нама-рупа, ведана, саньня — и названы в буддизме скандхами, они конструируют “Я” невежественного человека»[126]. Таким образом, понятия tŗşņa и avidya, хоть и входят в список нидан, занимают в нем в действительности особое место, являясь базисом теории взаимозависимого происхождения.
Другая трудность состоит в понимании термина bhava. Буквально это слово значит «бытие», «существование». В качестве специфического буддийского термина оно понимается по-разному: как «жажда вечного существования»[127], как один из периодов жизни (причем расцвет ее)[128]. Чандракирти толкует этот термин как эквивалент термина «карма», и Дасгупта замечает, что этот перевод «кажется более приемлемым, чем «существование»»[129]. Точно так же он рассматривает значение термина «дхарма», считая из четырех его значений — 1) тексты буддийского Писания; 2) качество (guņa); 3) причина (hetu); 4) несубстианциальное и лишенное души (nissatta nijjiva) — последнее наиболее важным для буддистов[130], не вдаваясь, однако, в более подробное исследование именно этого значения термина. Он упоминает лишь о вопросе о невечности всего сущего[131], которая порождает во всех дхармах свойство страдания. Между тем, по замечанию уже цитированного выше О. Розенберга, «понятие «дхарма» в буддийской философии имеет столь выдающееся значение, что система буддизма в известном смысле может быть названа теорией дхарм»[132], а Ф. И. Щербатской писал о дхарме: «В свете этого понятия буддизм раскрывается как метафизическая теория, развившаяся из одного основного принципа — идеи, что бытие (существование) является взаимодействием множественности тонких, конечных, далее недоступных анализу элементов материи, духа и сил»[133].
Так же, как и Радхакришнан, Дасгупта уделяет немало внимания духовной связи буддизма с Упанишадами и вообще с добуддийским мировоззрением. Уже в самом начале главы о буддизме он отмечает, что роль буддистов в индийском обществе состояла, помимо всего прочего, еще и в том, что они стимулировали интеллектуальную деятельность своих оппонентов, как ортодоксальных, так и неортодоксальных[134]. Вместе с тем нельзя не заметить и тесную связь буддизма с такими системами, как йога и санкхья, и то влияние, которое они оказали на развитие буддийской мысли[135]. Многие исследователи, начиная с Эдварда Конзе[136], отмечают большую роль медитативной практики в этой религии, а медитация, психотехника были одной из важнейших составных частей санкхья-йоги. Также и в Упанишадах психотехника играла довольно заметную роль, хотя нельзя сказать, что мировоззрение Упанишад базировалось на психотехнической практике.
Впрочем, понимание связи буддизма с Упанишадами у Дасгупты можно назвать несколько двойственным: с одной стороны, многие понятия Упанишад (например, понятие кармы) были заимствованы буддистами, хотя и переосмыслены; с другой же стороны, эта связь была негативной — многие мыслители той эпохи, в том числе и сам Будда, стремились построить систему мировоззрения самостоятельно, не следуя канонам традиции, но сделать это они могли, только опираясь на саму же традицию — давая новое толкование старым терминам, понятиям, выстраивая новые отношения между ними, то есть отталкиваясь от старых, изложенных в Упанишадах мировоззренческих схем[137].
