этими событиями приходилось безуспешно бороться со сном. В этой борьбе я постоянно проигрывал, частенько просыпаясь от того, что в салон лез очередной бедолага с чемоданами.
В недрах синтепоновой куртки захрипела рация и я быстро вышел из фойе метро — рация, хоть и с выкрученным на минимум динамиком, все равно орала будь здоров. Говорят, что у «наружки» специальные рации, с микрофоном, выводимым на запястье и наушником, вставляемым в ухо, а не это убоище, выданное нам, что чуть меньше чем древние «Виолы» пепеэсников, размером и весом с хороший кирпич.
— Седьмой, седьмой, пятому ответь.
Я огляделся по сторонам, вроде бы, никого нет поблизости.
— Седьмой, на связи.
— Имей в виду, во дворе, напротив арки, в беседке, сидят двое, уже полчаса курят.
— Понял, пятый.
Ну да, пол часа курить на таком морозе, елозя задницами по промороженным доскам веранды — удовольствие ниже среднего. Я отошел в сторону, чтобы держать под контролем все подходы к арке.
Вон они — со стороны стоянки такси через середину площади к арке медленно шли двое — мужчина в коричневой дубленке с пакетом, судя по всему, с бутылками. Под руку с ним шла девушка, в голубых узких джинсах и короткой шубке из собаки. Судя по взглядам, которыми обменивалась парочка, между ними скоро должно было произойти короткое замыкание. Парочка поравнялась со мной, девушка мазнула по мне безразличным взглядом, и я понял, что это Инна. Волосы, что выбивались из-под вязанной шапки были не ее, но глаза, сто процентов, принадлежали моей беглой подружке.
Рация гаркнула:
— Пошли, берем их!
И я, не зная, что делать дальше, побежал в сторону арки. Из темноты арки Инна выскочила в тот момент, когда я, схватившись облицовочный камень на ее обрамлении, чтобы не грохнуться на повороте, вбегал под ее своды. В узком проходе висел густой мат, несколько тел сплелись в плотный клубок, мужчина в дубленки, в какой-то момент лишившийся своей норковой формовки, стоял прижавшись к стене, судорожно прижимая к живот пакет, из которого торчала два бутылочных горлышка. Между мной и Инной была два метра — мы обменялись взглядами, после чего девушка побежала в сторону вокзала, а я кинулся в свалку.
Когда два придурка были зафиксированы и уложены мордами вниз, начались разборки.
— А где баба?
— Какая баба?
— Молодой, ты на площади стоял, должен был ее перекрыть…
— Я не видел никакой бабы…
— Он мимо нее пробежал — тут же сдал меня потерпевший, смирно простоявший у стеночки, пока мы пеленали его обидчиков: — Он сюда, а она отсюда. А еще она у меня денег взяла, пятьдесят рублей, сказала, что у соседки шампанское возьмет.
— Я никакую бабу не видел. Я увидел, что вас эти двое метелят и к вам бросился — упрямо повторил я.
— Блин, молодой, ну ты лопух. Ладно, потащили всех в отдел. — на этом разборки закончились.
Через два часа, на радостях, что разбойников мы взяли, и даже, они не успели никого из наши порезать своими самодельными «выкидухами», меня отправили домой. А на ступеньках моего подъезда, куда я вошел, мечтая от ста граммах водки и тарелке обжигающих пельменей, меня ждала Инна, что интересно, уже переодетая в длинную юбку и темно –серую куртку с капюшоном.
— Что ты здесь делаешь?
— Тебя жду. Не прогонишь?
— Ты вообще, что ли сбрендила? У меня мама дома. Куда я тебя дену?
— Я то взрослый мужик. Достаточно взрослый, чтобы домой всяких шалав не водить.
— Ты что — ревнуешь?
— Я не ревную, только полчаса назад я слушал, как твои друзья Костя и Толик, тебя на пару шпилили.
— Они все врут, я ни с кем из них не спала. Я только тебя люблю.
— Это ты мне анекдот рассказываешь? Типа — с ними разве уснешь?
— Прекрати, я тебе сказала, что я только тебя люблю! — Инна встала, задрала подол, отряхивая свою длинную юбку и обнажив стройные ноги до середины бедер. После чего шагнула ко мне и обвив шею руками, впилась мне в губы своим горячим ртом.
В принципе, мне было все равно, с кем там Инна трахалось, а рассказ Кости о том, как они драли ее в «два смычка» меня даже возбудил. Тем временем, язычок девки раздвинул мои сжатые губы, а ее нога обвила мои ноги…Я сам не заметил, как ухватив Инну за попку, прижал ее к себе и стал тереться об ее живот набухшим членом…
— Ладно. — после неудачной попытки оприходовать девушку здесь же, в подъезде, поставив ее «раком», я сдался. Инна явно была намеренна «дать» мне только в станах моей квартиры, я же не хотел провести одинокое свидание сам с собой в ванной комнате: — Ладно, ночуешь у меня, но пока мать из дома на работу утром не уйдет, ты из комнаты не выходишь. Согласна?
Девушка молча кивнула и потащила меня за руку по лестнице вверх, к дверям моей квартиры.
Утром я проснулся с ощущением легкости во всем организме, провел рукой по кровати, в поисках соседки…и никого не нашел рядом с собой. В это время на кухне перестал шуметь чайник и тут же до меня донеслись отдельные слова разговора — на кухне было несколько человек. Я подобрал с пола мятые трусы и на цыпочках подошел к прикрытой двери, очень медленно подтолкнув ее. Не смазанные петли предательски скрипнули и в мою сторону повернулись два улыбающихся лица — мама и Инна, что сидела на стуле, поджав под себя ноги и накинув мою форменную рубашку, пили чай за столом кухни.
— Привет сынок! — довольный мамин голос тек как патока: — Почему ты мне не сказал, что вы с Яночкой собираетесь поженится?
Кузнецов Александр Евгеньевич, подследственный.
Отдохнув день почти «на сухую», после двух суток, проведенных в ментовских застенках, Сашок Кузнецов затосковал. Жена пилила, чтобы Саша, несмотря на расшатанную нервную систему не терял время и шел устраиваться на работу. Следователь — сухая как вобла женщина с капитанскими погонами, сказала, что если Сашок не принесет положительную характеристику с места работы, то суд, несмотря на первую судимость, однозначно даст Сашку реальные года три лишения свободы. Вспомнив время, проведенное в камере Дорожного РОВД мужчина вздрогнул — воспоминания, как вонючие бомжи, похожих на тех, что он периодически пинал возле винно-водочного магазина, чуть его не «опустили» его среди
