только нудный тип, но еще и преступник…
— Я не исключаю такой возможности.
— С нудным типом, даже с изменщиком, я бы еще могла жить, но с преступником — никогда!
Я с удивлением на нее уставился. Не ожидал от химички такого пыла.
— Ты же понимаешь, что если окажется, что я прав, то могут не только арестовать твоего мужа, но и конфисковать имущество, если следствие установит, что оно нажито преступным путем.
— А мне плевать! — отмахнулась она. — Никогда я не жила богато, так что нечего и начинать.
— И что ты сделаешь?
— Пойду в милицию.
— Я даже могу подсказать, к кому обратиться.
— К кому же?
— К старшему лейтенанту Свиридову, следователю УВД Приречного района. Или лучше сразу в прокуратуру.
— А почему именно к Свиридову?
— Он ведет дело о нападении на меня.
— Хочешь сказать, Киреев имеет к этому отношение?
— Есть такое подозрение…
— Почему же ты сам к нему не пойдешь?
Это хороший вопрос. И в самом деле — почему я сам не пойду к следователю и не расскажу ему все, что мне известно? Раньше мне мешало то, что у Рогоносца были мотивы личной мести и я не хотел впутывать в эту историю химичку, ибо это не по-мужски, но теперь понятно, что меньше всего капитан руководствовался желанием поквитаться со мною за поруганную честь. Не исключено, что он до сих пор не знает, что супруга ему изменила с физруком. Следовательно, у него есть какие-то иные причины. И вот эти-то причины я и хочу выяснить.
— Мне хочется сначала получить надежные доказательства, — произнес я вслух, — а уж потом идти к следователю.
— То есть, на тебя лучше не ссылаться? — уточнила Екатерина Семеновна.
— Именно так!
— Хорошо, — кивнула она. — Я расскажу лишь о том, что знаю сама.
— Только постарайся сделать это так, чтобы твой муженек не пронюхал… Кстати, что за вещество ты использовала для слежки?
— Радиоизотоп таллий двести четыре, период полураспада всего двенадцать дней, — сказала химичка. — Я нанесла их на шины его служебного автомобиля.
— А это не опасно?
— Нет. Количество совершенно ничтожное, дающее излучение немногим выше естественного радиационного фона. При рентгеноскопии применяют гораздо более мощные изотопы.
— А где ты их взяла?
Екатерина Семеновна усмехнулась.
— Так, подарок одного друга…
— Все равно, будь осторожнее со своим Киреевым.
— Думаешь, он может сделать со мной что-нибудь плохое?
— Думаю, что может.
Прозвенел звонок на урок и я отправился в спортзал. Конечно, разговор с химичкой взбаламутил мне душу. Не переложил ли я на ее плечи то, что должен был сделать сам? Надеюсь, она не наделает глупостей, например, не выложит все муженьку, дабы высказать ему свое презрение. Во всяком случае, если она расскажет следователю о левых доходах Киреева и тот попадет под следствие, вреда от этого не будет. Рогоносца, наверняка, отстранят от дела и пакостить мне, прикрываясь погонами, ему станет затруднительно.
Уроки закончились и, захватив с собою, всю компанию коллег, я повел их к себе домой. Нагруженные бутылками и снедью, в радостном предвкушении предстоящего междусобойчика, они шагали за мною, как пионеры за вожатым, только что без барабанов и трубы. Легкая метель толкала нас в спины, лишь добавляя нам скорости. Не хотелось думать ни о чем, кроме того, что можно провести несколько часов в обществе исключительно приятных мне людей.
Илги не было дома, но на столе в кухне красовались приготовленные ею и разложенные по тарелкам закуски. Было кое-что из горячительных напитков: коньячок, водочка, портвейн. В общем, было чем угостить дорогих гостей. Однако и они не подкачали. Директор тоже принес коньяк и палочку сервелата из ветеранского продзаказа. Военрук порадовал балычком и двумя бутылками «Киндзмараули». Преподаватель немецкого притащил пирог, как выяснилось, с мясом и вишневую наливку. Трудовик приволок бутылку «Столичной» и шмат сала, а историк — целую авоську пива и соленые орешки.
В общем, было чем разогреться. Я объявил друзьям, что у нас фуршет, но из этой затеи ничего не вышло. Мужики решили перенести стол в большую комнату, где есть диван. Туда же приволокли скамейку и устроили нормальное русское застолье, без разных там европейских выдумок. Выпили, как полагается, за хозяев, хотя хозяйка отсутствовала, потом за мир во всем мире и победу социализма во всех прогрессивных странах. Стали рассказывать анекдоты, порою скабрезные.
Потом перешли на школьные дела. Расспрашивали Пал Палыча о том, какие будут нововведения во второй четверти? Гости жаловались на завучиху, которая доставала не только меня одного. Обсуждали разные сплетни, неизбежные в любом коллективе. Честно говоря, я был разочарован. Мне казалось, что общение у нас будет более интересным. Не, ну пили и закусывали с удовольствием, а вот более увлекательных тем, нежели дурь Эвелины Ардалионовны не нашлось.
Наверное, я и сам был виноват. Не учел, что кроме работы, присутствующих ничего не объединяет. У нас с Карлом, правда, есть наша киностудия, проблемы которой не интересны остальным. Петр Николаевич охотно говорит на исторические темы, но его тоже не слишком поддерживают. Разуваев с удовольствием бы потрепался о новинках западной рок-музыки, но боится раскрыть свой интерес перед остальными. Витек вообще оживлялся лишь тогда, когда речь заходила о вещах сугубо прикладных. К тому же, он был единственным из нас, кто пил только чай. А военрук сожалел, что нет гитары и порывался спеть, но его не поддержали. И тут меня осенило.
— Друзья! — обратился я к гостям. — У меня идея… Давайте поиграем!
— Если в карты, то я пас! — откликнулся директор.
— В города? — хмыкнул военрук.
— В шахматы? — с надеждой поинтересовался историк.
— Ни первое, ни второе ни в третье, — ответил я всем троим. — В детектив!
— Любопытно, — проговорил преподаватель немецкого.
— Это как? — буркнул трудовик.
— Я сейчас объясню, — пообещал я. — Один из нас будет играть преступника, но кто именно — никто из вас до поры, до времени знать не должен. Остальные свидетели и сыщики. Преступник не имеет права себя выдавать. Более того — он может оказаться как среди свидетелей, так и среди сыщиков. Всю правду знать буду только я, и соответственно мне решать, насколько успешно проведено следствие… Ну что, коллеги, попробуем?
Коллеги одобрительно закивали и даже подняли рюмки, дабы выпить за
