Ольга Давыдовна не хотела называть Канель, она уверяла, что не помнит, все тогда говорили о самоубийстве. Но ей дали показания ее невестки, а та рассказала, как приехала Канель и сообщила им. А при втором аресте ее опять расспрашивали о Канель и требовали, чтобы она подписала, что Канель была шпионкой, завербованной еще тогда в Берлине, когда возила Ольгу Давыдовну лечить глаза.
Они просидели с Диной недолго. За Ольгой Давыдовной пришли. Велели взять квитанцию от вещей в камере хранения и косынку, Она почему-то очень взволновалась — зачем брать косынку? Когда Ольгу Давыдовну увели, Брауде мрачно сказала:
— Это на расстрел…
— Почему вы так думаете?!
— Косынкой велят завязывать глаза…
Брауде сидела по тюрьмам с двадцатых годов, она была ветераном. Ольга Давыдовна в камеру не вернулась. На ее койке еще долго лежали очки…
Дина, конечно, не знала, что тогда 11 сентября 1941 года в Орловской тюрьме были расстреляны 161 заключенный! Список смертников подписал лично Сталин. Немцы наступали. Тюрьмы очищались. Брауде тоже получила свой кусочек свинца, на том и закончился их спор с Ольгой Давыдовной.
Но нам давно уже пора вернуться на Лубянку, туда, на второй этаж, в 1939–1940 год. Асю Сырцову скоро уведут, и останутся Аля с Диной. Лидия Анисимовна не очень будет им мешать, единственной мечтой ее было — поесть бы досыта!
А о чем говорили Аля с Диной, она не очень вникала, так что они свободно могли беседовать, не боясь посторонних ушей. Они сразу почувствовали расположение друг к другу, а Але Дина была особенно дорога тем, что она могла с ней говорить о Муле, та знала Мулю еще со студенческих лет и многое рассказывала о нем.
А Дина говорила мне, что за все свои долгие скитания по тюрьмам — в первый раз ее приговорят к пяти годам тюремного заключения — она никому не доверится так, как Але; Але она многое расскажет о матери, о сестре, о себе. Расскажет и о деле, которое ведет не просто следователь Камер, а сам начальник следственного отдела по особо важным делам товарищ Визель, с лицом Наполеона. Встреча с товарищем Визелем чаще всего заканчивалась тем, что он кричал на Дину:
— Будешь ты подписывать протокол или нет?! Долго я еще буду с тобой возиться!
И вызывал на подмогу верзилу Зубова, который бил Дину резиновой дубиной по плечам и по спине или кричал с порога:
— Скидай туфли! Ложись!..
Дина тогда еще не могла разобраться, что является главным в ее деле, за что она сидит. Вопросы были запутаны и все время вертелись вокруг ее матери Александры Юлиановны Канель, но та давно умерла… Мать обвиняли в шпионаже, обвиняли в том, что она работала сразу на три европейские разведки: на немецкую, французскую и польскую (возила Каменеву в Берлин, Калинину в Париж, а в Варшаву заезжала к сестре, вышедшей замуж за поляка еще до революции!). Канель ездила вместе с Жемчужиной за границу, и, конечно, не случайно они ездили вместе: Жемчужина была связана с Канель шпионской работой, а что касается лечения — то это была просто маскировка! Они встречались там, в Европе, с работниками иностранных разведок и передавали шпионские сведения, получая задания. На имя Канель в банке лежала крупная сумма денег, переведенная этими разведками. Канель вовлекла в шпионскую работу и дочерей Дину и Лялю, и после ее смерти Ляля с мужем совершила поездку за границу специально для того, чтобы продолжить шпионские связи, налаженные матерью. А в организации этой поездки им помогала Жемчужина! В квартире Канель, на Мамоновском, встречались оппозиционно настроенные к советской власти люди, там велись антисоветские разговоры. И помимо этого на Мамоновском был «дом свиданий», и Жемчужина приезжала туда со своими любовниками, она вела развратный образ жизни, и Александра Юлиановна покрывала ее. А сама Александра Юлиановна сожительствовала с хирургом Герштейном и с Демьяном Бедным. А Ляля жила с Ворошиловым, Калининым, и шел длинный список ее любовников!
Дина только недоуменно разводила своими маленькими ручками и все отрицала, и все вычеркивала из протоколов вплоть до слова «сожительствовала», и писала, что мать с 1920 года была женой хирурга Герштейна, но официально в ЗАГСе они не были зарегистрированы. Мать дружила с женой Демьяна Бедного, а Демьяна Бедного недолюбливала и рассорилась с ним, когда он бросил свою жену. Товариц Визель приходил в ярость, вызывал Зубова, а тот словно бы только и ждал сигнала за дверью и тут же налетал на Дину.
Потом ее отправляли в камеру одуматься. А она требовала у надзирательницы бумагу (заключенный имел право писать жалобы на чье угодно имя), она писала Молотову, что ее заставляют давать ложные показания на Жемчужину. Конечно, ее жалобы дальше кабинета Визеля не шли. Ее опять вызывали… И опять являлся Зубов…
А потом ей стали давать протоколы, подписанные другими, и она с ужасом увидела подпись Ляли: Ляля со всем соглашалась, даже с тем, что жила с Ворошиловым, с Калининым, и прочими, и прочими!..
Дине дали протокол мужа Ляли, доктора Вейнберга, и тот говорил, что его завербовала Канель, что он вел шпионскую работу, что он выдал тайну распространения малярии в СССР… А Дина знала, что в медицинском справочнике помещена его статья о распространении малярии в СССР! Затем следовал протокол Реске, мужа Фотиевой, который тоже сидел, и тот говорил, что конечно же Канель была шпионкой и не случайно она была тесно связана с Жемчужиной и ездила с ней за границу… Дина думала: если Лялю обвиняют в том, что она шпионка, а с нею жили Ворошилов, Калинин, так что же получается — и на них заготовляют дела?! Демьян Бедный был в опале, это она знала, если он жил со «шпионкой Канель»… Голова шла кругом от всего этого!
Алю тоже стали вызывать на допросы. Поначалу она была довольна своим следователем, неким Ивановым, она говорила Дине, что они очень мирно беседуют. Потом следователя сменили, и Аля ужасалась его тупостью, но юмора не теряла, она рассказывала в камере, смеясь и передразнивая его, как тот кричал ей: «Если ты мне не будешь говорить правду, я с тобой знаешь что сделаю?! Я тебе сначала голову оторву, а потом руки, ноги выверну!» А Аля ему: «Но если вы мне сначала голову оторвете, то зачем потом стараться руки и ноги выворачивать? Я-то уже чувствовать не буду!..»
А мне как-то случайно Аля обмолвилась, когда шел разговор о старшем Свердлове, который отбывал ссылку при царе в Туруханске, куда и Аля была сослана:
— А сынишка Свердлова был одним из моих следователей.
— И каким? — спросила я.
— Соответствующим… Он меня заставлял подписывать такой бред, что я не выдержала и сказала ему: «Как вы можете, ведь вы же сын интеллигентных родителей!» А он меня матом, да таким, какого я и от уголовников потом не слышала!
