Я осторожно выяснил, что Дурслям за меня не дают никакого пособия или подъёмных, так что неудивительно, что я ношу обноски, в принципе, довольно приличные, у меня были хуже. Аппетит у меня не меньше, чем у того же Дадли, или наоборот — я так много ем и всегда голоден из-за своей чакры-магии, а простой пацан типа тоже наворачивает, на Гарри, то есть меня, глядючи. А родители что, родной кровиночке будут давать меньше, чем сжирает заморенный на вид мальчишка? То-то «Дадлипусичек» такой «пусичек» щекастенький. Вернон на ужине вечно ворчит, что я их объедаю. Ну да, моя порция как у дяди — здорового мужика, и после еды я ещё чуть ли не сковородки облизываю — есть хочу. Не сказать, что «сиротинка» питается воздухом, но на вид — так и кажется — одни зелёные глаза под очками.
Самому себя жалко, ага. Без слёз в зеркало смотреть не могу.
Но тут снова жирное «но» — мы с Гарри ходили в банк, и у него есть свой счёт и прочее. А значит, деньги у его семьи имелись и должен быть кто-то, кто обязан позаботиться о таком «золотом мальчике» — герое магического мира. Саске остался без родителей и клана лет в восемь, но у него вроде имелся какой-то опекун, заведующий счетами клана, он выдавал деньги на содержание и расходы. Саске в квартиру определили подальше от квартала Учиха, чтобы не бередить душу, и питался он…
Ну, в общем, странно это тоже. Типа Героя держат в «чёрном теле», чтобы магический мир, в который тот после одиннадцати лет дерьма попадёт, показался волшебной сказкой, где он самый что ни на есть главный герой, обязанный убить Всемирное Зло. Дерьмо! Нас с Би-саном на войну, которая из-за нашего обладания была развязана, даже не пустили. А тут пацан с года сражается всерьёз со взрослым опытным волшебником, которого никто завалить не мог. Угу.
В общем, пора узнать ответы на некоторые вопросы и предположения, и начать я решил с тёти Петуньи, как самого доступного для меня на данный момент источника информации.
Глава 3. Вот такие пироги…
8 августа 1988 г.
Англия, Литтл-Уингинг, Тисовая улица, дом 4
— Тётя Петунья, вам чем-то помочь? — осторожно предложил я. Она разложила на столе продукты, явно обдумывая, что приготовить. Складочка на её лбу разгладилась.
— Да, я хочу приготовить пирог с почками. Почисти картофель и нарежь его полукружиями. Я пока займусь потрохами.
Какое-то время мы молчали, делая свою работу. Она вынула почки из воды, промыла и начала резать кусочками. Наконец я почувствовал, что Петунья-сан вошла в состояние некого умиротворения, которое случается с женщинами, когда те готовят.
— Тётя, — прервал я тишину, — скажите, вы не замечаете вокруг чего-то странного?
— Что именно тебе кажется странным, Гарри? — подняла она на меня настороженный взгляд.
Так-так, похоже, если и есть какое-то ментальное воздействие, то оно связано со всем «странным», «волшебным» и «магическим».
— Наша семья словно немножко заколдованная, — я постарался сделать наивный вид. — Тот же Дадли — такой хороший мальчик, мы в его комнате занимаемся, он меня хорошо читать научил. А вчера наговорил мне гадостей после ужина. Он сегодня чуть не плакал из-за этого. Сказал, что не знает, что на него нашло.
Петунья сжала губы, но что-то явно обдумывала.
— Но вы не волнуйтесь, я на Дадли не обиделся, он же не специально, — продолжил я осторожную обработку. — Я вообще понимаю, что нашей семье тяжело приходится. Дела у дяди не очень-то идут, ещё надо долги банку выплачивать за дом, да?
— Да, кредит, — удивлённо моргнула она.
В отличие от того же Гарри, я знаю цену деньгам и то, как сложно бывает прожить, когда не хватает средств. Ничто ниоткуда не берётся. Всё надо купить, за всё заплатить. Дядя, когда я ему помогал в гараже, с удовольствием побуркивая, рассказал о своей фирме, грабительских налогах, расходах на дом. Тратах на автомобиль, на котором он ездил до Лондона, ценах на бензин, оплате школы для нас с Дадли. В общем, живём, не особо шикуя, но в хорошем, тихом районе. Лишний фунт тратят на своего ребёнка, и Вернон мечтает, чтобы «его сын ни в чём не нуждался и у Дадли было то, чего не было у него». Вернон старше тёти Петуньи и родился после какой-то местной войны. Рассказывал мне, что и голодал, и «всякое было». А ещё он из семьи простых рабочих и свой этот бизнес «сделал сам».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
В принципе, Дурсли — довольно понятные люди. Достаточно порядочные, чтобы не выпнуть сироту в приют, но пытающиеся немножко сэкономить. С другой стороны, кормимся мы за одним столом и едим одну и ту же еду, разве что Дадли иногда перепадает сладостей. Но не сказать, что прямо «каждый день» и он только пирожными питается, как почему-то я запомнил из рассказа Гарри. Тут скорее — на контрасте, с родного ребёнка не требовали работы по дому и давали чуть больше свободы, это провоцирует детские обиды и кажется, что мир предвзят и несправедлив.
Я же прекрасно осведомлён, насколько жизнь может быть дерьмовой. Хлебнув одиночества и ненависти сполна, я даже наслаждаюсь житьём в этой семье. Наверное, если бы меня любили, облизывая с ног до головы, как иногда Дадли, мне было бы очень некомфортно. А так — лёгкий уровень неприязни и отчуждения вполне меня устраивает. И то, мне кажется, что за прошедшую неделю это изменилось. Может, потому что я сам стал предлагать помощь? Много ли работы в доме с тремя спальнями, гостевой и кухней с гостиной? Да и местная лужайка не особо большая, надо следить, чтобы не появлялись сорняки, а за клумбами Петунья ухаживает сама, я разве что поливаю. Да и Вернон-сан как-то поменьше стал бухтеть, что я только зря штаны просиживаю.
— Эх, а я так много кушаю, — вздохнул я. — Но я бы ел поменьше, но очень есть хочется всегда…
Тётя усмехнулась.
— Да… Лили тоже всегда была голодной и постоянно кусочничала… — она осеклась, я понял, что это Петунья о матери Гарри и своей сестре.
— Наверное, это что-то семейное, — осторожно, словно впервые ступая по воде, продолжил я, стараясь не нарушить хрупкость момента. — Вы же тоже очень худенькая и изящная. А ещё очень красивая, — старательно нагнетая краску в лицо, я спросил: — А ваша сестра была такая же красивая, как вы, тётя Петунья?
Она смутилась, отвела взгляд и быстро заморгала.
— Твоя мама была очень красивой, Гарри, — всхлипнула Петунья-сан. — Но… у меня не осталось ни одной её фотографии. Когда она… Когда Лили в последний раз была дома… Она забрала все свои фотографии, все вещи… И очень боялась. Словно бежала от чего-то или кого-то или не хотела, чтобы мы о ней помнили. В последний раз я её видела, когда была на третьем месяце беременности, — задумалась тётя. — Она заезжала… После похорон отца… Вашего с Дадли дедушки… он не пережил смерть мамы… бабушки. Да, именно тогда я видела её в последний раз. Мы поругались с ней, потому что она не приехала на похороны. Прости, это тяжело вспоминать…
— Ничего, извините, что затронул эту тему, тётя Петунья, — кивнул я. — Потеря близких — это очень тяжело. Жаль, что я не знал бабушку и дедушку, уверен, они были хорошими людьми.
— Да-да, — рассеянно ответила она. — Я поджарю картофель, а ты почисть и нашинкуй лук полукольцами, пожалуйста.
Я сосредоточенно чистил, а потом и нарезал крупную головку лука.
Очень интересные факты открываются. Может ли быть, что над ментальным воздействием семьи Дурслей поработала сама Лили? Если предположить, что в магическом мире шла война, в которой, со слов Гарри, основными жертвами Тёмного Злодея были магглы и магглорождённые… Может быть, смерть родителей Лили и Петуньи-сан не случайность? А если и она, то лишь подстегнула мать Гарри к кардинальным действиям. Фактически, так она «отрезала» себя от родственников, вроде как «разругавшись», защищая от войны семью родной сестры. Это могли знать на «тёмной стороне», а вот в той организации, куда входила Лили и отец Гарри, — могли думать, что всё наигранно, без серьёзной магии. Или вообще не знать о планах Лили или не вдаваться в подробности. Насколько я понял, многие там были «потомственными шиноби» и могли просто не ожидать чего-то сложного или хитрого от «вчерашней крестьянки». Но женщинам свойственно защищать свою семью…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
