Гепард (удаляясь). Он не решается, сейчас я сам его приведу.
Стрекоза. А гончей объясните, что ей тут абсолютно нечего делать — идет родительское собрание, и вообще на нашей территории охота запрещена в любое время года.
«Не иначе, зайцы умеют возноситься на небо!» — так, наверное, думают собаки, идущие ко заячьему следу.
Добежав до пенька, Гепард останавливает Собаку и что-то ей втолковывает. Выслушав его с обескураженным видом, гончая понуро уходит. Гепард возвращается, держа за лапку Зайчонка.
Кашалот. Скажи, малыш, как ты попал на пенек?
Зайчонок. Я гулял, а эта Собака ка-ак за мной погонится, а я ка-ак побегу, а она меня из виду потеряла и ка-ак пошла по следу...
Кашалот (в восторге). Молодец! Значит, ты ка-ак... Потом она ка-ак... Ну а дальше?
Человек. А дальше Зайчонок увидел подходящий пенек, обежал вокруг него, так что получилась замкнутая окружность — у зайцев это называется «сделать петлю», верно?
Зайчонок. Ага, я ка-ак сделал петлю, а потом ка-ак прыгнул на пенек и сижу тихо-тихо, а она кругом бегает, по моему следу, носом в землю тычется.
Человек. Зайцы нередко пользуются этим приемом в подобных обстоятельствах, причем прыгают не обязательно на пень — годится любое возвышение. Я был однажды свидетелем случая, когда заяц, сделав петлю, прыгнул на стог сена и замер. Собака, которая преследовала косого, бегала по его следу вокруг стога и, наверное, долго бы еще кружилась, если бы хозяин не отозвал ее. Зайчишка был прекрасно виден, но собака так и не догадалась поднять голову и взглянуть вверх.
Гепард. Естественно, собаки, в отличие от кошек, придерживаются принципа «не верь глазам своим», ибо полагаются в основном на свой непревзойденный нос.
Мартышка. Вот и остаются с носом. Ну и потеха! Зайчонок, а если бы тебе не встретился подходящий пенек или другое возвышение, что бы ты делал?
Зайчонок. Тогда я бы все равно сделал петлю, а потом просто в сторону ка-ак прыгнул бы — это называется «сделать скидку», и сидел бы тихо-тихо.
Кашалот. Поразительно! Тебя этому мама научила? Или папа?
Зайчонок. Не-е, я сам. Да это каждый зайчонок знает, и все мои братья и сестры умеют. А знаете, сколько их у меня? Девять, во сколько! Это в одном только нынешнем году. Двое настовиков — они в марте родились, по насту уже бегали, и семеро нас, летних. В октябре, когда листопад будет, еще прибавятся, не знаю сколько — может, трое, может, четверо или пятеро, их листопадниками будут звать. А мне уже два месяца!
Сова. У-у, да ты совсем взрослый, как я погляжу. Через месяц-то тебя, чай, и от мамы не отличишь.
Удильщик. Кстати, где твоя мама?
Зайчонок. Не знаю. Мы ее три раза видели. Мама нас как родила, сразу покормила молоком, а молоко жирное-жирное, вкусное-вкусное. Потом велела тихо сидеть и никуда не убегать, а сама ка-ак прыгнет в сторону — на целых три метра, чтобы нас по ее следам никто не нашел. Через два дня мама нас разыскала, опять покормила и убежала. Потом еще раз прибегала, а больше мы ее не видели. Один раз нас чужая тетенька-зайчиха покормила.
Стрекоза. Но ты ведь, бедняжка, наверное, был голодненький?
Зайчонок. Не-е, мне хватило — на десятый день мы уже травку ели, а потом кору.
К Зайчонку приблизилась утка Гетеронетта. Торжественно обвела присутствующих взором, преисполненным благородного негодования.
Гетеронетта. Помните ли вы мое выступление?
Все. Конечно, помним!
Гетеронетта (показывая крылом на Зайчонка, с пафосом). Взгляните же на этого несчастного покинутого малыша... Вот живое подтверждение моих слов! Вот поистине чудовищный результат родительской безответственности! Как назвать мать, бросающую свое ни в чем не повинное дитя на произвол судьбы?!
Кашалот (едва удерживаясь от рыданий).. Да, как ее назвать? Лично у меня нет слов...
Удильщик. И не надо, наш благороднейший из председателей, — в данном случае слова бессильны. У меня блестящая идея! (Берет фотоаппарат.) Гетеронетта, станьте вот сюда, а ты, Зайчонок, рядом... вот так. Отличная композиция. Получится снимок потрясающей обличительной силы, он обойдет всю планету и заставит содрогнуться самые черствые сердца: безнадзорное заячье дитя и образцовая утка-мать, любовно склонившаяся над своими утятами. Где ваши утята? Позовите их, пожалуйста.
Гетеронетта. Э-э... видите ли, я... они...
От группы родителей отделилась Кукушка, подошла к Гетеронетте и смерила ее насмешливым взглядом.
Кукушка. «Они, они»... Слушайте ее больше. Да она своих утят и в глаза-то не видела!
Кашалот (возмущенно). Послушайте, Кукушка, вы отдаете себе отчет в том, что говорите! Клеветать здесь, в КОАППе, на эту самоотверженную мать... Неслыханная дерзость!!! У меня опять нет слов...
Кукушка. Ну и хорошо, что нет слов. А то я такого наслушалась, что и повторять стыдно. Сколько уж меня на такие вот родительские собрания вызывали, и каждый раз одно и то же. Сначала кто-нибудь расскажет о пеночках, мухоловках и прочих мелких пташках, о том, как они, бедняжки, напрягая все силы, выкармливают кукушонка, который выкинул из гнезда их собственных птенчиков. Потом все по очереди гневно меня обличают — долго и нудно перечисляют все триста видов птиц, в чьи гнезда кукушки яйца подбрасывают. Покажут мне зеленоватое в крапинку яйцо и грозно спрашивают: «Это чье?» Я отвечаю: «Дрозда». «Нет, говорят, кукушкино это яйцо, под дроздовое подделала». Потом покажут светлое с розовым пятнышком: «А это чье?» «Лесного конька», говорю. «Ничего подобного, это другой кукушки». Потом белое, круглое, как шарик, покажут: «А это?» «Дятла», говорю. Но оказывается, это третьей кукушки. И так до вечера. В конце концов, у меня требуют дать слово, что я исправлюсь. И тут я вывожу своих кукушат, которых сама выходила, выкормила,— вот, мол, смотрите, не все кукушки детей бросают! Ну, они ах да ох, как же так, ошибочка вышла... «Ну, что ж, идите», говорят. И хоть бы раз кто извинился!
У ткачиков-вдовушек (их полтора десятка видов) вдов ничуть не больше, чем у других птиц, а вот сирот, к сожалению, сколько угодно. Причем самое возмутительное — при живых родителях! Взять хотя бы этих пятнистых вдовушек из Восточной Африки: что они делают возле чужого гнезда? Наверняка собираются подбросить туда свои яйца. Если уже не подбросили... Все же надо сказать, — не в оправдание, а справедливости ради, — что вдовушки, в отличие от наших кукушек, детей своих хотя бы родичам отдают, украшенным ткачам. К тому же приемыши не выкидывают из гнезда остальных птенцов, как кукушата. Они вместе подрастают и даже живут потом первое время в одной стайке.
Кашалот (с недоумением). Подождите, подождите... Как же так? Ведь вы Кукушка? Кукушка. Значит, должны детей бросать!
Кукушка. Вот-вот... Один на какой-то комиссии тоже мне сказал: «Вы какая-то ненормальная Кукушка, вы в нашу схему не укладываетесь и всю отчетность нам портите. У нас, говорит, список есть нерадивых матерей, которые перекладывают свои обязанности на других, мы должны привлечь их к ответственности и лишить родительских прав за гнездовой паразитизм. Пожалуйста, говорит, можете убедиться: медоуказчики из Африки и Южной Азии, четыре вида африканских ткачиков, американские воловьи птицы... А вы, кукушки, возглавляете список. Что прикажете с вами делать?» Ну, я его отбрила! «А мне, говорю, что прикажете делать? Птенцов бросить?» Какое-то клеймо на всем нашем кукушкином племени, а почему? Да потому только, что полсотни северных видов кукушек детей своих знать не хотят. Но ведь кукушек-то больше ста тридцати видов и большинство сами своих детей воспитывают. Почему же тогда всех уток не считают плохими матерями? Вон Гетеронетта свои яйца журавлям, чайкам да болотным курочкам подбрасывает, а то и другим уткам...
Кашалот. Но... но ваше заявление голословно... Где у вас доказательства?
Кукушка. Ах, доказательства? Вон, смотрите!
Посмотрев в указанном Кукушкой направлении, все видят торопливо ковыляющего по поляне Утенка. Вид у него испуганный.
Стрекоза. Ой, утеночек! Какой пушистенький!
Сова. Да он дрожит весь... С чего бы это? Мать-то его где, а, Кукушка?
Кукушка. Вот его мать — Гетеронетта! И как ему, маленькому, не дрожать: она по ошибке яйцо свое в гнездо южноамериканского сокола чиманго подбросила, там утенок и вылупился.
