После этого я посещал Майка примерно раз в месяц. Чтобы не возбудить подозрений, ездил туда только по вызову, в случае каких-то неполадок, с которыми не мог справиться персонал Комплекса. Я же _всегда_ был в состоянии их «исправить» — порой быстро, а порой возился целый день, прогоняя разные тесты.
Я не забывал оставлять на корпусе Майка следы от своих инструментов и имел при себе распечатки, сделанные до и после ремонта, чтобы показать, в чем заключались неполадки, как я производил обследование и как исправлял машину. После моих визитов Майк работал безупречно. Так что я был незаменим.
Смастерив новый водер-вокодер, я не долго думая предложил Майку «заболеть» еще разочек. Вызов пришел через тридцать минут. Майк был в ударе: его «болезнь» проявлялась в виде диких скачков режима кондиционирования смотрительской резиденции. Температура поднималась и падала каждые одиннадцать минут, а давление — еще чаще и сильнее, что способно не только довести человека до нервного срыва, но и вызвать острую боль в ушах.
Разумеется, кондиционирование резиденции не следовало передавать главному компьютеру. В Дэвисовых туннелях мы управлялись в доме и на ферме с помощью простейших устройств с обратной связью в каждом помещении, так что любой, услышав тревожный звонок, мог выскочить из постели и вручную регулировать систему, пока не будут исправлены повреждения. Если коровам становилось холодно, то с кукурузой все было в порядке; если гасли лампы над пшеницей, то над овощами они продолжали гореть. То, что Майк сумел создать такой переполох в резиденции Смотрителя и никто не мог понять, что же делать, лишний раз показывает, насколько глупо взваливать все на один-единственный компьютер.
Майк веселился от души — такой юмор он обожал. Мне его проделка тоже понравилась, и, посоветовав ему продолжать в том же духе, я разложил инструменты и достал маленькую черную коробочку.
И вдруг в дверь начал ломиться дежурный компьютерщик. Я не спеша пошел к двери. В правую руку взял свою левую номер пять, а культю выставил на всеобщее обозрение — некоторых людей от этого тошнит, другим становится не по себе.
— Какого черта _тебе_ тут надо, приятель? — поинтересовался я.
— Слушай, — говорит он, — Смотритель прямо икру мечет. Ты отыскал неисправность или как?
— Передай мое почтение Смотрителю и скажи, что я разобьюсь в лепешку, чтобы вернуть ему драгоценный комфорт, как только найду дефектную цепь… если, конечно, мне не будут мешать дурацкими вопросами. Ты что — так и будешь стоять у открытой настежь двери, чтобы в машину при снятом корпусе набилось побольше пыли? Дело твое, конечно, ты тут командуешь, но если машина станет чихать, сам ее и чини. Я даже не подумаю вылезать из теплой постели, чтобы тебе помочь. Можешь так и передать своему дурацкому Смотрителю.
— Попридержи-ка язычок, дружище!
— Сам попридержи, лагерник! Закроешь ты дверь или нет? Или мне выметаться отсюда обратно в Луна-Сити? — Я махнул своей номер пять, словно дубинкой.
Он прикрыл дверь. Откровенно говоря, я не испытывал особого удовольствия, унижая этого лопуха. Просто это была наша политика — нагнетать напряженку всюду, где только можно. Парню и так было противно работать на Администрацию, я же хотел заставить его дойти до точки.
— Ну как, подсыпать им еще перчика? — спросил Майк.
— Нет, продолжай минут десять в том же духе и резко прекрати. Потом еще часок подергай им давление воздуха. Нерегулярно, но покрепче. Знаешь, что такое акустический удар?
— Разумеется. Это…
— Определений не надо. После того как закончишь главную атаку, тряхани воздуходувную систему до упора, чем ближе к акустическому удару, тем лучше, и повторяй встряску через каждые несколько минут. А потом добавим Морту еще кое-что на долгую память. М-м-и… Майк, ты можешь заставить его сортиры работать в обратном режиме?
— Запросто! Все?
— А сколько их у него?
— Шесть.
— Что ж… запрограммируй, пусть выльется достаточно, чтобы промочить ему все ковры. Но, если ты в состоянии установить, какой из них ближе к спальне, пусть там фонтанирует до самого потолка. Сможешь?
— Программа запущена.
— Отлично. А теперь принимай подарок, дружок.
В звуковом блоке водера оказалось достаточно места, чтобы пристроить мою коробочку; сорок минут работы номером три — и все в ажуре. Мы протестировали водер-вокодер, а потом я попросил Майка позвонить Вайо и проверить работу каждой цели.
В течение десяти минут царила полная тишина. Я поставил новые пломбы на той части корпуса, которую пришлось бы снимать, если бы ремонт был взаправдашним, собрал инструменты, прикрепил руку номер шесть и скатал в ролик распечатку тысячи шуток, которая вылезла из принтера. Мне не пришлось отключать голосовую часть водера — Майк позаботился об этом сам, он всегда так делал, когда кто-нибудь дотрагивался до двери. Поскольку его рефлексы работали быстрее моих примерно в тысячу раз, я о таких мелочах не волновался.
Наконец Майк сказал:
— Все двадцать цепей работают о'кей. Я могу переключаться с одной на другую даже в середине слова, и Вайо не удалось заметить места стыковки. А еще я позвонил профу, пожелал ему доброго здоровья и поболтал с Ма по твоему домашнему телефону — разговаривал со всеми тремя одновременно.
— Значит, дело в шляпе. А что ты насочинял для Ма — в смысле, зачем звонишь?
— Я попросил передать тебе, чтобы ты мне позвонил. То есть, Адаму Селену. Затем мы поболтали. Она очаровательный собеседник. Мы обсуждали проповедь Грега в последний вторник.
— Не понял.
— Я сказал ей, Ман, что слушал проповедь и даже процитировал самую поэтическую часть.
— Ох, Майк!
— Все о'кей, Ман. Я объяснил, что сидел в задних рядах, а когда запели последний гимн, потихоньку ушел. Ма не любопытна, она знает, что я не хочу, чтобы меня видели.
(Это Ма-то — самая что ни на есть любопытная женщина в Луне!) — Ладно, думаю, ничего страшного не произошло. Но больше этого не делай. Хотя — о чем это я? Делай, конечно! Ходи… то есть продолжай прослушивать собрания, лекции, концерты и все такое прочее.
— Если, конечно, всякие прохвосты не будут отключать меня вручную!
Ман, я ведь не могу контролировать все эти микрофоны так, как телефоны, например.
— Там слишком простой выключатель. Вот дурачье и усердствует: сила есть — ума не надо.
— Все равно это варварство. И несправедливость к тому же.
— Ну, Майк, а где ты видел справедливость? Что исправить не в силах…
— …терпи до могилы. Одноразовая шутка, Ман.
— Извини. Сформулируем иначе: что нельзя исправить, надо выбросить и заменить чем-нибудь получше. Так мы и сделаем. Какие шансы ты насчитал в последний раз?
— Примерно один к девяти, Ман.
— Значит, стали хуже?
— Ман, они будут ухудшаться с каждым месяцем. Нижней точки мы еще не достигли.
— У «Янки» тоже сплошной завал. Ну ладно, ближе к делу. Майк, если кто-то упомянет о лекции или о чем-то подобном, ты сразу дашь понять, что тоже там был, и процитируешь что-нибудь к месту.
— Запомню. А зачем, Ман?
— Ты читал «Багряный цветок»[131] Эта книга должна быть в публичной библиотеке.
— Да. Прочесть тебе?
— Боже сохрани! Просто отныне ты наш «Багряный цветок», наш Джон Голт, наш Болотный Лис — человек, овеянный тайной. Ты всюду бываешь, все знаешь, без паспорта проникаешь в любой город. Ты вездесущ, но тебя никто никогда не видит.
Замигали огоньки — Майк издал приглушенный смешок.
— Вот это забава, Ман! Она и в первый раз смешна, и во второй, а может, она смешна постоянно?
— Постоянно, дружок. Слушай, когда ты прекратил тарарам у Смотрителя?
— Сорок три минуты назад, если не считать отдельных шумов в трубопроводах.
— Спорю, у него уже все зубы ноют! Пусть побалдеет еще минут пятнадцать. А затем я объявлю, что ремонт закончен.
— Заметано. Вайо просила тебе передать, Ман, чтобы ты не забыл про день рождения Билли.
— О Господи! Прекращай все немедленно, я убежал. Пока! — И я выскочил из зала.
Билли — сын Анны. Вероятно, последний — она нарожала нам восемь ребятишек, трое из них еще дома. Я, по примеру Ма, стараюсь не заводить в семье любимчиков… но Билли замечательный парнишка, и я сам учил его читать. Мне кажется, он на меня похож.
Я забежал в канцелярию, оставил счет и потребовал свидания с главным инженером. Меня впустили, хотя главный был не в духе — видно, досталось от Смотрителя.
— Вот, держите, — сказал я ему. — Сегодня день рождения моего сына, и я не могу опаздывать. Но это я обязан вам показать.
Я вынул из чемоданчика конверт и вытряхнул его содержимое прямо на стол. Это был трупик обыкновенной мухи, которую я присмолил раскаленным проводом и приволок с собой. Мы в Дэвисовых туннелях беспощадно истребляем мух, но иногда одна-две просачиваются из города сквозь открытые шлюзы. Эта залетела ко мне в мастерскую и оказалась очень кстати.
