— Я — майор Беркут, ваш новый командир, до самого окончания контракта, или до вашей гибели в бою! Нам предстоит много дел, и для того, чтобы понять, кто чего стоит, чтобы научиться доверять друг другу, все вы пройдете тренировочный курс под руководством инструкторов, раньше служивших в спецподразделениях армии или МВД! Каждый из вас продемонстрирует свои навыки, а потом я решу, место ли вам в этом строю! Тем же, кто покажется мне достойным, придется трудиться и впредь до седьмого пота, придется воевать, стрелять в своих бывших сослуживцев, всех, кто хочет зажечь на теле России пламя гражданской войны! С ними мы будем бороться жестко и беспощадно! Нашему дому нужен мир и стабильность, и я сделаю все, чтобы так и было!
— Начальник, хватит трепаться, — вдруг раздался из строя насмешливый голос. — Все и так в курсе! Лучше скажи, когда волыны получим! А уж там сами разберемся!
— Кто сказал?! Выйти из строя!!!
От грозного рыка Беркута те, кто стоял ближе к полковнику, невольно вздрогнули. И изнутри, из глубины строя, на открытое пространство тщательно подметенного плаца вышел жилистый высокий мужик выглядевший лет на сорок, но явно на самом деле намного более молодой. Просто жизнь к нему была слишком сурова, о чем говорили синие «перстни», наколотые на узловатых пальцах, и железные зубы, наполовину сменившие данные ему когда-то природой.
— Ну, я сказал, — с ленцой произнес татуированный, на котором форма, пока еще безо всяких знаков различия, сидела неуклюже, как платье с чужого плеча. — Хватит нас строить, майор, тут не пацаны все уже! Тут не армия, не казарма, мы работаем — нам платят, все дела! Так что ты дело говори, а не про матушку-Россию!
Он встал перед майором, в нескольких шагах, с вызовом взглянув на офицера. Камуфлированный китель был распахнут, обнажая грудь, покрытую вязью татуировок — куполами, ангелами, какими-то надписями, ничего не имевшими общего с привычными Беркуту «ВДВ», «ДМБ» и прочими, хоть и не приветствовавшимися в настоящем спецназе, но вполне традиционными. Из-под закатанных совсем не по уставу рукавов тоже виднелись потускневшие от времени синие разводы наколок.
— Упор лежа принять, — сквозь зубы, негромко, но веско, произнес полковник, выдержав надменный взгляд татуированного и в ответ придавив его своим взглядом, ощущавшимся физически. — Десять отжиманий!
— Пошел ты, начальник! Что, пацана нашел?
— Двадцать отжиманий!
— Ты что, краев не видишь?!
Татуированный дернулся навстречу майору, но тот был быстрее — и злее. Короткое движение левой руки, кулак впечатывается в солнечное сплетение, и покрытый уголовными наколками «боец» сгибается пополам, хрипя и матерясь.
— Тридцать отжиманий!
Татуированный снова метнулся вперед, и меж пальцев правой руки его сверкнуло лезвие самодельной финки, укрытой прежде под одеждой. Тарас беркут легко ушел от удара, поймал руку в замок, надавил, повернул — и нож со звоном упал под ноги, а противник майора по инерции улетел на несколько шагов дальше, не удержав равновесия и упав на колени. А майор уже не церемонился. Носок тяжелого ботинка впечатался в живот татуированного, затем — по ребрам, по почкам, снова по ребрам.
Рота, две сотни крепких, здоровых мужчин, молча наблюдали, как их командир методично, словно отрабатывая приемы на тренировке, избивает одного из них, валяя его по плацу, словно куклу. Очередной удар пришелся по лицу татуированного, и на бетон посыпались железные зубы, брызнула кровь.
Уголовник, впервые встретивший такого противника, растянулся на плацу, уткнувшись залитым слезами и кровью лицом в грязный бетон, постанывая и даже не делая попыток подняться на ноги. А Беркут, услышавший ропот в глубине строя, вновь смотрел на своих бойцов, произнеся громко и отчетливо:
— Все вы теперь — сотрудники новой российской полиции, и каждый обязан соблюдать дисциплину и субординацию. За неподчинение и пренебрежение приказами любой будет наказан жестоко и незамедлительно! Запомните это! И если что-то кому-то не нравится, лучше убирайтесь вон прямо сейчас — через пять минут будет уже поздно! Вы будете служить так, как служил я, будете защищать свою родину, как должно любому, кто считает себя мужчиной! На размышление тридцать секунд, если кого-то не устраивают правила, выйти из строя!
Ответом было молчание. Те, кто стоял в первой шеренге, смотрели на растянувшегося на плацу незадачливого товарища, пытавшегося встать, но вновь падавшего, не находя в себе достаточно сил. Но никто не решился покинуть строй.
Беркут тяжелым, полным злобы и ярости взглядом, обвел строй, словно получше пытаясь запомнить лица стоявших перед ним людей. И почувствовал на себе тяжелые взгляды людей, как братья-близнецы похожих на того «полицейского», которым он только что подметал плац. Короткие стрижки, золотые и железные «фиксы», синие линии наколок на руках, на груди. Они, как стая шакалов, были готовы накинуться на полковника, разорвать его на куски, мстя за своего, но боялись, чувствуя силу и уверенность Беркута.
— Время вышло! Итак, у кого еще есть возражения?
Тарас Беркут подождал еще несколько секунд, но никто так и не нарушил молчание, не вышел из строя.
— Отлично! В таком случае, сообщаю распорядок на сегодня. Приказываю набить ранцы камнями под завязку, бежим марш-бросок, десять километров. После этого — рукопашный бой, затем обед. После обеда получите личное оружие и на стрельбище — посмотрим, чего вы стоите. Раз вы здесь, я сделаю из вас, из каждого идеального солдата — только такие и могут защищать Россию!
Полковник бросал слова в угрюмые лица своих бойцов, тех, кто вызвался навести порядок в балансирующей на грани хаоса стране. А те слушали, молча, не сводя хмурых, тяжелых взглядов со своего командира.
— Рота, слушай мою команду! — Рыкнул Беркут. — Налево! К куче щебня бегом марш!
Строй шелохнулся, и над военным городком поплыл грохот тяжелых ботинок, выбивавших каменную крошку из потрескавшегося асфальтового покрытия плаца.
— Капитан, — Беркут окликнул Терехина, сопровождавшего рекрутов. — Капитан, на марш броске присмотри за этими, «расписными», — полковник указал на державшихся плотной кучкой парней с блатными наколками. — Три шкуры с них спусти! Мне этот уголовный сброд в подразделении не нужен!
— Ясно, командир! Всю дистанцию будут в противогазы блевать, урки!
Терехин понимающе кивнул. Привыкший командовать обычными солдатами, он и сам с неодобрением смотрел на явных уголовников, уже, кажется, начавших устанавливать свои порядки в только сформированной роте. И если бы Беркут не подмел плац их вожаком, бывший офицер Внутренних войск был уверен, что чуть позже проделал бы не что подобное лично.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
