Он взял ее за руку и увлек за собой.
Мать провожала их пристальным взглядом, пока из глаз не покатились одинокие слезинки. Она вздохнула и пошла в дом.
— Вот, Паша, и дети начали взрослеть, — сказала она, сев рядом с мужем за стол.
Тот обнял ее за плечи.
— Ну что пригорюнилась, моя хорошая. Мы сами еще с тобой хоть куда. Можем еще с тобой таких детей кучу сделать.
Он поцеловал ее и, легко подняв на руки, понес за занавеску.
И через минуту оттуда только слышалось:
— Пашка, дурак! Хоть дверь на защелку закрой! Ну, погоди, погоди, я сама сниму, иди, закрой дверь и окошко захлопни, ради бога!
Гуляющая парочка между тем медленно шла по поселку. Вначале разговор не клеился, но когда Вовкина мама ушла в дом, Лена явно приободрилась. Они прошли уже знакомой тропинкой к песчаному пляжу и затем пошли берегом вверх по течению. Немногочисленные загорающие провожали их равнодушными взглядами. Постепенно берег поднимался, и скоро они уже были на вершине холма, с которого открывалась широкая панорама, река и противоположный лесистый берег были видны как на ладони. Несколько чурбаков стояли вокруг кострища. Но рядом не было ни души.
— Ну вот мы и пришли, может, хоть сейчас вспомнил? — требовательно спросила Климова.
— Нет, Леночка, ничего на ум не идет, не могу я вспомнить.
— А я вот до сих пор помню. Нас сюда после первого класса Анна Ивановна привела в поход. Твой папа с нами был. Мы купались, хлеб жарили на прутиках, весело было. А через две недели началась война. — Она грустно огляделась, потом тщательно смахнула с чурбака воображаемую грязь и присела.
— Ты, такой смешной был, толстый, — продолжила она свои воспоминания, — все время бегал за мной, дергал за косы, а когда я заплакала, сказал, что возьмешь меня в жены.
«Ого, какой я, оказывается, был негодяй! — подумал Вовка. — В обеих своих ипостасях девочек за косы таскал».
Он улыбнулся.
— А я, Лена, теперь не помню ничего, что ты рассказываешь, ты ведь знаешь об этом.
— Да я тебе поэтому это и говорю, и сюда привела специально. Все думаю, может, вспомнишь хоть что-то, — терпеливо объяснила девушка.
— Ну, раз мы здесь, расскажи еще что-нибудь. Может, я еще тебе потом и в любви признавался? — предположил Вовка.
— Ну, так вот прямо, конечно, нет, — заулыбалась Лена, — но кто-то мне яблоки в прошлом году в окно кидал. Твой дружок всё рассказал. Ты, конечно, сейчас от всего отопрешься, опять скажешь, что не помню.
— Конечно, отопрусь, не помню, — вновь улыбнулся ее собеседник, — слушай, что мы сидим, пошли искупаемся!
Лена замялась:
— Вова, я сегодня не могу, да у меня и купальника нет. Ты, если хочешь, иди, а я посижу рядом на берегу.
Тот вздохнул.
— Ладно, тогда и я не буду, ты наверняка завидовать будешь.
Они просидели на берегу еще какое-то время и пошли обратно. Лена осторожно взяла спутника под руку, и Вовка сам удивился, как привычно согнулась его рука для этого жеста.
— Странно, Фомин, — сказала она, — я тебя просто не узнаю, неужели это все от молнии?
— А кто его знает, — сказал тот, — может, и так, перевоспитала она меня.
— Кстати, Вова, как твоя спина?
— Да я про нее и не вспоминаю. Вроде не болит, и ладно.
Они вновь вышли на пляж, где народа прибавилось, и на них уже со стороны с любопытством поглядывали сверстники.
Когда навстречу вышла мощная фигура Ирки Петровой, прятаться было уже поздно.
Ирка, босиком, в засученных до колен шароварах, рубашке и непременном галстуке, грозно глядела на них.
— Так-так, интересно, — громко произнесла она. — Лена, я от тебя такого не ожидала, что это за поведение? Гуляешь неизвестно где, да еще под ручку с известным хулиганом и двоечником.
Лена робко попыталась выдернуть свою руку из-под Вовкиной, но тот прижал ее, не давая этого сделать.
— Ира, спокойно, — сказал он, — а что ты имеешь против того, что мы гуляем вдвоем? Это что, запрещено? По какому праву ты делаешь нам замечание?
Ирка покраснела и громко запыхтела, видимо, не зная, что сказать. В это время несколько парней помладше начали прыгать вокруг и кричать:
— Тили-тили-тесто, жених и невеста!
Вовка, не обращая внимания на эти выкрики, продолжил:
— И вообще, Петрова, ты должна, наоборот, похвалить пионерку Климову. Она по собственной инициативе решила заняться моим перевоспитанием. К твоему сведению, я не буду больше учиться, а пойду на завод. Как примерный пионер и в скором времени комсомолец, я должен всеми силами помогать стране восстанавливать народное хозяйство. А учиться буду в вечерней школе. Так что, Ира, отдыхай спокойно, а мы пойдем еще погуляем.
Обе девчонки были красные, как раки. Но если Петрова была красная от злости, то Климова от стыда. На нее, в отличие от Фомина, вопли «жених и невеста» произвели гораздо большее впечатление.
— Ну так что, Ира, мы пойдем дальше? — предложил вопросительно Вовка. — У тебя больше нет к нам вопросов?
— Проваливайте куда хотите, — был ее ответ. — А с тобой, Ленка, я еще поговорю!
Вовка нахмурился.
— А почему председатель совета отряда разговаривает со своими товарищами таким непозволительным образом, грубит, угрожает. Лена, тебе не кажется, что когда вы начнете учебу, необходимо поднять вопрос о ее переизбрании?
Пунцовая Климова стояла, как столб, и не молвила ни слова. Зато Петрова преобразилась в один момент.
— Ой, Вова, ну что ты такое говоришь, какая грубость? Я просто переживала за вас, моих одноклассников, думала, что ваше поведение могут неправильно понять. Конечно, идите, гуляйте, вон погода какая хорошая, — рассыпалась она в извинениях.
— Вот и прекрасно, — сказал Вовка и двинулся вперед, а Лена, как сомнамбула, пошла за ним.
Ирка стояла и смотрела им вслед и удивлялась, как резко изменился ее хулиганистый одноклассник.
— Нет, точно, молния его шлепнула капитально, — решила она, — говорил прямо как наш директор Николай Николаевич, даже страшно стало.
Некоторое время парочка шла молча. Румянец медленно покидал щеки Лены.
— Вова, — некоторое время спустя раздался ее тихий голос, — спасибо! Я так испугалась, когда Ирку увидела. Даже сказать ничего не могла.
Фомин остановился и посмотрел ей в лицо.
— Лена, а действительно, чего ты испугалась, мы просто шли под руку и всё, что в этом плохого.
— Ой, Вовка, ты что, Ирку не знаешь, она из ничего раздует историю, — воскликнула Климова.
— Теперь не раздует, — уверил ее собеседник, и они пошли по улице поселка.
Так случилось, что их путь в новый парк культуры и отдыха лежал мимо Лениного дома.
Когда они проходили мимо, Лена решительно сняла свою руку и пошла рядом со спутником на пионерском расстоянии. Но это не помогло. Из раскрытого окошка послышался женский голос:
— Лена, ты что, еще домой не пойдешь?
— Нет, мама, мы с Вовой Фоминым в парк сходим, а потом уже пойдем домой.
— Так, может, зайдете чаю выпьете, уже ведь часа два, как из дома ушла, — последовало мамино предложение.
Лена вопросительно глянула на Вовку, и тот согласно кивнул головой.
— Хорошо, мама, сейчас мы зайдем.
В голове Фомина родился вопрос: «Интересно, это все случайно произошло, или так и задумано? Хотя вряд ли, — ответил он сам себе. — Кто я такой, чтобы на меня такими силами охоту начинать».
Когда они зашли в добела выскобленный коридор, где перед дверями лежала влажная тряпка, ему стало несколько не по себе. Пришлось снять сандалии и пройти дальше в сшитых из шинели тапочках. Внутри все было почти так же, как у них. Маленькая кухонька с плитой и стояком, где даже не было места присесть, а дальше комната с нишей, завешенной тяжелой шторой. На кухне стояла молодая женщина, удивительно похожая на Лену, казавшаяся не мамой, а ее старшей сестрой. Она с явным любопытством разглядывала Вовку. Тот вежливо поздоровался, она в ответ улыбнулась и сказала:
— Ну, здравствуй, герой, ты у нас теперь местная знаменитость. Проходи в комнату, не стесняйся.
Лена провела его в комнату, и он пораженно осматривался вокруг. В отличие от их достаточно запущенной квартиры, здесь царил идеальный порядок. Выцветшие обои были почти полностью закрыты различными вышивками и рисунками. Некрашеный пол был так же, как и в коридоре, выскоблен добела. На столе лежала ветхая скатерть.
В углу стоял старинный комод с завитушками, а на нем салфетки с кружевами и ряд желтых слоников, один меньше другого. Центральное место на нем занимала большая фотография военного моряка с траурной ленточкой. Рядом стояла этажерка, на которой также теснились всяческие безделушки и красивая малахитовая шкатулка. А с другой стороны стояла дореволюционная швейная машина, на которой висело что-то недошитое.
Кровать, на которой спала Лена, стояла так же, как и у Фоминых. На ней лежали пяльцы с начатой вышивкой.
