Именно Брок своей выходкой в катакомбах предельно ясно ей доказал — нельзя доверять даже тому, кому веришь. Нельзя верить даже Броку, только она этому так и не научилась.
Она смотрела на рыжего, уставшего, худого, как жердь Брока, что-то спешно доказывавшего бледному, как смерть, Грегу, и снова видела прошлогодние катакомбы. Такое не забыть, такое не прогнать из воспоминаний, как не хотелось бы. Такого крушения идеалов она не ожидала, хотя ведь уже был Джеймс.
… — Я не хочу причинять тебе боль — поверь, это всего лишь работа, которую нужно сделать. — цедил Брок окровавленному Хейгу, болтавшемуся на цепях. Брок был в защитном костюме и противогазе, и хвала небесам, его лица не было видно. Хорошо, что тогда вовремя подвернулась новость об аресте Виктории, и Клер, спешно спустившейся в катакомбы, удалось остановить расправу над полицейским офицером. Только прибежав с новостью, она все равно успела увидеть Брока, обещавшего пытать Хейга. Она знала, что это работа, что карта нужна, что Кюри сам притащил Хейга и почти сделал все… необходимое, но… У Брока тогда не было оправдания в воздействии эмпата. Брок не раз говорил о недопустимости пыток, и то, что он, именно он до такого опустился, приказав Кюри притащить сюда Хейга и пытать, было неприятным открытием. Даже Броку нельзя доверять, как оказалось.
Она помнила, как сама, зная, что Брок и Кюри потом отчитают её или даже сделают что-то похуже, опускала вниз с цепей и укутывала в одеяла, пытаясь согреть, избитого офицера. Платить чужими жизнями за попытку избежать позора лера де Бернье не собиралась.
Она помнила, как судорожно искала выход — Хейг уже был заражен чумой, и тащить его на поверхность в Аквилиту было глупо, да и сил бы у неё не хватило. Вся надежда была на скорое возвращение в Вернию — возможно, Хейга можно было спрятать под слоем потенцозема от Брока и Кюри, солгав про побег офицера. Возможно, в Вернии смогли бы вылечить Хейга.
Она помнила, как к ней, занятой ранами Хейга, подкрался Грыз. Тогда… Тогда она первый раз в жизни убила — защищая не себя, защищая незнакомого офицера. И единственный вывод, который она тогда сделала, пряча тело Грыза в закутке и засыпая камнями: плакать в противогазе — последнее дело. Тогда она поняла — хоть одно слово Брока об убийстве офицера, и её рука не дрогнет — она прикончит Брока. О Кюри она тем более жалеть не будет. И о чудо, вернувшийся Брок не сказал ни слова об исчезнувших Грызе и Кюри.
Она помнила, как Брок спокойно объявил о своих планах — она должна доставить потенцит несмотря ни на что. Она уже тогда знала — этот влюбленный драконоборец выбрал Викторию и останется в Аквилите. Она тогда смирилась с этим, потому что главное было сделано — умирающий Хейг был погружен на платформу, его даже прятать не пришлось — Брок напоследок, убирая мешавшегося ему жениха, проявил благородство, все же свойственное Тьернам…
«Небеса, розог на тебя в свое время пожалели, Жабер!» — так и хотелось сказать Броку, только она лера, только она должна сдерживаться, раз уж даже Эван Хейг, теперь Ренар, смирился с такой ситуацией… Вот у кого дикое терпение, а ведь он Игнис, он — огонь, с которым нельзя играть.
Мужчины продолжали что-то обсуждать, что-то о неизвестном Клер Фейне, а она собиралась с силами — она еще чуть-чуть потерпит, чуть-чуть присмотрится к Грегу. Сдаст ли или… Ещё поиграет с лерой Ты-идиотка-которая-снова-поверила-не-тому?
Почему она проболталась?! Было противно от самой себя — в подставленный Эваном костыль о воздействии эмпата Клер не верила. Она снова и снова вспоминала себя, свои чувства, свои слова, свои действия, благо, что после возвращения из катакомб от неё почти ничего не требовалось — только следовать за мужчинами и молчать. Времени на раздумья было много. Чужого воздействия, кроме привычных катакомб, она не нашла, может, потом, конечно, её накроет, как этого Гордона… Но сейчас она была уверена — в Грега она поверила сама. В его честность, в его порядочность, в его благородство. Да, он, как Брок, вспыльчив, но его вспыльчивость, как у Брока же, была под контролем. Только с чего она взяла, что он в остальном как Брок? Небеса, она даже после катакомб верила в Брока, да что с ней не так?! Он был ей дорог, как брат, которого у неё никогда не было. Только надо признать — отец Брока в свое время сильно пожалел розог, так что выросло из Брока то, что выросло.
Клер смотрела на побледневшего от потери сил Грега, который обводил глазами провал, мужчин, её и… Хотелось верить, что эта «лера эээ Глупая-доверчивость» ей показалась, что она все поняла не так. Злость перегорела, сменившись безразличием — будь, что будет, она уже ничего не в силах изменить, а значит, и находиться тут больше не нужно. Она сделала шаг вперед, напоминая мужчинам о своем существовании — она собиралась откланяться, но Грег опередил её:
— Леры, неры… Простите, что перебиваю, но лера Э… де Лон устала, её нужно доставить домой.
Клер замерла — вот опять… Ей же не показалась пауза между лерой и именем, или она слишком мнительна? Или слишком доверчива — шептало чувство самосохранения.
— Да, — влез, опережая её Брок, — я сейчас возьму служебный паромобиль и отвезу её домой.
Она нашла в себе силы рассмеяться — ох уж эта забота по-броковски, вечно выходит боком, один только бордель чего стоил! Ну кому еще, кроме Брока, могла прийти в голову такая идея подарка на день рождения?! Зато она тогда в борделе хотя бы отоспалась, правда, за сохранение своей тайны пришлось раскошелиться.
— Не стоит, Брок, я сейчас не в состоянии штурмовать по стене третий этаж. А мимо придверника мне в таком виде не пройти — меня тут же незамедлительно выкинут из пансионата за неподобающее поведение.
Грег вскинулся, чтобы что-то предложить, но вместо этого сжал челюсти так плотно, что желваки заходили ходуном.
Клер спокойно продолжила:
— Я сейчас доберусь до своей норы и переночую там.
Вмешался Эван Ренар, предлагая невозможное — ведь у него дома Виктория:
— Вы можете остановиться в моем доме, лера де Лон.
— Простите, нер Ренар, но я не могу. Я не хочу вас обидеть… — она шутливо развела руки в стороны — паясничать она умела.
— Вы не обидели. — только колючие, холодные глаза говорили об ином — этот бывший лер обиделся и сильно, только
