Как и предупреждал Даллес, в Женеве ничего не удалось решить. Но, как и предопределил Эйзенхауэр, Женева принесла неосязаемый, но вполне реальный дух, который почувствовали и оценили во всем мире. Год, последовавший за встречей в Женеве, был самым спокойным из первых двух декад холодной войны.
В конце августа Айк и Мейми вылетели в Денвер в свой летний отпуск. У Эйзенхауэра остались самые хорошие воспоминания от рыбной ловли. Он с удовольствием жарил форель для своих друзей и пресс-корпуса. Погода для игры в гольф в Черри-Хилс, на самом любимом Эйзенхауэром поле, была идеальной. Специалисты военно-воздушной базы Лоури в Денвере установили для него связь с выходом на всю систему коммуникаций и оборудовали рабочий кабинет, где он мог работать по два часа в день.
Во время отпуска Эйзенхауэр успевал обдумывать и обсуждать предстоящую кампанию по выборам президента в 1956 году. Его друзья признавались, что будут чувствовать себя покинутыми, если он уйдет с поста президента. Он не поддавался их давлению — ведь он не давал им повода думать, что выставит свою кандидатуру на второй срок, так что обвинять его в том, что он их покидает, нельзя. Он сказал Милтону, что хочет "сохранять позицию гибкой до тех пор, пока это будет возможно", однако предотвращать непредвиденные кризисы не станет и повторно не выставит свою кандидатуру7.
Он должен был подумать о своем здоровье. Он совсем не был уверен, сможет ли и должен ли брать на себя такую умственную нагрузку еще на четыре года. Были у него и другие заботы. Черчилль не был в Женеве. Эйзенхауэр посчитал странным свое присутствие на международной конференции без него. Однако на основании опыта своего общения с Черчиллем до того, как тот наконец ушел со своего поста, он знал: Черчилль слишком долго оставался у власти. Мыслями, которые его беспокоили, он поделился со Сведом: "...обычно человек, у которого угасают умственные способности, узнает об этом самым последним. Я видел много людей, которые "висели на ниточке слишком долго", поскольку находились под очевидным впечатлением, что на них лежат большие обязанности, что они должны их выполнять, что никто другой не сможет достойно работать на их месте". Эйзенхауэра не покидали опасения: подобное может произойти и с ним, потому что "чем выше пост и чем больше требований к нему предъявляют, тем серьезнее опасность последствий"*8.
С 19 по 23 сентября Айк находился на ранчо у Акселя Нильсена во Фрейзере, штат Колорадо. Утром 23-го он поднялся в 5 часов приготовить завтрак для Джорджа Аллена, Нильсена и двух гостей. Он проглотил пшеничные оладьи и яичницу с беконом. В 6 часов 45 минут они выехали из Фрейзера в Денвер. Эйзенхауэр пошел в свой рабочий офис в Лоури. Энн Уитмен позднее записала в своем дневнике: "Он выглядел таким бодрым и энергичным, каким я его никогда не видела". Он был в хорошем настроении, шутил за работой, прочитал письмо от Милтона и, протянув его Уитмен, сказал: "Ну вот, какой чудесный у меня брат"*9.
Около 11 часов утра он и Аллен поехали в Черри-Хилс поиграть в гольф. Айку пришлось дважды возвращаться в административное здание клуба, чтобы ответить на телефонные звонки от Даллеса, но каждый раз ему говорили: на линии технические неполадки. Во время ленча он съел гамбургер с кружочками бермудского лука и возвратился на площадку. Его вызвали в третий раз для разговора с Даллесом, но вскоре выяснилось, что это ошибка. Он играл плохо, его беспокоил желудок, настроение было раздраженное. Оставив гольф, он и Аллен поехали в дом матери Мейми, где и провели вечер. Перед ужином Айк и Аллен немного поиграли в бильярд, но от коктейлей отказались. В 10 часов вечера Эйзенхауэр пошел спать.
Около 1 часа 30 минут ночи Эйзенхауэр проснулся от резкой боли в груди. "Болело страшно", — признался он позже. Беспокоить Мейми он не хотел. Тем не менее она проснулась и спросила, не хочет ли он чего-нибудь. Погрешив на несварение желудка предыдущим днем, Айк попросил слабительного. По тону его голоса она поняла: дела неважные. Мейми позвала д-ра Снайдера, который уже в 2 часа был у постели Айка. Установив, что у пациента боль в районе грудной клетки, Снайдер сразу же вскрыл капсулу с амилнитритом и дал ее понюхать Айку, а затем ввел ему сначала один гран папаверина, потом четверть грана сульфата морфия. Мейми он попросил лечь в постель рядом с мужем и согревать его. Через сорок пять минут Снайдер дал Эйзенхауэру еще четверть грана морфия, чтобы проконтролировать симптомы*10.
Айк спал до полудня. Когда он проснулся, то чувствовал себя словно был пьян — давало знать действие морфия; он не знал, что с ним произошло. Первая его мысль была о делах. Он попросил Снайдера сказать Уитмен, чтобы она позвонила Браунеллу и выяснила, "как он может делегировать полномочия". Снайдер настоял, что прежде всего надо сделать электрокардиограмму, которая показала: поражена наружная стенка сердца. У Эйзенхауэра был коронарный тромб. Снайдер решил немедленно отправить его в госпиталь. Так как лестница была слишком узкой, чтобы пронести носилки, и, кроме того, Айк нуждался в моральной поддержке, Снайдер решил, что Президент может спуститься сам. Поддерживаемый с обеих сторон, Айк дошел до автомобиля, чтобы ехать в военный госпиталь Фицси-монс в Денвере. Перед выходом из спальни и потом в машине, где был и Снайдер, Айк беспокоился о своем бумажнике. Он несколько раз спрашивал Мейми, где его бумажник. Она успокоила его, сказав, что берет его с собой*11.
В госпитале Айка поместили в кислородную палатку. Снайдер продолжал лечение, но давать морфий перестал на второй день. Из форта Бельвуар прилетел Джон. В госпитале он посовещался с Мейми, которая держалась энергично и уверенно, затем пошел к отцу. "Ты знаешь, — сказал Айк после того, как они поздоровались, — такие дела всегда происходят с другими людьми; никогда не думаешь, что это может случиться с тобой". Он попросил Джона дать ему его бумажник и объяснил, что выиграл пари у Джорджа Аллена и хочет отдать деньги Барбаре. Джон ушел, чтобы отец отдохнул. Хэгерти сказал ему в коридоре: инфаркт был умеренный, "не обширный, но и не легкий"*12.
К концу второго дня Айк лежал спокойно, чувствовал себя лучше и уже стал поговаривать о том, что надо приступать к делам. Мейми постоянно была рядом с ним на восьмом этаже госпиталя, она старалась справиться с потрясением (за первые две недели она похудела на десять фунтов) и успокоить себя, отвлечь каким-нибудь делом. Она решила написать ответ на каждое из многих тысяч писем и открыток, которые поступали со всех концов страны. Джон признавался: "Я подумал, что она сошла с ума". Но позднее он убедился, насколько мудрым было ее решение найти для себя занятие. И она на самом деле справилась с поставленной задачей*13.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
