и ни одна из них не вытекает из разума. Забота о ближнем и свобода — это, быть может, первичные ценности с точки зрения эволюции. Верность и почитание святынь, по-видимому, сформировались как ценности, сохраняющие группу: члены группы должны были соблюдать их как нормы и интериоризировать их как ценности, а наградой за это было сохранение принадлежности к группе. Нормы справедливости и иерархии, по-видимому, развились как средство сохранения порядка в группе, а наградой за их соблюдение было уважение.
Наши ценности имеют значение, потому что выполнение наших обязательств, которого они требуют, важнее удовлетворения наших желаний. Удивительно, как на основе этого ограниченного набора ценностей мы научились формировать практически неограниченное число обязательств, создавая системы убеждений, состоящие из нарративов и обеспечиваемые действиями-сигналами. Такие системы убеждений могут сознательно строиться лидерами, находящимися в узловых центрах своих сетевых сообществ: семей, частных компаний и целых стран. В зависимости от конкретного содержания нарративов они могут порождать удивительно разные формы группового поведения, каждая из которых в конечном счете поддерживается нашими общими ценностями и устремлениями.
Все это важно с точки зрения поиска решений тех проблем, которые стоят сегодня перед нашими странами. Нас соблазняют разные идеологии, каждая из которых стремится оторвать мораль от наших общих ценностей. Каждая ставит превыше всего разум и предпочитает какую-то одну ценность другим. В результате каждая из них неизбежно входит в противоречие с какими-то из наших ценностей и психологическими основаниями, на которых они держатся. Если достижение их главной цели подрывает идеал принадлежности к группе, они отвечают: «Что из того?» Если это обрекает кого-то на унижение, они ответят: «Значит, так тому и быть...» — все идеологии допускают «неизбежные потери» и твердят, что когда рубишь лес, неизбежно летят щепки. Хотя все они сходятся на том, что высшая ценность — это разум, они не согласны друг с другом в определении того, что это за разум. Именно поэтому путь идеологии неизбежно приведет к неразрешимым социальным конфликтам. Идеологии ведут нас не вперед, к их воображаемым утопиям, а назад, к «беспросветной, тупой и кратковременной» жизни.
Популисты тоже стремятся привлечь нас на свою сторону. Они превозносят наши ценности и устремления, но отвергают социальное знание, накопленное за многие века и находящее отражение в нашем практическом разуме и наших учреждениях, и игнорируют нашу способность строить отношения взаимности. Приди они к власти, они тоже отбросили бы нас в прошлое.
В этой книге предлагается иной путь: путь этического капитализма, отвечающего нормам, построенным на наших ценностях, отточенным практическим разумом и воспроизводящимся самим обществом. Простота этого предложения обманчива: здесь немало своих противоречий и сложностей. Идеологов смутит оборот «построенный на наших ценностях», популистов — «отточенные практическим разумом». Наконец, что значит «воспроизводящиеся самим обществом»? Здесь я не имею в виду никакое идеальное состояние вне времени, будь то государство Платона, марксистский рай или триумф «конца истории» — все они смехотворны. Под таким воспроизведением я имею в виду только то, что нормы общества не должны нести внутри себя семена собственного разрушения. Выражаясь языком общественных наук, мы стремимся создать нечто, что будет «локально устойчивым». Время от времени общество неизбежно будет испытывать потрясения: природные, такие как изменение климата, или духовные, такие как рождение новой религии. Такие потрясения могут настолько сильно «выбрасывать» общество из его локального равновесия, что оно вынуждено будет двигаться в направлении совершенно иных норм. Но наши нормы не должны падать под грузом собственных противоречий.
Мы уже нарисовали достаточно связную картину того, как поведение отдельных людей формируется обязательствами, почему это важно, почему этот процесс может нарушаться и как его можно восстановить. Чуть ниже я намерен рассмотреть эти идеи в связи с тремя видами групп, играющих главную роль в нашей жизни: семьей, частным предприятием и государством. Я покажу, как руководители этих групп могли бы формировать взаимные обязательства, перестраивая капитализм так, чтобы он способствовал утверждению наших общих ценностей, а не подрывал их.
Делая особый акцент на взаимных обязательствах, я сильно расхожусь с преобладающим политическим дискурсом, который свел моральную проблематику к борьбе за индивидуальные права и блага, свалив все обязательства на плечи государства. Ведь чтобы у кого-то возникло право, у кого-то другого должно возникнуть обязательство. Появление нового обязательства диктует смену поведения, делающую возможным осуществление возникшего права: без соответствующего обязательства новое право останется пустым звуком. Это обеспечивается именно взаимным характером обязательств: каждое новое право неразрывно связано с новым обязательством.
Права предполагают обязательства, но обязательства не обязательно предполагают права. Обязательства родителей перед детьми идут намного дальше юридических прав детей. «Долгу спасения» также не обязательно соответствует какое-то право: мы бросаемся спасать тонущего в пруду ребенка потому, что он оказался в беде, а вовсе не потому, что у него есть право быть спасенным. Общество, которому удается сформировать множество обязательств, может быть щедрее и гармоничнее, чем общество, где всё решают только права. Обязательства по отношению к правам — это примерно то же, что налоги по отношению к государственным расходам: наиболее сложная задача. Западные избиратели уже в основном усвоили, что главная проблема государственных расходов — это правильный баланс между благами, которые они обеспечивают, и способами их покрытия. Если он не обеспечивается, то на выборах политики просто обещают населению щедрые траты, а в послевыборный период проблема превышения бюджетных расходов над доходами «решается» с помощью инфляции[64]. Аналогией новых обязательств служат дополнительные доходы бюджета, аналогией «создания» прав — дополнительные расходы. Права и притязания на них могут быть вполне оправданными, но это определяется только путем публичного обсуждения того, чьи обязательства будут их поддерживать.
Без такого анализа процесс порождения новых прав из старых текстов будет подобен работе печатного станка: индивидуальные права сыплются на население как свеженапечатанные банкноты. Если мы не создаем соответствующих им новых обязательств, для устранения дефицита нужно будет чем-то поступаться. Если люди не готовы нести бремя обязательств, соответствующих новым юридическим правам, могут пострадать те обязательства, которым не соответствуют юридические права, — например, сам принцип взаимности и некоторые виды «долга спасения».
Такой акцент на правах открыл новые возможности для юристов. Обычно юристы исходят из какого-то письменного текста — например, закона или договора — и стараются «вычитать» из него те права, которые могут им подразумеваться. Каждое такое решение впоследствии становится прецедентом и побуждает их искать возможности «вычитать» еще какое-то право. Такой процесс «открытия» юристами-профессионалами новых прав, подразумеваемых старыми текстами, приводит к тому, что в обществе медленно нарастает разрыв между тем, что «открывают» специалисты, и тем, что является этически оправданным в глазах
