— Дождалась! Вот я и дожила до того, чтобы услышать от тебя такие слова… Вот твоя благодарность за то, что я для тебя все свои силы надрывала. И ты еще будешь меня учить, какой ты есть! Я сама знаю, какой ты есть, ты размазня и тряпка! Вот уж, что правда, так правда! А я-то весь день радовалась… Так нет, ему надо все испортить!
От досады лицо у Зои Владимировны пошло пятнами. Скосив глаза, она посмотрела на кончик своего носа и стала придумывать, как бы побольнее его уязвить, чтобы отомстить ему за его тупое упрямство.
— Скажите, пожалуйста, какой умник нашелся! Знаю я вас, все у вас дураки, один ты умный. Даже смешно слушать, на все готов пойти лишь бы мне перечить! Нет, такого и во сне не увидишь! — Зоя Владимировна с негодованием громко вздохнула.
— И перестань на меня кричать! Ты мать свою не любишь, не жалеешь! ‒ кажется, из какого-то стиха позаимствовала Зоя Владимировна. ‒ Я не знаю, есть ли на свете еще такой сын, который бы осмелился так говорить со своей матерью, как ты разговариваешь со мной… — трагически приглушив голос, произнесла Зоя Владимировна с видом человека истерзанного несправедливостью.
— И все это я должна от тебя выслушивать, терпеть эти издевательства от родного сына, для которого я не щадила своей жизни! — схватившись одной рукой за сердце, а другую, театрально отведя в сторону, Зоя Владимировна приняла такую позу, что вот сейчас (если это будет нужно), она упадет в обморок.
Зоя Владимировна никогда не забывала о своих бесчисленных правах и преимуществах матери, которыми она не упускала случая пользоваться с чисто женской изобретательностью и упорством. Но сегодня она поняла, что Алексей сын не только своего мягкого по натуре, деликатного отца, но и ее, ‒ строптивой и властной Зои Владимировны. Она догадалась, что если он до сих пор беспрекословно ей подчинялся, то лишь потому, что не было серьезной причины поступать иначе. Когда же дело коснулось женитьбы, он постоит за себя.
— Я тебя в муках рожала! — осознав это, истерически вскрикнула Зоя Владимировна. — Я ночей недосыпала, когда ты болел корью…
Подавившись рыданиями, произнесла Зоя Владимировна с такою беспредельной глубиною чувств, что можно было подумать, будто ни один человек на земле до него никогда не болел этой ужасной болезнью. Как обычно, после малейшего возражения сына, Зоя Владимировна сама себя заводила и доводила до истерики. Они оба знали, что будет дальше. Зоя Владимировна хваталась за голову, потом, за сердце, пила валерьяновые капли, закатывала глаза и под конец своего спектакля падала в обморок.
Алексей сидел с потухшими глазами, и думал о женщине, которая была его матерью, о ее власти над ним и ее жестокости. Впервые в жизни он увидел свою мать в беспощадном свете истины, и его посетило горькое осознание поражения. Спустя некоторое время оно прошло, оставив в сердце саднящую боль потери. Все у него, казалось бы, есть, и перспективная работа, и достаток, но как кому-то объяснить, что у него нет и никогда не будет того, что ему так не хватает, ‒ ни цели в жизни, ни родного человека.
Отдыхая после приступа, Зоя Владимировна чутко прислушивалась к удаляющимся шагам сына.
* * *
Большой заработок, это еще не все.
Несмотря на приличную зарплату в коммерческом банке, работа кассиром Ирине быстро разонравилась. Утомляли одни и те же нескончаемые пересчеты наличности при постоянной угрозе ошибиться. Кончилось тем, что она забыла вовремя оформить срочный денежный перевод. Клиенту, который из шкуры вывернулся, чтобы раздобыть нужную сумму на перевод, ее забывчивость едва не обошлась в двести тысяч неустойки.
Разгорелся скандал, клиент угрожал подать на банк в суд и был прав. И хотя конфликт с большим скрипом удалось урегулировать, постоянный клиент перешел на обслуживание в другой банк, растрезвонив на весь Киев, какие в их банке работают «дубинноголовые специалисты». После того как страсти поутихли, и все благополучно закончилось, Ирину вызвал начальник отдела денежных переводов и платежей Иван Иванович Выдрыгайло.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Когда Ирина вошла, Иван Иванович посмотрел на нее с видом благодетеля, который собирается кого-то чем-то одарить. Он благосклонно улыбнулся, оскалив два верхних клыка и начал: пространно, издалека, и как-то в общем, вроде и не обращаясь непосредственно к Ирине.
— Успешная деятельность нашего банка в значительной мере обеспечивается высоким профессионализмом его работников, а также взвешенной кадровой политикой. Наша задача улавливать новые тенденции в развитии мирового и отечественного рынка труда и совершенствовать стратегию, тактику и политику работы с банковским персоналом.
Удобно угнездившись в кресле, специально подобранном под его женский зад, Иван Иванович с удовольствием прислушиваясь к тому, как он говорит. Это был крупный, осанистый мужчина пятидесяти лет с густыми, зачесанными назад черными волосами. У него было круглое, улыбчивое лицо и цепкие карие глаза. Когда он улыбался, а улыбался он часто, в морщинах, разбегавшихся по его лицу, проглядывалось что-то гнусное. Одевался он каждый день, как на похороны в траурно-черный костюм и белую сорочку с галстуком того же погребально цвета.
— Главное содержание кадровой политики нашего банка состоит в одновременном поиске и привлечении перспективных, высококвалифицированных работников, а также в создании максимально благоприятных условий для их самореализации. К сожалению, система отбора несовершенна и в процессе работы у отдельных, вновь принятых недобросовестных сотрудников проявляются самые негативные их качества, такие как безответственность и халатность… — Иван Иванович сделал многозначительную паузу, полюбовался смущением Ирины, скорбно улыбнулся, как человек, всю жизнь разбрасывающий бисер перед свиньями, и продолжил.
— Наш банк предъявляет высокие требования к профессиональным и личностным качествам работников: инициативности, ответственности, корпоративному духу и культуре. Именно это дало нам возможность сформировать команду высокопрофессиональных специалистов, которые владеют современными банковскими технологиями. Эту команду мы всемерно оберегаем от тлетворных внешних веяний и разложения изнутри, особенно, от халатной безответственности, — высокопарно и многоречиво, как перед благодарной аудиторией ораторствовал Выдрыгайло.
Актер по натуре, он корчил из себя альтруиста, а на самом деле всех презирал, всячески лелея чувство собственного превосходства, своей особой ценности и непогрешимости. Будучи бесконечно терпеливым и обходительным с клиентами, он был деспотичен и несдержан с подчиненными. По несколько раз на день он выпускал на ком-нибудь из них пар и, всласть наглумившись, вырастал в собственных глазах. Признаки мании величия сочетались у него с минимальными умственными способностями.
Вместе с тем, он был очень мстительным и мелочно злопамятным, никогда и никому ничего не прощая. Такие всегда лезут в начальники. С расчетливостью снайпера Выдрыгайло уготавливал момент, чтобы напакостить абсолютно всем и каждому: от своей жены и соседей по дому, до подчиненных, сослуживцев, черта, беса и дьявола вместе взятых. Но, не в этот раз. Неплохо разбираясь в людях, Иван Иванович не рискнул выпускать свой пар на Ирину. Наговорившись и вдоволь порисовавшись перед собой своими ораторскими способностями, неожиданно он сказал в заключение:
— Вы уволены. За дверью мой секретарь вручит вашу трудовую книжку и расчетные, и немедленно покиньте наш банк, — с выражением холодного презрения на лице будничным голосом закончил Иван Иванович, обращаясь к стене за спиной у Ирины.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Ирина надеялась, что отделается выговором либо будет лишена годовой премии, о которой, перед наступающим Новым годом много было говорено в их отделе, поэтому молча, слушала все несимпатичные слова в свой адрес, наподобие: «безответственная халатность» и «халатная безответственность». Рассчитывая на то, что все обойдется, она даже изменила себе, приняв «позу послушания». С напускным смирением опустив глаза долу, она стояла, театрально прижав ладони к груди, готовая слушать и повиноваться. При этом она незаметно щекотала себе сосок и мастурбировала, сжимая и разжимая мышцы влагалища, попутно размышляя над словами Ив Энслер из ее интервью в «Бурде», что где-то в глубине у ее вагины имеются мозги… Не меняя положения ног, она незаметно выгибала стан, слегка покачиваясь от возбуждения, не находящего выхода.
