Сознание вернулось, только когда двери за ней закрылись.
Она оказалась пленницей в королевском замке. Велга чуяла это нутром, она уже слишком хорошо знала это ощущение: смерть шла за ней по пятам. Смерть искала Велгу Буривой. И звали ту смерть Венцеслава Белозерская.
Она была там – за запертой дверью.
И в покоях наверху, и снизу, и везде – весь замок желал Велге смерти. Весь замок, весь город, вся Рдзения принадлежала Венцеславе. Она заказала Буривоев Во́ронам не просто так. Она решила истребить весь их род. И вряд ли она остановится теперь, когда Велга согласилась стать женой её младшего брата. Далибору королева не пожалела.
От бессилия на глазах выступили слёзы. И Велга вдруг зарычала, схватила подушки с постели, швырнула в стену. На пол полетел стеклянный кувшин. А вода в нём – та, что растеклась теперь по каменному полу, – она отравленная?
Встревоженный Мишка забился в угол.
А Велга рухнула на пол, закрыла голову руками.
Она сама загнала себя в ловушку. Ей нужно было послушаться Матеуша и остаться на Трёх Холмах до самой свадьбы. Вернуться в Старгород уже княгиней, в окружении дружины и ждать новостей от Белого Ворона. Она всего лишь глупая девчонка и не сможет ничего сделать королеве.
В глазах помутнело. Велга сжалась в комочек. Все слёзы она уже выплакала, но тело трясло, знобило. Вместо боли и горечи остались только отчаяние и ярость. Они оглушали, душили.
Она просидела так немыслимо долго, пытаясь успокоиться, пока в спальне не сгустились сумерки.
– Велга…
От неожиданности она завизжала, вскочила на ноги. Мишка затявкал.
В углу на полу сидел Грач.
– Как ты сюда попал?!
Он криво улыбнулся:
– Я Ворон. Неужели ты думала, что не найду тебя где угодно?
Грач развёл руки. Он не пытался напасть и не пытался приблизиться. Когда и как он попал в её покои?
– Я позову стражу…
– Вряд ли стража королевы пожелает тебя защитить. Но я, в отличие от них, не желаю тебе зла. Выслушай меня.
Велга замешкалась, хотя внутренний голос кричал ей об опасности, умолял бежать. Но тогда, во дворце родителей, Грач не пытался убить Велгу. Он пощадил нянюшку. Всех её родных убил Белый Ворон. Грач утверждал, что пытался, наоборот, спасти, помочь сбежать.
И она заставила себя задержаться, прижалась спиной к дверному косяку, чувствуя, как кожа покрылась холодным по́том, как прилипла к телу нижняя рубаха, а сердце забилось в клетке рёбер. Мишка прижался к ногам хозяйки.
Грач склонил голову набок, разглядывая её с любопытством.
– Что тебе нужно? – Велга старалась говорить твёрдо, но сама слышала, как голос её дрожал. – Говори.
Он облизнул губы, и в этом жесте ощущалось такое неприкрытое волнение, что Велга невольно подалась вперёд, точно опасаясь не услышать его ответ.
– Помоги мне убить Белого Ворона.
Глава 2
Пойду во чистое поле,
во зелёное поморье,
погляжу на восточную сторону.
Заговор от поруба
Рдзения, Твердов
Белый Ворон не был охотником на чудищ. Для этого в Рдзении существовал Твердовский орден. Войчеха воспитали наёмным убийцей. Может, поэтому с духами Нави он обычно ладил.
И всё же он плохо отличал одну тварь Нави от другой.
– Что это за хрень? – Белый пнул голову существа, поворачивая к себе лицом.
Язык твари был длинный, синий, опухший. Зубы острые, как колья.
– Река недалеко, так что оно, скорее всего, вылезло оттуда, – пожал плечами Вадзим. – Водяной? Утопец? Богинка?
– Кто? – Белый присел над тварью, чтобы получше разглядеть редкие, длинные волосы и бесцветные рыбьи глаза.
– Существа такие. Как русалки почти, но страшнее и злее, – пояснил Вадзим.
– И в чём разница?
– В том, что русалки вечно нетрезвых, озабоченных дураков в омут утаскивают, а трахнуть богинку не захочет даже самый пропитой пропойца.
Солнце припекало макушку. От жары смрад, поднимавшийся и от воды, и от туши, стал особенно тошнотворным. Белый ко многому привык, – в конце концов, его воспитала матушка, а готовила она ужасно, но это было уже слишком.
Тварь, лежавшая у входа в замковое подземелье, выглядела так, словно умерла ещё года три назад, после чего ползала по речному дну, собирая тину и обдирая пузо и рожу о каменистое дно. Воняла она преотвратно. То ли оттого, что начала разлагаться, то ли потому, что и при жизни от неё смердело.
– Никогда не видел ничего подобного на Трёх Холмах, а вырос-то я рядом с рекой. Может, у нас и нет таких тварей?
– Если ты чего-то не знаешь, Белый, – хмыкнул Вадзим, – не значит, что этого не существует. А не знаешь ты ни хрена…
– Можно подумать, ты шибко учёный, – прищурился Белый, и голос его стал ниже, тише.
– Вообще-то да. Я человек образованный, много всего знаю. Думаешь, дурак песню напишет? Я в детстве в монастыре, между прочим, учился разным наукам. Про звёзды и историю знаю, про государства и их правителей, про всяких пророков и про чудищ тоже, кстати.
В зубы хотелось ему дать. Много бы песен он спел без зубов?
– Что же ты, такой учёный, работаешь на Воронов?
– Деньги хорошие, – равнодушно ответил Вадзим. – Это у тебя выбора нет. У меня он есть. Я выбираю деньги.
Белый сжал челюсти так, что зубы заскрипели. У него не было выбора. Никогда. Он младенцем попал к матушке, никогда не знал своей настоящей матери. Да и какой смысл знать бестолковую гулящую девку, которая принесла в подоле байстрюка и без лишних угрызений совести избавилась от него?
Кем надо быть, чтобы отдать своего ребёнка безумной ведьме? Пресветлые Братья любили разглагольствовать о родительской любви, женской добродетели, материнской жертвенности и прочей бессмысленной ерунде. Ничего из этого Войчех никогда не знал: ни ласки, ни любви, ни уж тем более преданности. Его предали. Продали. И рады были избавиться от лойтурского ублюдка.
Он откинул длинные белые волосы за плечи. Наверное, его мать была какой-нибудь рдзенской кметкой, раздвинувшей ноги перед лойтурцем. Любопытно, родись Белый темноволосым, не таким иным, не таким… чужим… оставила бы его мать-кукушка или всё равно поспешила бы избавиться?
Вадзим подошёл ближе, наклонился над чудищем:
– Не так уж важно знать, что это за тварь. Вопрос в другом: откуда она в Твердове, если это столица ордена Охотников. Разве не должны они были в первую очередь извести всю нечисть в округе?
– Хм…
– Я и раньше слышал сказки о твердовских чудищах,
