— Знаешь, Стефан, у него есть на это своя причина. Причина, в которую он меня посвятил.
— И что же это за причина?
Он благодарил бога, что в эту минуту она не глядит на него.
— После ленча он отвел меня в сторону, сказал, что хочет мне объяснить кое-что. И сказал, что Ирис… никак не оправится от потрясения после смерти сестры.
Она замолчала, Стефан выдавил из себя:
— Что ж, должен заметить, это соответствует истине — она выглядит далеко не лучшим образом. За ленчем я подумал, что она, наверное, больна.
— Да, мне сначала тоже так показалось — впрочем, потом она немного оправилась. Но я передаю лишь то, что сказал Джордж. Он объяснил, что Ирис с тех пор избегает посещать «Люксембург».
— Ну и что?
— И он полагает, что это ненормально. Будто бы он советовался со специалистом по нервным болезням — одним из современных светил, — и тот считает, что после нервного потрясения не следует избегать обстоятельств, при которых оно произошло, а, наоборот, нужно их снова пережить. По принципу: летчика после аварии снова посылают в полет.
— Этот специалист рекомендует устроить еще одно самоубийство?
— Он советует преодолеть связанные с этим рестораном ассоциации, — спокойно ответила Сандра. — Как бы то ни было, это всего-навсего ресторан. Он предлагает обычную вечеринку, по возможности с теми же самыми людьми.
— Очень приятное развлечение.
— Ты решительно возражаешь, Стефан?
Острая, как боль, тревога пронзила его. Он моментально ответил.
— Разумеется, не возражаю. Я лишь подумал, насколько безумна эта мысль. Меньше всего я беспокоюсь за себя… Я думаю главным образом о тебе. Но если ты не возражаешь…
Она перебила его:
— Возражаю. И решительно. Но Джордж так все обставил, что отказываться довольно затруднительно. Кроме того, в этом сезоне я часто бывала в «Люксембурге» — как и ты. Наше отсутствие будет заметным.
— Да, в такую странную ситуацию мы еще не попадали.
— Согласна. Стефан проговорил:
— Как ты выразилась, отказаться будет довольно затруднительно — если мы отклоним одно приглашение, последует новое. Но, Сандра, я не вижу причин, из-за которых ты должна подвергать себя мучениям. Я пойду, а ты в последнюю минуту откажешься — головная боль, простуда — мало ли что можно придумать.
Он увидел, как напряглись ее скулы.
— Это трусость. Нет, Стефан, если пойдешь ты, пойду и я. Кроме того, — она накрыла ладонью его руку, — как бы мало ни значил наш союз, все-таки все наши трудности мы должны делить пополам.
Он пристально посмотрел на нее, оглушенный глубоким сарказмом, высказанным столь непринужденно, словно речь шла о банальном, не имеющем значения пустяке.
Придя в себя, он сказал:
— Почему ты так говоришь? «Как бы мало ни значил наш союз»?
Она смерила его продолжительным взглядом:
— Разве это не так?
— Нет, тысячу раз нет. Наши отношения для меня все.
Она улыбнулась.
— Надеюсь, мы отличная пара, Стефан. Тянем в одну сторону.
— Я не это имею в виду. — Дыхание его сделалось прерывистым. Он схватил ее за руку, притянул к себе. — Сандра, неужели ты не понимаешь, что весь мир для меня — это ты?
Произошло невероятное, непредвиденное. Она очутилась в его объятиях, он прижимал ее к себе, целовал, бормотал бессвязные слова.
— Сандра… Сандра… дорогая. Я люблю тебя… Я так боялся тебя потерять.
Она спросила чужим голосом:
— Из-за Розмари?
— Да. — Он выпустил ее, отшатнулся назад, лицо сделалось испуганным до не правдоподобия.
— Ты знала про Розмари?
— Разумеется — все это время.
— И ты все раскусила?
Она покачала головой.
— Нет, не раскусила. Я думаю, никогда не раскушу. Ты любил ее?
— Ни капельки. Я любил только тебя.
Злоба охватила ее. Она ответила его же собственными словами:
— Сразу же, как только ты увидел меня? Не повторяй этой лжи — ведь это же ложь.
Неожиданное нападение не ошеломило его. Он задумался на мгновение.
— Да, это ложь — и, как это ни странно, нет. Я начинаю верить, что это правда. Сандра, постарайся понять… Ты та женщина, которая была мне нужна. Вот это, по крайней мере, правда. И теперь, оглядываясь в прошлое, я могу честно сказать: не будь это правдой, я бы никогда не отважился подойти к тебе.
Она сказала с обидой:
— Но ведь ты не любил меня!
— Нет, никого и никогда я не любил. Я был измученным, не способным любить существом, любующимся — да, именно так — утонченной неприступностью собственной натуры! И вдруг я влюбился, «там, в комнате», — влюбился глупо, неистово, как дурак. Это словно гроза посреди лета — могучая, не правдоподобная, мгновенная. — Он добавил с упреком:
— Вот тебе сказка, рассказанная глупцом, полная крика и ярости и совершенно бессмысленная! — Он помолчал, потом опять заговорил. — Именно здесь, в Файрхевене, я очнулся и понял истину.
— Истину?
— Что ты и твоя любовь — единственный смысл всей моей жизни.
Она прошептала:
— Если бы я только знала…
— О чем ты думала?
— Я думала, ты собираешься с ней уехать.
— С Розмари? — Он хмыкнул. — Это была бы настоящая пожизненная каторга!
— Она не хотела, чтобы ты с ней уехал?
— Хотела.
— Что же произошло?
Стефан глубоко вздохнул. Снова повеяло прошлым. Возникла неясная угроза. Он сказал:
— Ужин в «Люксембурге».
Оба замолчали, пораженные одним и тем же видением: посиневшее, застывшее лицо красавицы… Наступило молчание. Затем Сандра спросила:
— Что будем делать?
— То, что ты сама сейчас предложила. Будем действовать вместе. Сходим на это ужасное сборище, по какой бы причине оно ни собиралось.
— Ты не веришь тому, что сказал Джордж насчет Ирис?
— Нет, а ты?
— Возможно, это и правда. Но даже если это и так, причина совершенно в другом.
— А в чем, ты думаешь?
— Не знаю, Стефан, но я боюсь.
— Джорджа Бартона?
— Да, я думаю, он…знает.
— Что знает? — резко спросил Стефан.
Она слегка повернула голову, глаза их встретились Сандра прошептала:
— Не нужно бояться. Нам потребуется мужество — предельное мужество. Ты будешь великим человеком, Стефан, — человеком, решающим мировые проблемы… и ничто не помешает этому. Я твоя жена, и я люблю тебя.
— Что ты думаешь об этом вечере, Сандра?
— Думаю, это ловушка.
— И мы полезем в нее? — медленно проговорил он.
— Мы не можем раскрыть своих карт.
— Разумеется.
Вдруг Сандра отбросила голову назад и засмеялась.
— Горе тебе, Розмари. Ты все равно проиграешь, — сказала она.
Стефан сжал ее плечо.
— Успокойся, Сандра. Розмари умерла.
— Да? А мне иногда кажется, будто она жива.
3
Посреди парка Ирис сказала.
— Позволишь мне не возвращаться с тобой, Джордж? Хочется пройтись. Поднимусь на Монастырский холм и спущусь лесом. Весь день ужасно болит голова.
— Бедняжка. Ступай. Я не пойду с тобой, сегодня я жду одного человека, но точно не знаю, когда он появится.
— Хорошо. Встретимся за чаем.
Она решительно повернулась и направилась в сторону леса, опоясывавшего склоны холма.
Очутившись у подножия холма, она глубоко вздохнула. Был обычный для октября душный волглый день. Нудная сырость покрывала листья деревьев, серые тучи нависли над головой, грозясь близким дождем. На холме воздуха было не намного больше, чем в долине, но тем не менее Ирис показалось, что дышится здесь более свободно.
Она села на ствол упавшего дерева и начала разглядывать поросшую лесом лощину, в которой приютился Литтл Прайерз. Дальше, слева, сверкало белизной поместье Файрхевен.
Ирис угрюмо созерцала ландшафт, подперев щеку рукой.
Позади нее раздался легкий шорох, едва ли более громкий, чем шум падающей листвы. Она резко обернулась как раз в ту минуту, когда раздвинулись ветви и из-за них появился Антони Браун.
Она вскрикнула, притворно сердясь:
— Тони! Почему ты всегда появляешься как… как демон в пантомиме?
Антони бросился на землю возле нее. Он достал портсигар, предложил ей сигарету и, когда она покачала головой, взял себе и закурил. Затянувшись дымом, ответил:
— Потому что я тот, кого газеты называют Таинственным незнакомцем. Люблю возникать из ничего.
— Как ты узнал, где я?
— С помощью превосходного бинокля. Я знал, что ты завтракала с Фаррадеями, и когда ты ушла, следил за тобой с холма.
— Почему ты не приходишь к нам в дом, как всякий обычный человек?
— Я не обычный человек, — с вызовом сказал Антони. — Совсем не обычный.
— Я думаю, обычный.
Он метнул в нее взгляд, спросил:
— Что-нибудь случилось?
— Нет, ничего. По крайней мере…
Она замолчала.
— По крайней мере? — спросил Антони. Ирис вздохнула.
— Надоело все здесь. Ненавижу. Хочу в Лондон. — Ты скоро уезжаешь, да?
— На следующей неделе.
— Значит, у Фаррадеев был прощальный банкет?
