Ивир закашлялся, вновь глотая воздух, я почувствовал такую слабость, что чуть не упал на колени.
Та ночь выдалась странной. Мы просидели на вершине горы, выжидая пока наш единственный маг призовет дождь, и пожар внизу уступит дорогу. Вокруг с таким же мрачным видом сидели гоблины, взирая то на свой горящий лес, то на нас. Я велел продолжать патруль на всякий случай, хотя боевого настроя у сморщеннолицых не было.
Ивир окончательно пришел в себя, его уложили на повозку к медведю, оставив в руках заботливой жены. Осмотрев грифона, я попросил лекарей заняться ранами крылатого, лапа его была изрядно разорвана медвежьей пастью.
Я сидел, оперевшись спиной о камни и смотрел на чернеющие дымные просторы, что проступали под редеющими клубами, пожар отдалялся, скоро можно будет идти. Даландин молча присела рядом, положив мою голову себе на плечо:
— Спи, Телль, тебе надо отдохнуть, — ласково попросила она, и я вряд ли мог противиться этому.
В коротком сне меня преследовала эльфийка с двухголовым младенцем на руках, умолявшим больше не жечь леса.
ГЛАВА 9. ВАГАРДА, АЛАНДИС. ПУТЬ
Ночь выдалась темная, холодная, устроившись у раскидистой ели, мы развели костёр. За день прошли слишком мало, старик не мог передвигаться быстрее, к тому же тащил на себе обоз, напрочь отказавшись нагрузить молодого гаденыша, который, кстати, и ухом не вёл, чтобы помочь. Потому пришлось взвалить ношу и на себя, напади на нас в тот момент кто-нибудь и я бы час снимала с себя котелки, чтобы подраться. Такими темпами мы не доберемся в Серый город и за целый лунный ход, не то, что за две недели. Злая, я сидела на поваленном дереве подальше от ушастых и начищала оружие:
— Вагарда, раздели с нами трапезу, — окликнул старик.
— Ворованное есть не буду, сказала же, — напомнила я, хоть живот и урчал после единственной пригоршни ягод, что попались на пути в лесу.
— Не забывай, нам нужен защитник, а не обоз! — настаивал Сабат, все-таки пытаясь вручить кусок окорока.
— Я на охоту, — отмахнулась я и, не дожидаясь возражений, направилась в лес.
Отказалась от мяса вовсе не из-за того, что не хотела его, или из-за того, что никогда не брала краденое, нет. Воровством мелким, ради еды я промышляла с детства, не считая краденый с прилавка толстого пекаря кусок хлеба чем-то зазорным. Но что-то во мне сопротивлялось есть у крестьян, я помнила свое нищее детство и девятую осень, и дом мадам Гризо, в котором еды тоже всегда не хватало. Я помнила, как девчонкой всегда хотела есть, как голодала, будучи у родителей, как жадными глазами смотрела на блюда, переполненные лакомствами для гостей борделя, как мечтала съесть недоеденную свиную ножку, что лежала на тарелке какого-нибудь более-менее состоятельного посетителя дома на перекрестке. И как меня били за украденную виноградину с гостевого блюда, палками, нещадно, это я тоже помнила. Есть мясо, на котором могли бы протянуть зиму целой семьей крестьяне, было противно почти так же, как умирать с голоду. А уж голодной смерти я вдоволь напробовалась ещё в Гурии.
Лес был пустым: ни птиц, ни живности, хотя бы мелкой, ни даже мышей. Холодная осень распугала зверьё по норам, оставив только крупных, с которыми мне одной не справиться. Словив векшу[1], скрутила тонкую шейку, зверёк дернулся и затих, оставив-таки мне напоследок пару глубоких укусов. С этим уловом и вернулась в лагерь, ошкурила и надела тощий трупик на палку. Принц поморщился так брезгливо, что я не выдержала, решив проучить ханжу:
— Однажды, лет шестнадцать назад, когда я только попала в гвардию зачистки, — начала тоном заправского балагура, остроухий подсел поближе, желая развлечься байкой под копченый ужин, — отправили меня, неумелую девчонку, на задание. Дело было близко к самым северным землям. Там пара клыкастых орков, как выяснилось потом, наводило шорох на соседние деревеньки. Ну, у людей глаза от страху сразу видели неестественное, и в столицу поступил заказ на чудищ, что волокали людей без возврату, пропало семеро к тому дню. Как сейчас помню то задание, холод собачий, а мне выдали только плащ один, да, в общем-то, первоконтрактникам в гвардии лучшего никогда и не давали. — Вещала я, ворочая шкворчащую тушку, — Привезли меня, значит, в маленькую деревню вечером, тихо, пусто, спят все уж, ну меня оставили. Попросилась я у местных на ночлег, нас пускают обычно, а в той деревеньке к кому не стучись — никто дверь не откроет. Обидно, да что ж делать, так и заночевала я под чьим-то сараем, а утром в лес двинулась. Орков-братьев я нашла быстро, меньше трех дней и управилась, воняют они, знаете ли, терпеть не могу, — вспомнила я, скривившись, их немытый дух, — сковала их, привела в деревню, чтобы столицу оповестить и за нами телегу послали. Свечерело, приморозило ещё хуже. Стучусь опять в дома, ночь морозная, аж кости стынут, решила все дома обойду на этот раз и стучать буду долго, настырно. Достучалась, открыл мне дед старый, вон, как ты Сабат, только у того зубов через одного не хватало, — кивнула я на присоединившегося к нам мага.
Остроухие целиком были в моей власти, сидели над тарелками, лишь изредка покусывая ломти окорока.
— И дед такой добрый, говорит бедная девочка, молоденькая такая, а так не везет со службой. Принёс мне одеяло из шерсти и здоровенную миску похлебки, с мясом, прямо вот такими кусками, — показала я. — Кормят нас в гвардии впроголодь, мяса — порция с кулак на весь день, ни больше, ни меньше. А тут целая миска, ох и вкусно! Съела я два больших ломтя, думаю, надо бесов этих, орков пленных покормить, а то издохнут ведь на морозе голодные. Это вы, эльфы, гадами нас в песенках своих делаете, а мы, между прочим, пленных даже кормим, а не то, что мучаем, — к слову припомнила я, остроухие сделали вид, что не услышали. — Дала им миску, едят, уплетают и тут мне говорят, ты где это, змея, человечинку добыла? — Нарон тут жевать перестал и напрягся. — Я их по голове огрела, тварей этих немытых, откуда говорю, знаете? Смеются, знаем точно, говорят, — принц брезгливо миску в сторону отставил. — Восемнадцать голов я отыскала у деда, обглоданных, искусанных, беззубым ртом своим он их жевал, обсасывал, а мне похлебку сварил, — Нарониэль вскочил и побежал в кусты, я от хохота скатилась с бревна.
Бледный принц вернулся к огню, миску с мясом ногой отодвинул и зло уставился на меня:
— Не веришь? — спросила я, ощупывая
