Действительно, восемнадцатого апреля, в то самое время, как отряд Згорельского отступал от Шемокмеди, некто Давид Эристав, собрав большую шайку, напал на Чахата-уры. Пост этот не только не был укреплен, а даже, как можно предположить, не был и оберегаем с должной бдительностью. Подпоручик Клуген заперся с горстью людей в деревянном магазине и там защищался. Но когда строение охвачено было пламенем, команда бросилась вон и попала в руки мятежников. Клуген, раненный пулею, упал и был схвачен в плен. Большинство солдат перебито, больные, лежавшие в лазарете, вырезаны, до двадцати человек схвачено в плен, а остальные, пробившись штыками, рассеялись по лесу и кое-как успели добраться до Марани.
Теперь к торжествующему мятежу пристали и мингрельцы. Князь Иван Абашидзе поспешил в Имеретию, чтобы и там поднять восстание. Под его личным начальством сотня мятежников сняла пост из восьми казаков на реке Чалобури и прервала этим сообщение с Тифлисом. Тогда имеретинцы провозгласили в селении Сазано царем Имеретии Вахтанга, незаконного сына царевича Давида, и двинулись с ним к Кутаису, чтобы там венчать его на царство. В Мингрелии беспорядки с каждым днем росли. Сам владетельный князь Леван оставался верен России, но родной брат его, Георгий, воспитанник Пажеского корпуса и офицер Преображенского полка, находившийся в то время в отпуску на родине, стал во главе мятежа и покусился даже на жизнь брата с тем, чтобы овладеть кормилом правления. К счастью, покушение не удалось. Мятежники напали на роту Мингрельского полка, стоявшую в Чалодиди, и заставили ее отступить к Рионской пристани, а вслед затем едва-едва не овладели и русским транспортом, следовавшим из Редут-Кале. На этом, однако, подвиги Георгия и окончились. Милиция князя Левана рассеяла буйную шайку его и заставила самого Георгия бежать в Абхазские горы.
В таком виде дошли до Ермолова известия о делах в возмутившемся крае. Известие о смерти Пузыревского он принял слишком близко к сердцу. “Не при мне умирать достойному офицеру без отмщения!” – вот роковые слова, которые вырвались у него под первым впечатлением.
“Вы лишились, храбрые товарищи,– говорилось в приказе по корпусу от двадцать восьмого апреля,– начальника, усердием к службе великого Государя отличного, попечением о вас примерного. Жалею вместе с вами, что погиб он от руки подлых изменников; вместе с вами не забуду, как надлежит отомщевать за гнусное убийство достойного начальника. Я покажу вам место, где жил подлейший разбойник Койхосро Гуриель,– не оставьте камня на камне в сем убежище злодеев, ни одного живого не оставьте из гнусных его сообщников. Требую, храбрые товарищи, дружеского поведения с жителями мирными, кроткими, верноподданными Императора, приказываю наказывать без сожаления злобных изменников”.
Разраставшийся мятеж требовал теперь уже решительных мер. В последний раз обратился Ермолов к имеретинскому народу с воззванием, приглашая его возвратиться к порядку. На место Пузыревского командиром сорок четвертого егерского полка назначен был полковник князь Петр Димитриевич Горчаков, но вместе с тем в Имеретию отправлен и начальник корпусного штаба генерал-майор Вельяминов с большими полномочиями: всех захваченных с оружием приказано было наказывать смертью; Койхосро и князь Абашидзе были объявлены изменниками государства и лишены покровительств законов; мятежного Вахтанга приказано было схватить и расстрелять в Кутаисе.
Вельяминов прибыл в Кутаис двадцать пятого апреля. Здесь, в сердце" Имеретии, он получил более определенное представление о возмущении в этой стране. Оказывалось, что большая часть тамошнего населения оставалась спокойной, и лишь жители округа Горной Рачи отказались принять воззвание Ермолова и беспощадно грабили тех, кто не хотел пристать к восстанию. Главные силы мятежников, стоявшие в Ханыйском ущелье, под начальством князя Абашидзе, не превышали двухсот человеку, но по всему краю бродили мелкие разбойничьи шайки, появляясь даже вблизи самого Кутаиса. Такова была общая картина восстания. И вот для истребления шаек посланы были небольшие казачьи отряды, под общей командой генерала Власова; в Рачинский округ, который по своей воинственности и по своему неприступному местоположению мог сделаться опасным ядром возмущения, двинулся сам правитель Имеретии князь Горчаков. Вельяминов остался в Кутаисе. Первый удар мятежу был нанесен именно в Рачинском округе: быстрое прибытие туда войск заставило мятежников рассеяться, и князь Горчаков без труда освободил из блокады небольшую русскую команду, запершуюся с окружным начальником в горном замке Минде. Затем все жители Рачинского округа были обезоружены, и из их кинжалов и шашек, по приказанию Горчакова, сделаны были гвозди, замочные приборы и другие мелкие железные вещи для казармы, строившейся тогда в селении Катеве. Вместе с оружием от жителей отобраны были даже и буки, нечто вроде рупоров; звуки, извлекаемые из этих инструментов, так резки, что с незапамятных времен служили имеретинцам сигналом, которым предупреждались жители самых высоких гор и глухих лесов о вражеском нашествии. Не лишнее сказать, что подобные же рупоры еще недавно можно было встретить во всей горной Шотландии, где они служили для той же самой цели.
В Минде Горчакову удалось завладеть в оригинале всеми документами, содержавшими в себе цель, план и средства мятежников. По этим бумагам добрались до виновных и арестовали всех коноводов. При обыске, производившемся в доме одного из них, князя Цулукудзе, произошел трагический случай, едва не стоивший жизни Горчакову, но зато поведший к полному разоблачению заговора. Дело в том, что Цулукудзе внезапно бросился на Горчакова с кинжалом, и князь спасся от смерти только благодаря тому, что переводчик, стоявший возле, моментально выхватил шашку, и Цулукудзе сам упал с разрубленной головою. Князь, заметивший в нем признаки жизни, приказал перенести его к себе на квартиру, окружил всевозможными попечениями, и только благодаря этому Цулукудзе совершенно оправился. Тронутый великодушием Горчакова, он сделался преданным его слугою и раскрыл перед ним все нити заговора. Армянин-переводчик, которому князь обязан был своим спасением, получил почетную саблю и пожизненную пенсию.
По усмирении Рачинского округа отряды Горчакова и Власова с двух сторон двинулись к Хонийскому ущелью, и первого июля, после незначительной стычки, оно было занято. Абашидзе бежал в Турцию, и население изъявило покорность. Восстание в Имеретии потухло.
Заслуга русских войск в этом походе заключалась не в битвах, а в необыкновенной быстроте движений, предупреждающих мятежнические попытки. И потому прочное подавление мятежа, вместе с тем почти не стоило крови.
Теперь Вельяминов двинулся в Гурию.
Двадцать четвертого июня войска его подошли к Шемокмеди.
Шемокмеди одно из замечательнейших мест в Гурии, как в отношении историческом, так и по живописному своему положению. Над древней обителью с кафедральным храмом, которому когда-то подчинялась вся Гурия, пронеслось не одно столетие, но величавое здание выдержало напор всесокрушающего времени и гордо противостояло даже разрушительному действию политических бурь. Пролетевшие над нею века положили только печать глубокой древности на громадные глыбы голубого порфира, из которого сложен храм; они поросли мхом и обвились плющом, неразлучным спутником развалин Гурии и Имеретии. Другая церковь, меньшая, но такая же древняя, замечательна тем, что в ней хранятся летописи Грузии, нечто вроде Киево-Печерского патерика,– долгий труд шемокмедских иноков. Самый монастырь, осененный старыми каштанами, этот немой свидетель треволнений, пережитых Гурией, есть вместе с тем и страж праха нескольких поколений ее владетелей. Их скромные саркофаги, сложенные из тесаных плит, покрывают весь пол церкви, но святотатственная рука турок, во время набегов, не пощадила и последнего жилища могущественных некогда соседей.
Отсюда, с вершины замка, глаз обнимает почти всю Гури, часть Мингрелии и Имеретии и теряется в зелени сплошных лесов, сливающихся в неясную синеву на далеком горизонте, окаймленном громадой гор, снеговые вершины которых кажутся отсюда неподвижными облаками. С другой стороны – далекое, безбрежное море...
Вельяминов нашел Шемокмеди готовой к обороне. Три роты сорок четвертого егерского полка, под командой майора Михина, двинулись на приступ – и под огнем неприятеля менее чем в полчаса овладели высокой лесистой горой. Пока егеря ломились в ворота замка, генерального штаба штабс-капитан Боборыкин обошел его с противоположной стороны, нашел там дверь и приставленную к ней лестницу, по которой солдаты тотчас же и пробрались внутрь замка, Но там никого уже не было. Шемокмеди было разрушено, поля и виноградники окрестных жителей – уничтожены. Самый замок был истреблен до основания; в нем оставили одну только церковь и при ней построили полковнику Пузыревскому гробницу. Владетельный князь Мамий прислал к Вельяминову и самого убийцу Пузыревского, молодого человека, который сознался, что будто бы был подговорен на то Койхосро Гуриелем; его загнали сквозь строй на самом месте преступления. Гурийцы просили пощады – и Вельяминов вернулся в Озургеты.
