Разобрав проблемы энергетические, ровно через месяц Цандер формулирует для себя новую задачу. «Произведем расчет запаса кислорода на борту космического корабля, необходимого для обеспечения жизнедеятельности одного человека в течение определенного времени. Вентиляция в кабине космического корабля может быть осуществлена за счет постоянного прохождения выдыхаемого воздуха через адсорбирующую жидкость, например КОН, поглощающую углекислый газ. При этом в этот очищенный воздух добавляется необходимое количество кислорода из кислородного баллона. Чтобы постоянно знать содержание кислорода в кабине космического корабля, необходимо определить его автоматическим указателем. Если в настоящее время такого указателя нет, то его необходимо создать».
Каково?!! Удивительный пример инженерного предвидения. Ведь в современных космических кораблях и на орбитальных станциях в принципе все так и делают: основную работу по созданию искусственной атмосферы выполняет система регенерации, поглощающая углекислый газ и выделяющая кислород. Цандер почти угадал и адсорбент, назвав соединение калия. У него едкий калий просто поглощал углекислый газ, образуя углекислый калий и выделяя воду. В современных космических кораблях употребляют другое соединение, но тоже калия — надперекись. Она не только поглощает углекислый газ, но, кроме воды, выделяет кислород. Остаток углекислоты забирают поглотители на основе лития. Добавки атмосферы из баллонов, о которых пишет Фридрих Артурович, тоже реальность сегодняшних космических полетов — ведь часть воздуха неизбежно теряется при различных шлюзованиях и выходах в открытый космос. Наконец, автоматические анализаторы атмосферы, на необходимость создания которых указывает Цандер, также существуют и следят за газовым составом внутри корабля или станции, не обременяя этими дополнительными заботами космонавтов.
Вот вам и юношеские забавы!
Проведя необходимые расчеты, как теперь бы мы сказали, по системе жизнеобеспечения, Цандер переходит к проблемам баллистическим: «Теперь ответим на следующие два вопроса: какие условия необходимы для передвижения космического аппарата с одного расстояния от Земли на другое 1) с наименьшей затратой работы? 2) в кратчайшее время?»
Интересно, что Цандеру, как вы знаете, уже давно была известна работа Циолковского, определяющая условия полета ракеты. Но он хотел подойти к той же проблеме с другой стороны. Как пишет один из исследователей его творчества, Б. Л. Белов, «преднамеренная самостоятельность исследовательского подхода Цандера удержала его даже от анализа основной формулы Циолковского, в явном виде указывавшей на основные пути достижения максимальной скорости ракетного аппарата»… Цандер как бы заново синтезирует выводы Циолковского, употребляя для синтеза другие вещества. Он связывает в своих вычислениях такие величины, которые, разумеется, подразумевались Циолковским, но которых в явном виде он в свою формулу не включил. И Цандер делает это вовсе не потому, что не доверяет Циолковскому или сомневается в его выводах. Вовсе нет. Не сомневается. Еще в реальном училище все проверил не раз и убедился, что Циолковский абсолютно точен. Но не в характере Фриделя было переписывать чужую формулу и просто считать, тупо вставляя в нее свои цифры. Неинтересно. Скучно. Бездумно, а значит, для настоящего инженера даже несколько унизительно. Да, разумеется, формулы для того и выводятся, чтобы ими пользовались другие, но если он может позволить себе не делать этого, если сам поиск новых путей — удовольствие, то почему в этом удовольствии надо себе отказывать?
Вряд ли стоит перечислять все идеи, заложенные студентом Фридрихом Цандером в его космической тетради. К ним еще придется вернуться. Тетрадь эта, которая заполнялась четыре года (последняя запись, датированная 18 сентября 1912 года), открывается фразой программной, которую можно было бы ко всей этой тетради поставить эпиграфом: «Я хочу попытаться доказать, что, даже используя известные в настоящее время топлива, космический аппарат сможет улететь далеко за пределы Земли».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Цель сформулирована ясно. Он определил главную задачу. Интересно, чувствовал ли он тогда, что решать ее он будет всю жизнь?
Путей решения этой задачи было много. И каждый из пионеров космонавтики выбирал свой путь. Выбор этот определялся не только техническим озарением, материальными возможностями, окружением единомышленников, но и временем, в котором живет человек. Пожалуй, Циолковский — первый из первых пионеров — был самым независимым от времени. Калуга не влияла на умственные построения Константина Эдуардовича, а если и влияла, то отрицательно — полным равнодушием своим к тому, что всецело поглощало его мозг. В лучшем случае были сочувствующие ему, как сочувствуют городским сумасшедшим, хотя «космические» традиции у Калуги были: в 1804 году здесь выходил журнал «Урания».
Рига оказала на Цандера влияние, бесспорно, благотворное. Прежде всего потому, что именно в студенческие годы Фридриха Артуровича этот город становится одним из нарождающихся центров юной российской авиации.
Впрочем, тогда слово «авиации» было не в ходу. Тогда существовало ныне почти забытое, архаичное, словно прадедушкиным нафталином пропахшее слово «воздухоплавание». Произнесите его и вслушайтесь: какое замечательное, благородное, наполненное какой-то высокой значительностью слово: «воздухоплавание»! «Воздухоплаватель»! Ведь «воздухоплаватель» гораздо ближе к «небожителю», чем «летчик». «Летчик» — какой-то стремительный росчерк в небе.
![]()
Это слово должно было родиться в эпоху уже реактивных самолетов[20]. А тогда и самолетов не было. Тогда были аэропланы. Вслушайтесь снова: «аэроплан» сродни «альбатросу». Это именно что-то летящее, торжественно движущееся в небе. «Аэроплан» ближе к живой птице, «самолет» — к механизму. «Самолет», «ледокол», «мясорубка» — слова без души, просто определяют функцию чего-то железного…
Впрочем, не будем отвлекаться, тем более что все это так ненаучно и субъективно… Не будем отвлекаться, не будем вспоминать, как в декабре 1903 года два упрямых брата — Уилбер и Орвилл Райт — приспособили бензиновый мотор к какому-то хлипкому сооружению, похожему на этажерку, и пролетели по воздуху 59 секунд — первое робкое движение весла в необозримом просторе пятого океана. Не будем вспоминать, как вслед за ними начали летать другие, тоже очень упрямые и отважные. Не будем вспоминать неутомимого француза Луи Блерио, который, начав в 1907 году строить аэропланы, за три года построил 15 типов, и имя его гремело над миром не меньше, чем тридцать лет спустя гремело имя Михаила Громова. Не будем вспоминать, отвлекаться и увлекаться этой прекрасной юношеской страницей истории воздухоплавания, не будем увлекаться, потому что это действительно очень увлекательно и можно было бы написать замечательную книжку об этом замечательном времени, а мы должны возвратиться к Цандеру…
Итак, Рига становилась одним из центров воздухоплавания, а лидирующее место в нем занимал Рижский политехнический институт, а в институте — Цандер.
С давних времен, с вечерних рассказов отца о неугомонном Лилиентале, которые Фридель воспринимал как какую-то волшебную полусказку-полубыль, томило и звало его к себе воздухоплавание. Прослышав о показательных полетах Уилбера Райта в Европе, о первых успехах Блерио, он понял, что надо действовать. Найти единомышленников труда не составляло: весь политехникум бредил воздухоплаванием и не было, наверное, студента, в мечтах своих не совершавшего какой-нибудь фантастический, невероятный полет, скажем, из Риги в Петербург!! Позднее в автобиографии Цандер напишет: «К этому времени (лето 1908 года. — Я. Г.) мы, студенты, сорганизовали 1-е Рижское студенческое общество воздухоплавания и техники полета».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Подобные общества и кружки организовывались тогда во многих технических высших учебных заведениях России. Наиболее знамениты были воздухоплавательный кружок Киевского политехнического института, организованный чуть раньше — в 1906 году, кружок при Петербургском институте инженеров путей сообщения — детище замечательного энтузиаста Н. А. Рынина, великого пропагандиста всего, что летает, — от воздушного шара до космической ракеты, и, конечно, «гнездо Жуковского» в Императорском техническом училище, где в 1902 году уже работала одна из первых в мире аэродинамических труб.
