Оглядка на нашу супружескую жизнь послужила для меня первым посвящением в молитву. Много раз в дальнейшем, испытывая ощущение, что я топчусь на месте, я хотела бы, например, погрузиться в биографию св. Терезы, но всякий раз что-то меня останавливало. И я поняла тогда, что есть другая биография, с которой мне следует сверяться: именно та, которую мы каждый день пишем вдвоем». Итак, я показал вам, Поль и Моника, ваш собственный путь, следуя которому, вы должны будете расшифровать притчу вашего супружества, сделать в ней ваши собственные открытия. Но не забывайте, по примеру апостолов, просить Христа разъяснить вам ее смысл, чтобы не уподобиться тем, о которых Учитель говорит: «Они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют. Ибо огрубело сердце людей сих, и не обратятся, чтобы Я исцелил их» (Мф 13,13.15).
35. Одному жениху
Мой дорогой Франсуа, в моем последнем письме я предлагал вам воспользоваться тем счастливым временем, каким является период помолвки, чтобы раскрыть богатства и требования любви, и таким образом заложить прочные основания для вашего брака. Но также и ваше единение со Христом должно весьма обогатиться от этого чудесного опыта помолвки. Да, я хорошо знаю, нередко говорят, что у влюбленных разум и сердце заняты, замкнуты на себя. Но это правда, лишь когда речь идет о любви эгоистической, собственнической, плотской. Не так у истинных христиан. Их любовь, напротив, раскрывает их навстречу другим, миру, Богу. Я очень часто это замечал. Пусть же ваша помолвка станет дорогой к Богу! Пусть она не только побудит вас воздавать Ему благодарение за ваше счастье и просить Его о помощи, но, прежде всего, пусть она поможет вам продвинуться дальше по пути близости со Христом! Жизнь со Христом (и особенно молитвенная жизнь) есть также диалог любви, духовная встреча, общение душ. Правда, в отношениях влюбленных большую роль играют чувства и переживания, любовь же души ко Христу, отнюдь не исключая чувств и эмоций, коренится прежде всего в вере. Но это никак не умаляет того факта, что одни и те же основные законы обнаруживаются на всех уровнях любви. Чтобы проиллюстрировать свою мысль, я приведу конкретный пример из недавно полученного мною письма: «В далекие времена моей помолвки у меня сложилось обыкновение начинать молитву с принесения Богу моей радости. Вот, как я к этому пришел. С тех пор, как я встретил Бернадетту, стоило мне только перестать ощущать, что она счастлива, как я чувствовал себя глубоко подавленным. Не менее несчастным ощущал я себя и тогда, когда в своих письмах она не говорила, что разлука ей тяжела. Зато, когда мы были вместе, если я замечал, что радость блестит в ее взоре, меня охватывало неимоверное счастье. И точно так же, когда она мне писала, что страдает от разлуки со мной. Эти мои реакции стали меня беспокоить. Почему, действительно, я так хотел, чтобы она была счастлива возле меня и страдала в разлуке со мною? Не было ли то чувством примитивным, эгоцентрическим, обнаруживающим более мою любовь к самому себе, чем бескорыстную любовь к ней? Помню, что я долго мучился над этим вопросом, до того дня, когда внезапно вспыхнул свет: когда кого-нибудь любят, то хотят ему счастья; когда представляют себя соединенным с любимым существом, то не могут не задаться вопросом, способны ли мы сделать его счастливым, быть его счастьем? Та любовь не истинна, которая не задает себе с тревогой этого вопроса. В тот день, когда я это понял, я освободился от всякого беспокойства и угрызений совести, и я гордился так, словно я был первым, кто сделал подобное открытие. Когда назавтра во время нашей встречи Бернадетта спросила меня, что бы она могла сделать, чтобы я стал счастливым, я, не задумываясь, отвечал: “Ни что иное, как только самой быть счастливой, счастливой моим присутствием, моей любовью, счастливой мною. Радость, которую я часто читаю на твоем лице, ловлю в твоем взгляде, угадываю в твоем сердце, — вот твой самый дивный дар, о котором я только мог бы мечтать”». «Вечером того же дня, — продолжает мой корреспондент, — молясь перед сном, я внезапно подумал: “Если Бернадетта не может сделать ничего лучшего для меня, для моего счастья, как только являть мне свою радость от моей любви, то, несомненно, я не могу сделать ничего лучшего для Бога, как представить Ему мою радость, радость от Его присутствия, от Его любви, от Его счастья”. Я заметил тогда, что эта моя радость была почти что безжизненной, и ощутил от этого великий стыд. И я дал себе обещание обращаться к Богу более усердно, чтобы эта радость возрастала во мне и чтобы моя самоотдача стала Ему более приятна. Прошло много лет, я почти никогда не опускал каждодневной молитвенной практики, и всякий раз я начинал ее с принесения Богу моей радости. Таким образом, я приобрел хорошую привычку — каждый день спрашивать себя, действительно ли Бог является моей радостью? И если я замечаю, что моя радость затухает, я знаю, какой мне следует сделать из этого вывод: стать более внимательным к любви моего Бога». Это всего лишь пример, мой дорогой Франсуа. Но, по меньшей мере, из него хорошо видно, как человеческая любовь в одном из своих аспектов может стать вступлением к любви божественной. Однако, нужно еще научиться жить этой человеческой любовью, познать ее богатства и ее требования, и различить в ней предвестие жизни в мире Благодати.
36. Иссохший сад
«Моя молитва суха, моя жизнь, похоже, не приносит больше таких плодов, как в начале моего священнического служения. Но причина этого от меня ускользает». Ваше письмо нашло меня в доме одного сельского священника, где я проводил короткий отпуск. Я читал и перечитывал его у себя комнате при закрытых шторах, ибо солнце на дворе палило немилосердно. Цветочный горшок на моем окне имел весьма печальный вид: все иссохло. Мой друг кюре жаловался, что у него не будет овощей. Нужен был хороший дождь. Но дни шли за днями, а небо оставалось безжалостно синим. Не этого ли недостает и вашей душе: дождя, того дождя, каким является слово Божие? Сравнение принадлежит не мне, но пророку Исаии: «Как дождь и снег нисходит с неба, и туда не возвращается, но напояет землю и делает ее способною рождать и произращать, чтобы она давала семя тому, кто сеет, и хлеб тому, кто ест: так и слово Мое, которое исходит из уст Моих, — оно не возвращается ко Мне тщетным, но исполняет то, что Мне угодно, и совершает то, для чего Я послал его» (Ис 55,10–11). Если крестьянин ничего не может сделать, чтобы пошел дождь, вам достаточно только пожелать, чтобы слово Божие оплодотворило вашу жизнь. Слово Божие не избегает нас, это мы его избегаем. То, что вы уже несколько месяцев забросили размышления над Писанием, заставляет меня задаваться вопросом, и задать его вам: достаточно ли вы почитаете слово Божие? Вы говорите, что вам больше не удается размышлять. Если вы придадите слову «размышлять» его основной смысл: «размышлять о чемто…», размышлять над словом Божиим, углубляться в его смысл, вы тогда не сможете утверждать, что вы неспособны к размышлению. Нужно еще, разумеется, в этом упражняться настойчиво и с постоянством тем большим, что ваша активная и перегруженная жизнь весьма мало этому благоприятствует. Правда, вы уверяете меня, что вы стараетесь соблюдать тишину, стараетесь установить «пустоту» внутри себя. И я хорошо понимаю, что вы это делаете с целью предоставить в себе место Богу. Но нет ли в том ошибки? Тишина не имеет цены сама по себе; дело не в том, чтобы умолкнуть самому или заставить умолкнуть всякий внутренний шум, но в том, чтобы слушать слово Божие, «Слово Жизни» (Флп 2,16), «Слово Спасения» (Деян 13,26), чтобы «принять его» (Мк 4,20), чтобы его «хранить» (Лк 8,15; Ин 8,51; 14,23; 15,20). Именно Слово, проникая в душу, погашает в ней шум, устанавливает тишину. Речь не о том, прежде всего, чтобы начинать с установления в себе пустоты. О. Пле справедливо пишет: «Многие впадают в ту ошибку, что для них стать в присутствие Божие состоит в том лишь, чтобы установить в себе пустоту, освободить свою душу от всяких земных забот. При этом с горячностью изгоняют всякую постороннюю мысль, примерно так, как полицейские с поспешностью освобождают помещение, через которое должна будет проследовать важная персона; затем, с пустыми головой и сердцем (если допустить, что им удалось этого достичь), начинают ожидать “чувства” присутствия Бога. И ничего не происходит, разве что они впадают в какую-нибудь иллюзию». Я знаю хорошо, что духовные авторы рекомендуют молитву тишины и пустоты, отречения от себя, в течение которой нужно прекратить говорить, думать, действовать. Св. Иоанн от Креста дает весьма живое описание такой
молитвы: «Простое внимание, устремленное на свой объект — так, как если бы кто раскрыл глаза, чтобы смотреть с любовью». Но такая пассивная, созерцательная молитва есть дар Божий. Ее никоим образом нельзя достичь в результате собственных усилий и ухищрений, и когда она нам не дарована, лучше действовать, чем вздыхать и ожидать, сложа руки, ее прихода или возвращения. Ветер не дует? Что ж, беритесь за весла, если вы хотите плыть дальше. Бог не говорит из глубины вашего сердца? — Слушайте Его слова в Писании. Ищите Его слово, жуйте, пережевывайте его; одним словом, размышляйте. Молитва, вы это увидите, есть слово Божие не в его движение от Бога к человеку, но в его устремлении возврата от человека к Богу. Она есть это слово Божие, которое возвращается к Богу, «совершив то, для чего Он послал его», по слову Исаии. Напитанное словом Божиим, все в вас, словно в саду после дождя, вновь пустится зеленеть и возрастать. Жизнь, жизнь Божия, жизнь божественная, вновь забьет ключом. Вера станет в вашей душе живым, жадным, восхищенным сознанием Тайны Божией и Его любви, сознанием всегда юным, ибо всякий день обновляемым. И поскольку любовь вызывает любовь, любовь пробьется в свою очередь, столь горячая, сколь будет живой ваша вера. И надежда знать и любить Бога все больше, видеть Царство его установившимся на земле, станет движущей и вдохновляющей силой и вашей молитвы, и всей вашей деятельности.
