В конце концов моржиха устала. Погрузилась в воду, вынырнула на расстоянии от льдины и остановилась неподвижно, слегка похлопывая хвостом по пенистой волне. Делайте, мол, как знаете!
Совладав со страхом, голодные, исхудалые моржата кое-как взобрались на льдину, потыкались носами в стеклянные поплавки, попробовали их стукнуть едва пробивающимися клычками, но ничего съедобного не нашли и грустно глядели на отца. А тот лез из кожи вон: подхватив носом поплавок, балансировал, раскачивался из стороны в сторону, шлепал ластами по льду, вытягивал голову вверх. Но моржата не понимали, зачем нужны эти странные движения, если все равно в когтях после этого рыбы не появляется.
- Э-э, брат, мало радости, когда кишки марш играют, - я отнял у разыгравшегося старика поплавки и хлопнул его ладонью по боку: - Я твою семейку, приятель, не прокормлю, даже если ты станешь выделывать трюки мирового класса... Ну, пошевеливайся, сам поищи-ка ребятишкам чего-нибудь подзакусить!
Морж лениво плюхнулся в воду, понырял возле льдины, понырял и опять поднялся на поверхность. На этот раз на носу он держал старую, опутанную водорослями плавучую мину.
- Тревога! Полундра! Чюпкус! Спасайся! - орал я не своим голосом. - Он нас этим мячиком в пыль превратит! - На всякий случай я быстренько приготовил бочку к отплытию, а покамест сгреб всю оставшуюся рыбешку и стал кидать как можно подальше от льдины.
Морж, оставив мину, устремился за рыбой, подхватил ее на лету и скормил детенышам. Но вот рыба кончилась. Морж поклонился несколько раз невидимой публике, снова подхватил на нос начиненный динамитом шар и медленно стал подплывать к нам поближе.
Мы с Чюпкусом столкнули бочку на воду. Я лихорадочно греб обломком доски, чтобы подальше уйти от этого страшного места. Но морж оказался проворнее, догнал нас и, думая, что бочка тоже входит в программу номера, поднырнул под нее и подбросил нас над водой. Конечно, приводняясь, мы изрядно намокли. Однако бочка показалась моржу слишком тяжелой, и он снова занялся железной памяткой минувшей войны.
- Ты только погляди, Чюпкус, что могут сделать с замечательным животным злые люди. Теперь он ни в море не умеет жить, как подобает морскому зверю, ни в цирк вернуться... Чистая беда...
Но самая большая беда была еще впереди. Морж между тем подплыл к самой льдине, высоко подкинул мину и приготовился поймать ее на нос, как в прошлые разы, но осклизлая от водорослей мина не удержалась на мокром носу и краешком одного из рожков царапнула лед... Я зажмурился, ладонями закрыл глаза, большими пальцами заткнул уши... От страшного взрыва поднялась огромная волна и унесла нас далеко в сторону. Долго еще над водой плавали клубы черного дыма, гремело эхо взрыва и волновалось море. Долго на месте катастрофы метались маленькие моржата, разыскивая своего отца. Но там, кроме обломков льдины, ничего не осталось...
- Видишь, Чюпкус, на что способны злые люди... Вот видишь, чем кончаются эти военные игры, - я до того был расстроен, что даже не заметил, как неподалеку, совсем рядом с нами, всплыла подводная лодка. Она направила на нас пушку и стала подавать какие-то сигналы. Ничего не понимая, я стянул через голову рубаху и принялся размахивать ею, как белым флагом. Все-таки одному не справиться с судном!
Лодка подошла вплотную. Из воды вынырнула похожая на черпак железная рука, подняла бочку, стряхнула с нее воду и разжалась, швырнув бочку в открывшийся трюм. Вместе с нами, понятно.
Шмяк!
Чудо что за страна: воды - залейся, дров - завались, а хлеба - хоть с голоду помирай.
В ПЛЕНУ
В нашей тюрьме было темно и душно, как в волчьей пасти. За стенами беспрестанно гудели моторы каких-то машин, щелкали переключатели, цокали кованые сапоги охранников.
Может, через день, а может, и через два в трюм набилось полным-полно людей. Видеть я их не видел, только слышал приглушенные голоса, грохот передвигаемых стульев, бряцание оружия и пронзительный писк аппаратов. Из бочки я не вылез, потому что пока сидел в ней, никто не имел права считать меня своим пленником. Так полагалось по всемирным правилам мореходства. Тем более, что я привязал к удочке носовой платок и вывесил его взамен флага своей страны.
И вдруг шум утих. Неожиданно в щель ворвались два мощных, как солнце, луча прожектора, осветили меня и заставили зажмуриться. А Чюпкус, тот даже заскулил от боли.
- Вы взяты в плен военно-морскими силами государства Нейлонии, послышался дребезжащий голос, похожий на старый граммофон.
- Кто-кто меня в плен взял?
- Военно-морские силы.
- Но ведь я ни с кем не воюю.
- Мы воюем.
- А, теперь понял: вам не хватает генералов.
- Всего у нас хватает.
- Как бы не так! Видно, не все у вас дома, раз в открытом море не сельдь, а людей ловите.
- Пленным строго запрещается произносить подобные речи.
Хотя граммофонный голос ничего плохого мне не делал, я все же разозлился и притопнул ногой:
- Я свободный гражданин и ненавижу принуждение. И дома и в гостях. Поэтому предупреждаю: не играйте с огнем! - Я взвел оба курка и приготовился к обороне. - Кроме того, я сижу на своей территории и требую уважения к флагу моей страны.
Машина помолчала, сыграла марш, а потом снова принялась за свое. Триста тридцать три раза расхлябанный граммофон повторял одно и то же, пока наконец я решил сдаться. Разве поспоришь с машиной?
- Вы должны говорить правду, только правду и ничего кроме правды, предупредил меня граммофон.
- Не знаю я вашей правды, и мне не о чем рассказывать, - разозлился я опять и отвернулся к стене.
- Говорите, что на ум придет, - посоветовала машина. - Мы всё запишем.
Привыкнув к свету прожектора, я увидел странных людей с большими головами. Склонившись над длинным столом возле машины, они нажимали на различные кнопки и допрашивали меня, но не сами, а через машину.
- Фамилия?
- Пупкус.
- Родились?
- В лесу.
- Чем занимаетесь?
- Сижу в плену.
- Прошу соблюдать серьезность, - рассердилась машина и засверкала красными огоньками глаз. - Мои лампы для таких шуток не приспособлены. Если что случится, за каждую поломку с вас сдерут втрое. Повторяю: род занятий?
- Охотник.
- Откуда прибыли?
- Из Балаболкемиса.
- Что намерены делать в Нейлонии?
- Даже не представляю. Вы сами меня сюда затащили, поэтому я должен спрашивать, с какой целью меня схватили и по какому праву допрашиваете?
- Задавать вопросы не разрешается, - снова послышался дребезжащий граммофонный голос. - Полопаются лампы.
- А если мое терпение лопнет? С кого спросят?
- С фабрики запасных частей.
- Нет, так не пойдет. Приятных снов, - и я демонстративно захрапел.
- Спасибо за беседу. Прошу приготовиться к проверке, - ответила вежливая машина, а люди молчали, как восковые мумии, нажимали на кнопки, и их немигающие глаза безо всякого выражения перебегали с кнопок машины на мое лицо.
К бочке подошли два солдата, большеголовые, сухопарые, на тонких мушиных ножках. Они были одеты в убийственно блестящие мундиры из какой-то материи, хрустевшей, как шоколадная обертка, на головах возвышались шлемы из толстого стекла. Оба в очках, с наушниками, антеннами и еще какими-то непонятными приборами, укрепленными на голове и на плечах. Парни приказали нам мигом убраться из бочки.
"А почему бы не убраться, раз так вежливо просят?" - подумал я и вылез совершенно добровольно. Да еще на всякий случай руки поднял. На международном языке солдат и охотников это означает: чего вам пугаться, ребята, если я сам от страха дрожу? Однако никто не обратил ни малейшего внимания на мой благородный жест. Подбежал офицер, отобрал ружье, удочки и прочие охотничьи принадлежности.
- Они будут переданы в научно-расследовательский институт, - объяснила мне ни на минуту не умолкавшая машина. - Кроме того, в нашей стране вооруженным иностранцам бродить строго воспрещается, - добавила она с угрозой, и лампы ее засверкали холодным синим светом.
Без всякой задней мысли я тоже подмигнул ей и попросил объяснить, где мы очутились, что нас ждет и вообще когда нас отпустят домой. Люди молчали. Но машина была умнее людей и тотчас же ответила на мой вопрос:
- Наш флот целую неделю следил через все телескопы, телебинокли и телеочки за вашей дрейфующей шпионской станцией, пока, наконец, удалось установить, чем вы занимаетесь. Одним выстрелом из ружья вы согнали с льдины огромного кита, одним взмахом руки взорвали самый большой в мире айсберг. Это может сделать только тот, кто владеет сверхмощным оружием. Вы - опасные враги.
Что мне оставалось делать? Пожать плечами и усмехнуться. Да и к чему скромничать? Шут их побери, пусть проверяют, ведь и в нашей деревне ни один серьезный мужской разговор не начинается без взаимного прощупывания, то ли крепким словцом, то ли крепким табачком.
Солдаты подскочили ко мне, взяли под руки, повели к очень удобному креслу. Пока шли, я подергался и почувствовал - эти жидконогие солдатики до того тощие, до того хилые, что без большого труда я мог бы их скрутить в бараний рог. Но я человек сознательный, обычаи чужой страны уважаю, поэтому послушно сел в кресло и независимо закинул ногу на ногу. Офицер прикрепил ко всем моим конечностям бесчисленные провода и проводочки, на голову взгромоздил чудовищную шляпу, во все стороны ощетинившуюся разноцветными лампами, к каждому волоску подключил электрический ток, а язык зажал блестящими клещами.
