это? — Витольд Львович решил вернуть разговор в конструктивное русло.
— Рогатый бог. Так его называют аховмедцы.
— Виталий Арсеньевич, сердечно прошу, расскажите мне все, что знаете об этом рогатом боге.
— Ну-с… — Профессор сделал театральную паузу, но было видно, ему самому не терпится рассказать обо всем. — Это самый главный культ аховмедцев.
— Разве у козлоногих вера какая есть? — вмешался Мих, имеющий некоторое представление об разных народностях.
— Не у козлоногих, а у аховмедцев. Или сыновей Матара, на худой конец, — укоризненно заметил Виталий Арсеньевич. — Мне ли вам говорить, молодой человек, что нельзя судить людей и прочих по внешнему признаку.
Орчук сконфуженно потупился, а профессор продолжил:
— Есть тайный культ, в который посвящают лишь достойных.
— И предмет поклонения — тот самый рогатый бог? — понял Меркулов.
— Именно. Кровавый воин, родоначальник всех аховмедцев.
— Вот почему все правители у них носят рога, — изумленно открыл рот Витольд Львович.
— Именно, — кивнул профессор. — Так вот, о рогатом боге. Культ очень древний, со своими обычаями и традициями. И насколько я знаю, этот знак имел право носить только один из них.
— Поясните, Виталий Арсеньевич.
— Смотрите, культ ведет очень замкнутое и нелюдимое существование. Для них рогатый бог священен, и любое упоминание о нем среди других народов является кощунством. Не спрашивайте, как это знание пришло ко мне, за него пролилось уже немало крови.
— Я все же не понимаю, куда вы ведете, — нахмурился Меркулов.
— Сейчас покажу. — Профессор склонился над столом, вытащил чистый лист и поставил на нем девять точек. — Девять аховмедцев имеют право носить на груди рогатого бога, они называются Уосы, что в очень вольном переводе можно обозначить как «сыновья». Какова их функциональность в культе и чем конкретно они занимаются, я не знаю. Но! — Виталий Арсеньевич поднял уже перепачканный чернилами палец. — У каждого из них рогатый бог полый, то есть пустой. То есть изображение производится лишь по контуру. И лишь один из аховмедцев имеет право носить на себе полного рогатого бога — Логофет.
— Верховный жрец?
— Там все гораздо сложнее, — покачал головой профессор, как бы оценивая перевод Меркулова, — скорее хранитель. Не спрашивайте, что и зачем он хранит. Фигура Логофета сокрыта такой же тайной, как и сам культ, что, согласитесь, не так уж и странно. Но, как я понимаю, по иерархии хранитель культа рогатого бога не подчиняется даже самому королю Аховмедии.
— Вот почему Бруу То Вайла возмутило, когда я назвал убитого его слугой, — подумал вслух Меркулов.
— И не сочтите меня параноиком, молодые люди, но сдается мне, что Логофет мертв.
Мих сдуру кивнул, только потом опомнившись, а Витольд Львович отвел взгляд.
— А значит, ничего хорошего не жди. Крови пролито будет много, аховмедцы — народ горячий.
— Спасибо большое, Виталий Арсеньевич, — заторопился Меркулов, — мы вынуждены откланяться.
— Всего хорошего, молодые люди.
— Витольд Львович, случилось чего? — спросил Мих, едва на мостовую вышли.
— Странно все, весьма странно, — все более хмурился Меркулов. — Эй, стой! До Столешникова переулка, двенадцатый дом. Да побыстрее! Михайло, не зевай!
Они расположились в пролетке. Извозчик залихватски свистнул, ударил вожжой по лошади, прибавив нечто матерное, и помчал их вниз.
— Странно… — бормотал Витольд Львович, потирая указательным и большим пальцами подбородок.
Мих даже не стал справляться, что именно показалось хозяину чрезвычайно удивительным, и Меркулов чуть помолчав, принялся рассуждать вслух:
— Убили Логофета, но аховмедцы вместо мести и кровопролития лишь спокойно ожидают расследования.
— Король ихний шибко недоволен был.
— Не король, а принц, — поправил его Витольд Львович. — И надо знать взрывной нрав козлоногих, чтобы понимать: они сильно себя сдерживают. Опять же, могли сказать, что убит очень высокий по положению сановник, не говоря, кто именно, да скрыли.
— Зачем?
— Думаю, они ведут явно двойную игру. Если они пожертвовали фигурой Логофета, продолжают оставаться для переговоров о мире, чтобы не обострять конфликт, боюсь даже предположить, какова цена всей партии.
— Может, и вправду замириться хотят?
— Нет, как раз от мирного договора меньше других выигрывают аховмедцы. Если верить газетам, дрежинцы будут вынуждены отдать часть территорий, выплатить контрибуцию, а мы выступаем гарантом всего этого. Но в случае продолжения войны аховмедцы получат гораздо больше. Нет, тут все не так просто. Ищи козлоногие простую выгоду, они бы воспользовались убийством Логофета и остановили переговоры. Более того, они позволили забрать тело хранителя, не воспротивившись славийским законам и поставив тем самым весь свой культ под угрозу раскрытия.
— Так говорил же Виталий Арсентьевич, что об этом рогатом боге среди нас никто не знает.
— Все-таки вероятность раскрытия существует. Причем немалая. Следовательно, если размышлять гипотетически, — он взглянул на Миха, — то есть если думать образно, существует нечто намного ценнее жизни Логофета и огласки существования культа.
— Оружие какое, пищаль зачарованная.
— Что-то намного масштабнее.
— А мы, господин, в полицмейстерство теперь?
— К Его превосходительству. Он говорил докладываться обо всем. А мы с тобой, Михайло, за один день столько узнали, на неделю вперед хватит.
И то правда. Вообще нравилась орчуку его новая служба. Такую и работой язык не повернется назвать. Знай ездишь себе полдня туды-сюды, с людьми разговариваешь, ну и с прочими, естественно. И каждый к тебе по-серьезному относится, на мундир смотрит, беседы ведет, ежели не как с равным, то не меньше как с достойным. Даже совестно вроде.
Вот идет побирушка: голова опущена, в глаза боится взглянуть, только рука, вперед выставленная, торчит. Вместо одежды — рубище сплошное, лохмотья, а не платье. Или следом несколько фабричных следуют. Бороды закопчены, лица грязны, руки мозолисты, спины согбенны. Мужик, может, и рад выпрямиться, да, поди, уж забыл, как с прямой спиной ходят. Им дорогу половой перебегает. Этот лицом чист да и платьем ухожен, но и у него жизнь — не кусок рафинаду. Попадется какой норовистый гость, так не преминет в зубы дать, а хозяин потом и рублем накажет. Нервов на подобную работу не напасешься.
Тяжело жить простому люду в Славии, кого ни возьми. И то в Моршане, в столице, еще полегче. Тут, как слышал рассуждения двух мужиков, «возможностев больше». Может, оно и так: Мих вон из рядовых сразу в дамки выпрыгнул.
До полицмейстерства ехали долго. Неблизкая дорога с
