Впрочем, кроме этого, чисто физиологического фундамента есть еще такие вещи, как, например, восприятие красоты, что, кстати сказать, также является динамическим стереотипом (ведь совсем не случайно одному кажется красивым одно, а другому – другое). Есть и воспоминание о пережитом некогда удовольствии сексуального плана, которое переживалось не в вакууме, а в каких-то определенных обстоятельствах, черты и характеристики которых мозг, руководствуясь инстинктом самосохранения, хранит свято. Теперь появление неких подобных черт или характеристик прошлых ситуаций и возбуждает воспоминание о пережитом удовольствии.
Однако пока что речь о подкорке, о подсознании, о том, что не осознается. Но и сознание не теряет времени даром! В сознании роятся мысли, например, что «надо любить»: «Но как на свете без любви прожить?» Никак – дураку понятно! Говорят, значит, знают! А ведь столько было об этом сказано в сказках и песенках – уму непостижимо! Впрочем, этому товарищу – уму, – как оказывается, постижимо все… Да, мысли наши пускаются во все тяжкие. И «время торопит», и «надо как у людей», и «любящую жену (мужа) надо», и «семью – очаг, оплот, пристань», и «ребенка, ребенка надо!» Бог знает что!
Что ж, в точке пересечения этих линий и сталкиваются соответствующие три локомотива. Пунктом коллизии, как всегда, оказывается подкорка. Локомотивы эти таковы: во-первых, физиология с ее гормонами; во-вторых, собственно подкорковая жизнь; в-третьих, мои мысли, мои скакуны, со своими извечными: «пора, мой друг, пора!» и «сердце, тебе не хочется покоя!» И когда вся эта чудная компания входит в унисон, резонируя и сотрясая то, что хотелось бы, да не можется назвать здравым смыслом, формируется заветный мозговой пункт, или пока еще пунктик – «Х». Да, в этом пунктике «Х», где любовь еще только грезится, неизбежность возникновения рокового чувства приводит-таки к его возникновению. Любовь…
...
Первая страсть
По правде сказать, я не очень понимаю, что такое «первая любовь» (скорее это чувство следовало бы назвать первым заблуждением), но вот что такое «первая страсть», мне вполне понятно. Когда юноша или девушка первый раз в своей жизни испытывают вожделенную страсть по отношению к другому лицу – это феерия, которой нет конца. Они пронесут с собой это воспоминание через всю жизнь, и даже если к сорока годам позабудут имя своей страсти, ее облик, что-то неуловимое в форме лица, во взгляде, в улыбке – они будут помнить до гробовой доски.
Одна пациентка, обратившаяся ко мне по поводу своей, как она сказала, «влюбчивости», без конца меняла поклонников, троих из которых мне довелось видеть. Первые двое показались мне весьма заурядными типами, причем с моей оценкой она была согласна. Но что-то же возбуждало в ней безумное влечение? Когда я увидел третьего, зародилось во мне странное подозрение… Мне захотелось проверить свою догадку, и я попросил свою пациентку показать мне ее юношеский альбом. К большому ее удивлению, на одной из фотографий я без труда и весьма быстро нашел того, в кого она была страстно влюблена в свои 16 лет, хотя претендентов, как вы догадываетесь, было предостаточно.
Молодой человек на фотографии отличался тем же детским простодушием лица, относительно низким лбом и отстраненностью взгляда, которую я заметил у тех ее любовников, которых мне приходилось видеть. Вот такую забавную шутку сыграла с этой женщиной ее первая страсть, которая продолжалась, с одной стороны, не более месяца, но, с другой, напоминала о себе заново чуть ли не каждый месяц…
Динамический стереотип – раз! Половая доминанта – два!
Акт творения божества
Далее все происходит в точности по г-ну Вольтеру, с той лишь малосущественной разницей, что этот французский просвещенец говорил о боге, а мы здесь о возлюбленной/возлюбленном, которого/которую нельзя не полюбить. Вольтер, мир его праху, говаривал: «Если бы Бога (а у нас – возлюбленной/возлюбленного) не было, то Его следовало бы выдумать». Так, одним росчерком пера Вольтер подвел (или вывел на чистую воду – это как кому нравится) всех своих собратьев-гуманистов, а мы вынуждены сделать то же самое с влюбленным/влюбленной. Да простится нам, грешным!
Итак, в означенном нами пункте коллизии – «Х» – все готово, физиология, подсознание и сознание взяли низкий старт, а потому в засекреченный час «Y» происходит чудо: возникает возлюбленный. Возникает он мистическим образом, то ли вдруг выходит из-за угла (или заходит за угол) – это «любовь с первого взгляда»; то ли, напротив, хорошо знакомый, с яслей, может быть, человек заполучает нежданно-негаданно нимб (или терновый венец) возлюбленного/возлюбленной на свою бедную голову.
Надо ли говорить, что ни тот ни другой вариант страстного возжелания нельзя считать признаком душевного здоровья. Поскольку в первом случае человек влюбляется в кота, только не в того, что в сапогах, а в того, что в мешке; во втором… В кого он влюбляется во втором случае – вообще непонятно. И если в первом случае еще остается хоть какая-то, пусть и совсем гипотетическая, возможность, что этот «кот» и есть тот, кто подходит нам как ключ к замку (на практике, правда, такая вероятность, как правило, только вероятностью и остается), то во втором случае, в случае знакомого нам до дыр человека, ставшего вдруг центром вселенной, поверить в такую вероятность невозможно, даже если привлечь сюда обе эйнштейновские теории относительности – общую и специальную.
Впрочем, зачем ломать себе над этим голову? Разумного разрешения этой головоломки (в прямом и переносном смысле, конечно) нет и быть не может. Мы с вами присутствуем отнюдь не при акте «познания», а при акте «творения». Секрет здесь прост: сотворяющий был настолько готов к сотворению, что сделал все сам, в себе и для себя (как это часто бывает с «головной болью»). Объект любви изготовлен – Галатея ожила, равно как и деревянная кукла папы Карло.
Далее ситуация развивается по законам настоящего блокбастера!
...
Относительный инцест
Когда мы были маленькими, каждый из нас считал, что его мама и папа – самые красивые люди на земле. Кроме того, их лица ассоциировались у нас с целой гаммой положительных эмоций. Это совершенно естественно и приводит, как нетрудно догадаться, к формированию соответствующего динамического стереотипа. Рано или поздно разочарование, конечно, приходит – иногда незаметно, иногда вызывая тяжелые личностные переживания. Но в подсознании навсегда остается образ любимых родителей. И, не зная об этом, мы всякий раз сверяем полюбившегося нам человека с внешностью (или поведением) своей мамы или отца. Эту очевидную взаимосвязь подметили еще психоаналитики, связав ее с понятием «инцеста», хотя инцест в данном случае более чем относителен.
Интересно, что если сын в детстве подсознательно отождествлял себя с отцом, то впоследствии он будет искать не только внешность матери в своей избраннице, но и манеру ее поведения в отношении мужчин. Что же касается девочек, то, независимо от отношений с матерью, если она была близка с отцом, она непременно будет искать мужчину, похожего на своего отца, и не только внешне, но и внутренне.
Эта закономерность не так видна, если родители одной национальности. Но если мы обратимся к так называемым полукровкам, родители которых являются представителями разных этнических групп (например, монголоидной или негроидной расы), то непременно увидим, что эта взаимосвязь очень четкая. Они будут испытывать страстное влечение к людям, похожим на своих разнонациональных родителей (монголоидам, негроидам, «кавказцам» и т. п.), в особенности на того из них, с кем отношения были ближе.
Наш последний и решительный бой!
Заряда физиологии и подкорки, как правило, надолго не хватает. Если вы припомните, сколько длится гон у животных, то поймете, что человек побил в делах любви все рекорды, и удалось ему это именно благодаря сознанию, которое принадлежит к числу буйных и покоя не ведает. Снизу (т. е. из организма и подкорки) пришло возбуждение: «Эй вы там, наверху, пора! Делайте что-нибудь, очень хочется!» А наверху (в сознании то бишь), как мы помним, услужливые собрались товарищи, им, что называется, только свистни, вовек не отмахаешься, слетятся как ведьмы на шабаш.
И вот, получив сию эстафетную палочку на несчастье возбудившейся подкорки, сознание начинает свой скорбный и тяжелый труд: создавать и разрушать, рисовать и дорисовывать, воспевать и лелеять, концентрировать и рассеивать, интерпретировать и толковать, иными словами, любить своего/свою возлюбленного/возлюбленную. Разумеется, пристрастности нашему создателю и толкователю не занимать, тут, как нигде, все в полном порядке: сказано, чтобы объект страсти был лучшим, – будет лучшим! А как иначе? Ведь если сознание этого не сделает, если не заставит самого себя совершать столько затратных, бессмысленных и безрассудных поступков, если не отмаркетирует этот товар по всем мировым стандартам, то как, скажите на милость, можно будет продолжать и оправдывать эту затею, которую все называют любовью, но которую иначе как авантюрой назвать нельзя? Будет лучшим, однозначно!
