уйдет времени и материала на починку и восстановление.
Чем ближе Ида подходила к месту пожара, тем сильнее становилось чувство тревоги. Казалось, небо стало ниже, а вокруг не бескрайние поля, а плотные стены, пытающиеся выдавить ее. Она потянулась к вискам, головная боль становилась нестерпимой. И постоянное ощущение какого-то присутствия, будто кто-то наблюдает за ней.
— Тебе плохо? — обеспокоенно спросил Ишас, заметив ее медленные движения.
— Нет, просто надышалась дымом, наверное, воздуха не хватает.
— Прижми плотнее платок.
Ида продолжала идти и сохранять равновесие. Мир качался перед глазами, но чем дальше она отходила от скопления людей, тем легче ей становилось дышать. Ей это показалось странным, но мыслей своих она выдавать пока не стала. Слишком глупо все это звучит. Ишас посмеется над ней, отец снова скажет про совпадение. Ощущения тесноты и давящего неба пропало, легким эхом отдаваясь в мыслях.
Пока все пытались справиться с остатками тлеющих балок и не допустить продвижение огня дальше, чему несказанно мешал поднимающийся ветер. Нужно все закончить до того, как порывы перенесут искру на стоящие недалеко дома. Отец стоял у самого дальнего амбара, Ишас махнул в его сторону.
— Дойдешь сама? А то Йофас приставил меня нянькой нашему новому помощничку, — Ишас закатил глаза и скривил губы.
— Он тоже здесь?
— О да, Йофас решил, что меня одного недостаточно для помощи и оценки ущерба, — в голосе Ишаса Ида почувствовала обиду. — Вон, он там разгребает один из завалов, не заметила? Мы прошли только что мимо него.
Ида покачала головой. Ишас нахмурился, но вопросов задавать не стал.
— Ладно, я пошел к помощничку, — Ишас растянул губы в тонкую линию и кивнул.
Ида знала, что это означает, поэтому улыбнулась и тоже молча кивнула. Но в голове мелькнула неуловимая мысль, так стремительно, что Ида не сумела ее поймать и осмыслить. Лишь легкое эхо неприятного чувства осталось после упоминания Луйса.
* * *
Ты все еще пытаешься видеть во мне свет, Отец? Ты правда считаешь, что я пытался предупредить? Не думал, что после всех деяний моих ты не утратил надежды и веры в меня, в Сына своего проклятого и поверженного без права на возвращение. Какой свет может быть во мне, когда даже низвергнутый я не свободен? Я — раб твоего замысла. Ты играешь не только этими жалкими смертными. Ты развлекаешься, посылая им страдания, и упиваешься их благодарностью, когда спасаешь их от своих же казней. Они глупы, не отрицай, а ты честолюбив. За мои правдивые слова меня назвали лжецом и осквернителем. Но разве я не прав? Твои дети верны тебе и считают мои слова не просто ложью, а другой правдой, моей правдой. Называют эгоистичным. Какое слово они сохранили из старого языка. Эгоистичный. Якобы я не ставлю себя на Твое место. И я еще отступник, но разве смею я думать о том, чтобы занять Твое место. Разве смеет хоть кто-то это допустить. Куда нам до тебя. Нет, напрасно ты гневаешься, в моих словах нет ни капли сарказма — да, я тоже помню тот язык. Мои сомнения и нежелания подчиняться капризам — в этом мой грех? Ты ведь мог просто спросить меня, Ты ведь мог просто объяснить мне мою ошибку, но Ты предпочел наказание. Когда, через сколько эпох ты поймешь, что не наказанием нужно решать непослушание. Но даже наказать ты не в силах без лицемерия и тщеславия, ты каждый раз даруешь им шанс на спасение, чтобы из эпохи в эпоху они славили твое милосердие. Чего ты хочешь на самом деле?
Глава 6. Сомнение (Ранее 8. Адума)
Наутро Ида проснулась со странным ощущением, ее, казалось, куда-то тянуло, что-то она должна была сделать, но никак не могла вспомнить, что. Предчувствие. Она протерла сонно глаза, потянулась, чтобы согнать ночной морок. Ей опять снилось что-то мрачное, и в этот раз она снова не смогла вспомнить ничего. Ни единой детали. Только в области живота ворочалось неприятное чувство чего-то необратимого.
Ида встала и медленно поплелась в умывальню, холодная вода прояснит разум. Отца дома она не застала, вероятно, он снова ни свет ни заря ушел помогать предотвращать последствия пожара. Ида вызвалась посидеть с деревенскими малышами, пока взрослые будут восстанавливать сараи, перебирать уцелевшие зерна и хоть как-то пытаться придумать, что делать дальше. Ида наспех позавтракала оставленными отцом блинами со сметаной, запила все чашкой какого-то травяного отвара. Отец приволок от Месидас травы, чтобы Иде лучше и спокойнее спалось. Уж неизвестно, что на самом деле за травы смешала Месидас, недаром о ней поговаривали шепотом, рассказывая небылицы, якобы она потомок ведьм, сожженных в год пророчества. Ида усмехнулась сама своим же глупым мыслям.
Детей Ида собрала во дворе храма, благо погода стояла хорошая, хоть и чувствовался в воздухе дымчатый запах наступающих холодов. В их деревне, окруженной с одной стороны могучими снежными горами, холода наступали раньше. Кутаясь в шаль, Ида позвала детей и рассказала, в какую игру они будут играть. Дети встали вокруг нее, вытянув сложенные ладошки. Ида сняла с мизинца колечко, которое на ее десятилетие выковал Ишас — это было его первое самостоятельно выкованное изделие. Пусть железное, пусть кривоватое, а в обрамлении лепестков — вероятно, это должно было быть похоже на ромашку — была обычная стекляшка, но Ида не расставалась с этим кольцом долгое время. А сейчас она собиралась использовать его в игре с детьми. Она сошла с ума. Несколько мгновений Ида крутила кольцо между пальцами, не решаясь. Вдруг кто-то из малышей выронит? Или выбросит? Она не могла его потерять. Ни за что. Ида надела кольцо обратно на мизинец, нагнулась и подняла с земли обычный камешек. И так сойдет. Дети смотрели на нее с любопытством, хотя некоторые так и норовили убежать. Ида объяснила им правила, о Создатель, а еще хотела стать воспитателем, как же сложно им объяснять. Кто-то понял сразу, а кто-то продолжать смотреть на нее пустыми глазами, будто она говорит на чужом языке. Дети постарше стали помогать, объясняя тем, кто помладше. И когда все более или менее были готовы, Ида начала водить. Спрятав у себя между ладонями камешек, она подходила к каждому ребенку и опускала руки в его сомкнутые ладони. Обойдя всех, Ида отошла на десять шагов и произнесла заветные слова, после которых ребенок с камешком должен был добежать до нее, а остальным нужно было догадаться и поймать его раньше. Двор храма наполнился гомоном, дети прыгали, кричали, носились
