— Наша!!! — надрывались мары.
— Постарайся, — умолял Баюн.
Я услышала шелест одежды. Отшельник собирался уходить. Вот он уже сделал один шаг прочь от меня. Другой…
— Встань! Тебе ли валяться в пыли перед мерзкими тварями?! Встань и сделай то, что не удалось мне.
— Хаки? — простонала я.
Зачем берсерк пришел смотреть на мой конец?! Что ему не удалось? Чего он хотел?
— Мужчинам не дано беречь и хранить. Это удел сильных женщин. Сохрани мой род, — продолжал он. — Встань, ибо отныне за тобой многие жизни!
— Он просит о сохранении своего рода, но вспомни, что он сделал с твоим, — злорадно зашипели Мары. — Отомсти ему… Не вставай!
— Нет! — Преодолевая боль, я поднялась. —Довольно мести!
Дрожащие ноги подгибались и, казалось, приросли к земле. Отшельник остановился и обернулся. Неожиданно я отчетливо разглядела его высохшее, узкое лицо со впалыми щеками и ясные голубые глаза.
— Иди! — крикнул Хаки. — Иди же!
Облизывая пересохшие губы, я шагнула. Сзади взвыло и завихрилось черное облако. Моя ненависть и злость — все, что питало мою душу долгие годы — выли и стонали, призывая меня вернуться, но их усилия были напрасны. Я отказывалась от них! Отказывалась от мести, от ненависти, от Мореновой силы и от давнего соглашения с прислужницами смерти! Цепкие, но уже слабые когти еще хватали края моей одежды, но уже не могли задержать.
— Нет, — повторила я тем, которые завывали позади, и шагнула еще раз.
Рука отшельника легла на мой лоб. Тепло человеческих пальцев уняло черный вихрь за спиной.
— Все, — сказал отшельник. — Ты свободна…
Но я не чувствовала свободы, только бессилие и страх.
— Ничего не вижу, — пожаловалась я.
— Ты будешь видеть… Проснешься и будешь видеть. А теперь спи…
Рука старца становилась все тяжелее. Она давила на мой лоб, и я не могла сопротивляться. Ноги подогнулись, руки сами расстелили на земле плащ, и мои глаза закрылись.
А когда я их открыла, то даже поморщилась от яркого света. Солнечные лучи прыгали по просторной пещере, гладили подстилку из сухого мха, заглядывали в высокий кувшин с водой и останавливались на сидящей посредине фигуре худого старика.
— Вижу… — неверяще прошептала я. Отшельник обернулся. Голубые, чистые, как родниковая вода, глаза сощурились.
— Ты и должна видеть…
Радость внутри зазвенела, заплясала и оборвалась тоненькой капелькой. Неужели я свободна от нелепого договора с марами?! И снова вижу!
— Как ты сделал это?
Старик встал. Рубаха на нем оказалась совсем не белой, как я думала, а серой, длинной, перехваченной узким веревочным пояском. Она касалась подолом земли и была проста, как солнечный свет, вода или деревья. Но надень старик что-нибудь еще, даже прекрасный, усеянный жемчугами пояс — он показался бы никчемным и уродливым.
— Я ничего не делал. Чудеса сотворяет Господь. Когда-нибудь он войдет в твою душу.
К этому я не готовилась. Не знаю почему, но даже после сотворенного чуда мне было нелегко отказаться от своей старой веры и златошлемной заступницы Перунницы.
— Я знаю, — сказал отшельник, — ты не скоро примешь Его, но это непременно случится, иначе ты не сумела бы спастись и обрести свободу.
Вот уже второй раз он сказал, что я спасена и отныне могу делать все, что пожелаю.
— Нет, ошибаешься, — возразил старик моим мыслям. — Все не так просто. Ты сама впустила бесов в свое сердце, и отныне они будут следовать за тобой неотступно. Их власть над тобой зависит только от тебя и силы. твоего желания.
— Но как освободиться от них навсегда?
— Живи…
Я не понимала. Живи, и все?! Но… В голове мелькнула страшная догадка. А если это ложь и мое освобождение — обман? Рука метнулась к груди. Ладонь легла на каменную выпуклую спинку паука.
— Ты! — Я вскочила на ноги и бросилась к старику:. — Ты обманул меня!
— Почему ты так решила?
Да потому, что я уже слышала за спиной плеск черных крыльев, а на моей груди все еще стояла печать Мореновых созданий!
— Ах вот что! — улыбнулся он. — Но поверь — все зависит от тебя…
— И это?! — Я рванула ворот рубахи. Гладкая спина паука засияла на солнце, и от ее блеска померкли даже солнечные лучи.
— Это? — Отшельник коснулся моей груди. — Это пустяки.
Я взглянула на его раскрытую ладонь. Там, втягивая длинные щупальца, корчился большой черный паук. Он дергался, сплетал мохнатые лапы, дрожал и становился все меньше и меньше, пока не превратился в обыкновенный черный с зелеными прожилками камень. Такие в великом множестве валяются на любом морском берегу.
— Это… Это… — забормотала я.
— Это камень, — отбрасывая прочь моего мертвого. мучителя, сказал старик и отвернулся. — Настоящие бесы жили в твоей душе, а это всего лишь камень… Я сделал все, что ты хотела. Теперь иди.
Иди… Куда идти? С этого острова вел лишь один путь — море, а у меня больше не было корабля.
— Ступай, — настойчиво повторил старик. — Уходи и помни мои слова.
Протестовать или объяснять не было смысла. Я вздохнула, низко поклонилась хозяину и побрела прочь. В конце концов, на острове наверняка не одна такая пещера. Топор и меч у меня есть, обживусь, а потом, может быть, сюда забредет случайный корабль и возьмет меня с собой. В моей котомке осталось еще немного денег…
Внезапно вспомнилось Приболотье, веселая речка с ее камышовыми зарослями и песчаными отмелями, чахлые березки и крытые дранкой крыши… Как давно я не была дома! Сколько лет потратила впустую, гоняясь за своими детскими страхами. Хотела избавить мир от зла, а принесла в него лишь разрушение. Даже Хаки оказался добрее меня. «Сохрани мой род», — сказал он. Неужели даже там; в далекой Вальхалле, он помнил о своем хирде? А я вот не думала ни о ком… Не обзавелась родичами, не сохранила любовь, не сберегла дружбы вот и осталась поломанная и одинокая, как та береза на Красном Холме…
За поворотом звякнуло железо. Привычка взяла свое я отскочила за камень, плашмя рухнула на землю и осторожно выглянула из-за выступа.
Они шли по тропе. Скол, Хальвдан, Гранмар, Мюсинг… Мне были хорошо видны их суровые лица и сверкающие в руках мечи. Куда они шли? Может, поняли, что я вовсе не валькирия, и теперь хотели расквитаться за обман? Или просто желали навек избавиться от меня? Ведь у нас в Приболотье умели убивать даже бессмертных колдунов. Вгоняли осиновый кол в сердце, подрезали жилы на ногах, и черный колдун навсегда оставался под землей. Наверное, и урмане умели убивать своих духов.
Скол перемахнул через камень и прислушался. Вдалеке зазвонил колокол.
