— Может, ты нас домой подвезешь? Из-за этой чертовой забастовки путей и извращений, чего не захочешь — все нельзя. Ни одного такси на горизонте.
— Что, неужели домой?? Еще рано, — сказала Зази.
— В любом случае мы должны прежде всего охватить Сент-Шапель до закрытия. А потом, — добавил он, обращаясь к Габриелю, — я постараюсь отвезти тебя домой.
— А Сент-Шапель — это действительно интересно? — спросил Габриель.
— Сент-Шапель! Сент-Шапель! — раздались вопли туристов, и те, кто испускали этот туристический вопль, в едином мощном порыве увлекли Габриеля к автобусу.
— А он им понравился, — сказал Федор Баланович, обращаясь к Зази, которая, как и он, оказалась в последних рядах.
— Неужели ш вы думаете, — сказала Зази, — что я поеду в одном автобусе с этими тюфяками?
— Мне это совершенно безразлично, — сказал Федор Баланович.
И он опять сел за руль перед микрофоном, которым тут же и воспользовался.
— Пошевеливайтесь! — весело промегафонил он. — Шнель! Шнель!
Поклонники Габриеля уже успели удобно усадить его в кресло и, вооружившись соответствующей аппаратурой, измеряли давление световых волн, чтобы спортретировать его против света. Несмотря на то, что Габриель был польщен таким вниманием, он тем не менее поинтересовался судьбой своей племянницы. Узнав от Федора Балановича, что означенная племянница отказалась присоединиться к движению масс, он вырвался из заколдованного круга иностранноговорящих, вышел из автобуса, кинулся к Зази, схватил ее за руку и потащил к дверце.
Кинокамеры застрекотали.
— Мне больно! — орала взбешенная Зази. Но и ее унес к Сент-Шапель автобус с тяжелыми шинами.
IX
— Разиньте зенки, сборище придурков! — сказал Федор Баланович. — Справа вы сейчас увидите вокзал Орсэ. В смысле архитектуры — не хухры-мухры. И даже если мы опоздаем в Сент-Шапель — а так скорее всего и будет, ведь сейчас столько пробок из-за этой чертовой забастовки, — вам потом будет чем утешиться.
Слившись в порыве всеобщего и полного непонимания, туристы дружно разинули рты. Наиболее фанатичные, вообще не обратив никакого внимания на брюзжание мегафона, уселись задом наперед с ногами на сиденья и принялись с чувством разглядывать архигида Габриеля. Он улыбнулся, и тогда в их сердцах проснулась надежда.
— Сент-Шапель, — пытались произнести они, — Сент-Шапель...
— О да, — ответил он любезно, — Сент-Шапель (пауза, жест) — истинная жемчужина готического искусства (жест, пауза).
— Слушай, может, хватит нести околесицу? — злобно сказала Зази.
— Продолжайте, продолжайте, — закричали туристы, заглушая голос девочки своими криками. — Мы хотим внимать! Мы хотим внимать! — дружно скандировали они, силясь вспомнить что-нибудь из пособия по интенсивному обучению иностранному языку.
— Надеюсь, ты все-таки не пойдешь у них на поводу, — сказала Зази.
Через ткань брюк она прихватила немного его плоти и изо всех сил ущипнула. Было настолько больно, что крупные слезы потекли по щекам Габриеля. Туристы, при всем своем обширном космополитическом опыте, впервые видели, как плачет гид. Они забеспокоились. Проанализировав его странное поведение, кто при помощи дедукции, а кто при помощи индукции, они единодушно пришли к выводу: нужны чаевые. Деньги были собраны и положены на колени бедняге, лицо которого вновь озарилось улыбкой, вызванной не столько чувством благодарности, ибо сумма была не слишком велика, сколько тем, что боль наконец стихла.
— Все это может показаться странным, — робко обратился он к туристам.
Одна весьма изысканного вида франкоговорящая особа как нельзя лучше выразила общее мнение:
— Так как же Сент-Шапель?
— Ах да! — вымолвил Габриель и сделал широкий жест.
— Сейчас он заговорит, — сказала полиглотка своим сородичам на их родном наречии.
Некоторые, вдохновившись, даже встали на сиденья, чтобы ничего не пропустить, ни мимики, ни слов. Габриель для уверенности прокашлялся, и тут опять вмешалась Зази.
— Ой! Больно, — членораздельно произнес Габриель.
— Бедненький! — воскликнула полиглотка.
— Вот дрянцо! — прошептал Габриель, потирая ляжку.
— Лично я линяю отсюда у первого же светофора, — выдохнула ему Зази прямо в ушную раковину. — Надеюсь, дядюшка, тебе понятно, что ты должен делать?
— А как же мы домой попадем? — простонал Габриель.
— Не хочу я домой!
— Но они от нас не отстанут...
— Значит, так. Если мы сейчас же не выйдем, — прошипела Зази с яростью, — я им скажу, что ты — гормосессуалист.
— Во-первых, это неправда, — спокойно сказал Габриель. — Ававтарых, они не поймут.
— А если это неправда, почему тогда растлитель малолеток так сказал?
— Извините (жест). Никто пока еще не доказал, что он растлитель.
— Не понимаю, чего тебе еще надо?
— Мне нужны факты.
И с просветленным лицом он сделал широкий жест, что произвело огромное впечатление на завороженных таинственностью этой беседы туристов, сложность которой заключалась не только в незнакомой им лексике, но и в весьма непривычном сочленении экзотических идей.
— К тому же, — добавил Габриель, — когда ты его привела, ты сказала, что он — полицейский.
— А теперь я говорю, что он — сексуальный маньяк. Хотя ты в этом все равно ничего не понимаешь.
— Нет уж извини (жест), я знаю, что это такое.
— Знаешь, что это такое?
— Прекрасно знаю, — ответил Габриель с обидой, — мне, да будет тебе известно, частенько приходилось отбиваться от таких вот типов. Что, это тебя удивляет?
Зази расхохоталась.
— Меня это совсем не удивляет, — вмешалась франкоговорящая особа, смутно понимавшая, что обсуждается нечто из области комплексов. — Ни капельки! Ну совсем ни капельки!
И она томно посмотрела на Габриеля. Габриель, покраснев, покрепче затянул узел галстука, но перед этим быстрым и незаметным движением проверил, застегнута ли ширинка.
— Слушай! — сказала Зази, которой уже изрядно надоело смеяться. — А ты примерный семьянин! Ну что, пошли?!
И она снова изо всех сил ущипнула его. Габриель подпрыгнул с возгласом: «Ой, больно!» Конечно, он мог влепить девчонке оплеуху, да еще такую, чтоб зубы посыпались, но как бы отнеслись к этому его поклонники? Нет, уж лучше навсегда он исчезнет из их поля зрения, а не останется в их памяти отвратительным, достойным всяческого порицания истязателем детей. Как только они попали в солидную пробку, Габриель в сопровождении Зази спокойно покинул автобус, несколько раз заговорщически подмигнув растерянным туристам, — таким хитроумным и нечестным способом он рассчитывал усыпить их бдительность. Что же до Федора Балановича, то ему было решительно все равно, что там делает Габриэлла. Он был озабочен лишь тем, чтобы препроводить свою паству в означенное место до того момента, как музейные работники отправятся кирять, ибо такая лакуна в программе была бы уже не восполнима, поскольку на следующий день туристы уезжали любоваться седыми камнями Гибралтара. Таков уж был их маршрут.
Хихикнув им вслед, Зази уже вошедшим в привычку жестом прихватила ноготками через ткань брюк небольшой кусочек Габриелевой плоти и произвела спиралеобразное движение снизу вверх.
— Черт подери! — заорал Габриель. — Ну не смешно это, неужели не понятно! Елки-палки!
— Дядюшка Габриель, — спокойно сказала Зази, — ты мне еще не сказал, гормосессуалист ты или нет, это — ва-первых. Ававтарых, откуда ты знаешь все эти чудные заграничные словечки, которые ты только что произнес? Атвичай!
— Хоть ты еще и маленькая, а уж знаешь, чего хочешь, — отметил Габриель слабеющим голосом.
— Атвичай же! — и она изо всех сил вмазала ему ногой по щиколотке.
Габриель запрыгал на одной ноге, изображая на своем лице страшные страдания:
— Ой-ей-ей-ей-ей, — простонал он.
— Атвичай! — повторила Зази. Слонявшаяся поблизости без всякого дела приличного вида дамочка подошла к девочке и сказала:
— Послушай, детка, ведь ему очень больно! Со взрослыми нельзя так грубо обращаться.
— А ну их в задницу, этих взрослых, — ответила Зази. — Я что ни спрошу — он — не отвечает.
— Ну и что, что не отвечает? Надо избегать насилия в отношениях с людьми, деточка! Это совершенно недопустимо!
— В задницу это ваше «недопустимо»! Какое ваше дело!
— Какое мое дело? У меня вообще никаких дел нет, я свободна. Я — вдова.
— Послушайте, оставьте девочку в покое, — сказал уже успевший опуститься на скамейку Габриель.
— А вы весьма оригинально подходите к проблеме воспитания, как я посмотрю, — сказала дамочка.
— Пусть идет в задницу со своим воспитанием, — встряла Зази.
— Нет, вы только послушайте, что она говорит? Какая грубиянка! — сказала дамочка с выражением сильного отвращения на лице.
