Вы о чем?
Ричард огляделся: в первом ряду кони шли ровно, дальше было не разглядеть, но копыта стучали как положено, и примыкающая к угловому дому стена была обычной, сухой и серой – ни пятен, ни плесени. Старые выстывшие аббатства остались позади, вокруг тянулся Новый город с его домами, мастерскими, складами.
– Мне послышалось, – с облегчением признался Ричард, – вернее, приснилось.
– Не понимаю я Олларов. – Мевен достал флягу, отхлебнул и протянул спутнику: – Хотите? Будь я на их месте, я б эти могильники срыл под корень.
– Я бы тоже. – Дик с благодарностью глотнул вина. – Вы все еще намерены пересесть в карету?
– Пожалуй, нет, но больше я сюда ни ногой, уж лучше кэналлийцы!
– Вы суеверны, как бергер, – рассмеялся Дикон. Камень с души свалился, но голова оставалась тяжелой. Чтобы окончательно проснуться, требовалось хоть какое-то дело. Юноша привстал на стременах: – Надо же, мы почти у поворота на Вдовью площадь.
– Вы слишком крепко спали. – Мевен поднес возвращенную флягу к уху и потряс. – Поворот на Вдовью мы проехали минут десять назад.
– Разрубленный Змей! Почему вы раньше не сказали?
– Потому что понятия не имел, куда вы столь уверенно направляетесь, – зевнул гимнет-капитан. – Хотите повернуть?
– Даже не знаю, – завертел головой Ричард. – Карета тут, пожалуй, развернется…
– Воля ваша, – откликнулся Мевен, убирая свое вино, – но мы скоро доберемся до Желтой, а с нее все равно попадем в Ноху, только по другой улице. Возвращаясь назад, мы потеряем больше времени.
– Едем дальше, – решил Дик, посылая Караса вперед. Линарец согласно взмахнул хвостом и весело зашагал неширокой, сонной улочкой. Все было спокойно; уютные двухэтажные домики мирно спали, как и вымощенная желтым барсинским камнем площадь с молчащим фонтаном посередине. Дик придержал коня, любуясь осевшим на танцующих птицедевах инеем.
Дальше, за раскинутыми крыльями, начинался город Франциска, который пора переименовывать. Скверно, что Оллария росла в разные стороны неравномерно, как ее ни крои, равнозначных кусков не получится. А как заманчиво разделить столицу на четыре части и назвать по-гальтарски – город Скал, город Ветров, город Молний… Юноша приласкал благодарно всхрапнувшего Караса и оглянулся на приближающиеся рыжие отблески. В Желтую площадь со стороны аббатств вливалась одна улица, а в город Франциска вели целых три.
Куда сворачивать, Дикон не представлял, но дважды ошибиться дорогой было бы неприлично. Оставалось спросить у Мевена или… выслать вперед разведку! Отсалютовав стынущим под луной крылатым красоткам, Ричард завернул коня навстречу факельщикам. Страхи рассеялись вместе с дремотой, а сверкающая инеем и звездами ночь была прекрасна.
– «Чем горше сон, тем слаще пробужденье, – невольно прошептали губы, – чем ночь темней, тем радостней рассвет…»
– Монсеньор? – На физиономии сержанта-цивильника застыло удивление.
– Это Веннен, – засмеялся Ричард, – и он, как всегда, прав. Надеюсь, вы знаете, какая улица ведет в направлении Нохи?
– Конечно, монсеньор, – перевел дух вояка. – Аптекарская.
– Вот ее и проверьте, – велел юноша. – Да поживее, поздно уже.
– Слушаюсь, – цивильник, не забыв отдать честь, махнул двоим солдатам: – За мной.
Конские подковы застучали по спящим камням. Обычные подковы обычных лошадей. Вот и все! Через полчаса они в Нохе, а к полуночи – во дворце. Катари тоже в Нохе, но к ней ночью не войти, и вообще, пусть сперва успокоится. Женщины, даже лучшие, никогда не поймут смысла войны и справедливости победы. Они будут защищать проигравших, даже любя победителей…
Ричард неспешно двинулся вдоль ползущего конвоя. Сколько можно вспоминать навеянные лихорадкой кошмары? В Надоре собаки воют каждую ночь, а луна над башнями такая, какой здесь и не увидишь. Огромная, серебристая, а на сверкающем диске, если вглядеться, можно рассмотреть вставшего на дыбы Зверя.
– Вот уж не думал, что люблю мещанские кварталы, – вновь оказавшийся рядом Мевен деловито поправил шляпу. – Что-то я проголодался, а вы?
– А я – нет. – Пережитые страхи обернулись не голодом, а досадой. Ничего, в полнолуние он выпьет шадди и проедется старыми аббатствами. Кентером, чтобы не снилась всякая чушь. Огонь побеждают огнем, а страх – взглядом в лицо.
– Монсеньор, – вернувшийся цивильник был доволен, – впереди тихо. Улица широкая, пятеро в ряд спокойно проедут.
– Отлично, – Мевен повернулся к Дику, – надо взять карету в кольцо.
– На площади, – уточнил юноша. – Жду вас у фонтана.
Карас с готовностью перешел на рысь, догоняя факельщиков, на ограде углового особнячка засверкал иней, развернули крылья уже знакомые танцовщицы, и тут позади что-то треснуло, охнуло, заскрипело… Грохнули выстрелы, пуля чиркнула по камням возле самых копыт Караса. Брызнули белые искры, линарец вскинулся на дыбы, ехавший слева факельщик свалился на камни, его факел за что-то зацепился, опалив круп соседней лошади. Та, ошалев от боли, взметнулась свечкой, сбросила седока и исчезла в темноте. Откуда-то выскочили люди с мушкетами, сколько их было, Дикон не разобрал.
5
Грохот. Двое цивильников летят наземь, перепуганный Карас бьет копытами, в глазах мечутся факелы, сбоку что-то звенит и рушится.
Конь! Главное – подчинить коня… Леворукий бы побрал этих линарцев! Дикон обеими руками сжал шею жеребца, наваливаясь на нее всем телом. Если обойдется, на эту тварь он больше не сядет. Карас взвизгнул, опускаясь на передние ноги. Сона бы не взбесилась! Сона – умница, нужно ездить на ней и только на ней…
Толчок снизу, под ногу, неожиданный и сильный. Лошадиная спина пропадает, навстречу несутся холодные камни, они распробовали кровь и хотят еще… Чьи-то лапы рвут на себя пояс, сзади наваливается кто-то огромный и горячий…
От боли в сведенных за спиной руках Ричард вскрикнул и ощутил на горле острый, опасный холод.
– Смотри не придави, он тут из главных.
– Ага. – Похожий сразу на быка и на медведя здоровяк рывком поднял юношу на ноги. Рядом второй, тоже не маленький, удерживал хрипящего линарца, позади что-то мелькало и лязгало.
– Господин полковник, вот, взяли.
– Хорошо, – лица́ офицера не разглядеть, только ногу в стремени. – Связать руки и – к карете. Остальные?
– Сдались.
– Хорошо, – повторил полковник, звякнул поводьями и убрался. Ричард судорожно вздохнул, но в горле застрял холодный липкий ком. Сердце неистово колотилось, во рту сразу пересохло, грубые веревки резали запястья. Дик попытался ослабить узлы и заработал тычок в спину.
– Пошли!
Сбоку вспыхнули новые факелы, свет отскочил от мушкетных стволов, но лица стрелков остались в темноте. Ворота углового особнячка были распахнуты, во дворе приплясывали оседланные кони, их держали солдаты. Чужие. Дальше понуро стояли гимнеты, двое скорчились возле опрокинутой решетки. Так вот что звенело, когда взбесился Карас…
Юноша споткнулся о какую-то оглоблю, упасть не дал конвоир.
– Где полковник, Тобиас?
– На площади, – буркнул «медведь», – добычу считает. Вот, еще один…
Мевен был жив. Скулу виконта украшала ссадина, запястья были стянуты так же, как у самого Ричарда.
– Спокойно, – шепнул гимнет-капитан, – только спокойно. Мы ничего не можем.
Перевязи на Мевене не было, а на мундире недоставало пуговиц.
– Это не кэналлийцы, – прохрипел Дик. – Кто это?
Виконт не ответил. Становилось все холоднее, а руки болели так, словно их жалили
