В повседневной жизни вы говорите: «Я желаю». В молитве вам следует сказать: «Я прошу». Здесь вы уже не солидный человек, обладающий авторитетом, но ребенок, который просит, который клянчит, который протягивает руку, здесь вы банкрот, согласный с унижением. Чтобы добиться жизненного успеха, нужно уметь, желать, мочь. Чтобы добиться успеха в молитве, вам нужно согласиться ничего не уметь и не знать, ничего не желать, ничего не мочь для того, чтобы Бог дал вам Свое знание, Свою волю, Свое могущество. «Это противно природе!» — сказали вы мне как-то. Да, я хорошо знаю, что для вас будет мучительно — и для вас больше, чем для коголибо другого, — оставаться бессильным перед Богом и что вы предпочли бы любую активность, приняли бы любое другое страдание. Но как раз в молитве произойдет то превращение вашей природы, то обращение, которое одно способно сообразовать вас с воздействием Божиим. Не думайте, однако, что я вас призываю к какой-то квиетистской[8] пассивности. Отказаться от борьбы, признавать свое банкротствово время молитвы — это очень содержательное действие, оно предполагает напряженную духовную активность: вы при этом верите в присутствие и действие Божие, вы безжалостно умерщвляете в себе то, что требует жизни и успеха; вы отдаете себя или, скорее, вы спокойно и жертвенно ожидаете, что Бог придет взять вас.
29. Зависимость
Сначала — выдержка из письма, которое я только что получил: «Мне сорок лет, и я никогда до сих пор не болел. Таким образом, болезнь оказалась для меня совершенно неизведанным опытом, и, уверяю вас, приятного в нем было мало. В первые дни во мне нарастало возмущение. Я переходил из рук в руки, как некий предмет, с которым обращаются, как кому угодно, и даже не удостаивают его серьезного ответа, когда он требует объяснений. А ведь в своей обычной жизни я не мог перенести даже того, чтобы моя секретарша переставила на моем столе пресспапье! Что за ужасное ощущение — быть не более, чем вещью!.. О да, разумеется, такой вещью, о которой заботятся, которую обследуют, чинят, проверяют, способна ли она еще хорошо функционировать, но все равно — вещью, т. е. чем-то пассивным. Я с завистью думал о самом последнем бродяге: он — самый настоящий князь, ибо он хозяин самому себе, в сравнении с этим буржуа в комфортабельной клинике, который теперь не больше, чем вещь в руках других». Я хочу поделиться с вами мыслями, пришедшими мне в голову, пока я читал эти строки. Они продолжат нашу последнюю беседу. Мой корреспондент прав: нет ничего более непереносимого для свободного человека, законно гордящегося своей автономией, чем стать зависимым. Это означает ни много ни мало, как утратить свое человеческое достоинство. Но, по правде говоря, независимость представляет собой явление морального порядка. В госпитале, в концлагере, под пытками люди остаются свободными. Их тело становится добычей других, но их душа ускользает от насилия. И лишь когда человек сдается, он делается вещью. Я признаю, однако, что и физическая зависимость есть ограничение независимости, вот почему она также представляется непереносимой. Но вот любящий человек испытывает неодолимую потребность пожертвовать свою независимость, которая ему столь дорога, тому, кого он любит, и как раз потому, что для него это самое высшее благо, и пожертвовать им — значит неопровержимо доказать, что он любит этого другого более, нежели самого себя. Вот почему он бывает счастлив объявить себя достоянием, вещью другого. В XVII столетии называли себя рабом любимого существа, ибо положение раба такое же, как вещи, которой кто-то другой располагает по собственному усмотрению, а не такое, как у личности, пользующейся полной автономией. Молиться — значит переносить эти чувства в наши отношения с Богом. Это значит — радоваться и гордиться тем, что мы желаем быть достоянием Божиим, Его вещью. Это покой в зависимости добровольной, желанной, отрадной: «Как посох в руке странника», — писал Пеги. И человек молитвы тем больше ценит эту зависимость, чем больше ему открывается, насколько она всеобъемлюща и от природы нам присуща. Он мог бы восстать против нее, но он не может сделать так, чтобы не быть обязанным Богу своим существованием, и не только раз и навсегда, но и в каждое мгновение. Молитва есть то время, когда человек, освобождаясь от иллюзии собственной автономии, которой он порою поддается, снова сознает свою глубокую зависимость. Он соглашается на нее, он предает себя в руки Отца, как вещь, которой он Ему предоставляет распоряжаться: «В руки Твои, Господи…»
Очень хорошо понял все это один старый священник, вся духовная жизнь которого вращалась вокруг идеи зависимости от Бога, и который однажды мне признался: «Мне достаточно бывает только подумать о слове “зависимость”, чтобы войти в молитвенное состояние».
30. На просвет
Написав вам, что основным расположением в молитве должно быть отдание себя Господу, я вдруг засомневался. Не натолкнул ли я вас на одну ошибку — столь всеобщую, что удивительно бывает встретить кого-либо, кому удалось ее избежать? Дело в том, что мы считаем себя хозяевами самих себя, независимыми, свободными. И полагаем, что наилучшим употреблением нашей свободы, самым прекрасным поступком будет именно отказ от нашей независимости, принятие зависимости от Бога, отдание себя Ему. Некоторые, похоже, недалеки даже от мысли, что Господь им должен быть еще весьма обязан за этот ценный дар. Верно, что нет ничего более великого для свободного существа, как сделаться зависимым от другого ради любви: как невеста в день своей свадьбы. Но не верно, что мы являемся хозяевами самих себя по отношению к Богу.
Взгляните на лист бумаги на просвет: вы различите там водяные знаки с именем фабриканта. Посмотрите на человека в божественном свете, и вы увидите начертанным на самой ткани его существа имя Господа. Бог есть автор человека, человек принадлежит Ему, как урожай крестьянину, как статуя скульптору, и даже не «как», а намного больше. Вещи принадлежат человеку, потому что являются плодами его труда, но они не ему обязаны всецело своим существованием: не он их сотворил; тогда как человек все, что имеет, имеет от Бога; тем самым, он принадлежит Ему принадлежностью гораздо более радикальной, глубокой, всеобщей, окончательной, исключительной. Все в человеке — от Бога: его разум и сердце, его тело и его душа, то, что он делает и то, чем владеет. Знает ли он это или нет, согласен ли он с этим или отрицает это, но реальность такова: он Божий, он принадлежит Богу. И эта зависимость возникает не из того, отдает ли он себя или нет. Что же тогда следует понимать под «отданием себя Богу»? — Безусловно, не то, что эти слова означают в человеческих отношениях. По отношению к Богу, отдание себя означает признание факта, неопровержимого, бесспорного, неизменного, что мы принадлежим Ему, что мы являемся Его достоянием. Это надо принять разумом, согласиться от всего сердца, признать со всею готовностью нашей воли. И таким путем совершается существенная перемена: отношение зависимости превращается в отношение любви. Проклятый так же, как и святой, принадлежит Богу. Но в то время, как эта зависимость составляет блаженство второго, ее приемлющего, она терзает первого, поскольку он с яростью отвергает ее. Для одного она есть единение в любви, а для другого — ад. Но для обоих она есть. Итак, когда вы молитесь, остерегайтесь наивного и претенциозного расположения души такого человека, который желает сделаться зависимым от Бога через похвальное дарование себя. Напротив, поспешите осознать, что вы принадлежите Богу, что вы Ему принадлежите до самой глубины вашего существа, — и вы испытываете от этого смиренную и тайную радость, ощущение полной защищенности. А затем согласитесь на эту принадлежность от всего сердца, от всей души и от всего вашего духа: вот это и значит — отдать себя Богу.
«Сия же есть жизнь вечная — Да знают тебя»
Как и во всякой любви, знание любимого играет первостепенную роль в наших отношениях с Богом, и особенно в молитве. Нужно знать, чтобы любить, знать лучше, чтобы любить лучше. Знание Бога вызывает любовь к Богу, и, наоборот, любовь, по слову св. Августина, «стремится ко святой отраде молитвы», где она обновляется и укрепляется во все лучшем познании Господа (1. Время, украденное у Бога). — Усердное размышление о совершенствах Божиих дает расцвести в нас основным настроениям молитвы: поклонению, хвале, благоговейному страху, благодарению, самоотдаче (2. Отвечать Богу). — Наша сверхприродная способность познавать — это вера. Она нередко дремлет, и потому необходимо пробуждать ее в нас, упражнять ее и развивать с помощью размышлений и молитвы. Тогда она становится жаждой познать Бога живого (3. Познавать, чтобы любить). — Чтобы дать Себя познать, Бог обращается к нам различными способами. Его нам открывают Его дела и среди прочих — брак, в котором отражается божественная любовь (4. Письмо Полю и Монике). — Размышление о великих законах, управляющих супружеской жизнью, позволяет лучше понять требования и сокровища молитвенной жизни, которая ведь тоже встреча, общение в любви (5. Одному жениху). — Но еще больше, чем в Своих делах, Бог открывается нам в Своих словах. Если мы недостаточно размышляем над Писанием, наша вера чахнет; но питаемая словом Божиим, она приносит обильные и сладостные плоды (6. Иссохший сад). — Не довольствуясь тем, чтобы обращаться к нам при посредстве Своих дел и Своих вестников — пророков, Бог нам послал Своего Сына. «Его слушайте»: таково повеление Отца. Нам нужно быть внимательными к Нему, внимать Ему всем нашим разумом, всем сердцем, всем нашим существом (7. «Его слушайте»). — И тогда мало-помалу познание неизмеримых богатств Христовых пробуждает в нас восхищение и любовь, раскрывает в нас источники молитвы (8. «Неисследимые богатства Христовы»). — Но главное откровение Христос дает нам с высоты креста. Тем самым, крест есть книга, над которой должны мы неустанно размышлять (9. Самая мудрая книга). — Следует, однако, научиться понимать ее язык: эта книга — не панегирик страданиям, но весть о всепобеждающей любви (10. Молиться перед распятием?).
