Мы отплыли на длинной ладье с позолоченными носом и кормой. Сидя под навесом из благовонного кедрового дерева, мы любовались проплывающими берегами. Под жарким солнцем изнывали крокодилы, опустив хвосты в прохладную воду. Наше плавание продолжалось несколько дней. На закате четвертого дня мы увидели на левом берегу огромные храмы, которые алели в свете заходящего солнца. Ряды колонн тянулись вдаль. Над водой разносилось глубокое гортанное пение — наверное, жрецы приступили к вечернему богослужению.
Нас встретил представитель фараона и отвел в жилище. Нервный чиновник показал нам самый большой храм. Вдоль Нила располагались гробницы — огромные священные сооружения. Гробница для нынешнего фараона тоже строится, несмотря на его молодость. «Мы должны готовиться к будущей жизни», — с важностью объяснил наш проводник.
Мы шли под крышей храма, которая покоилась на колоннах выше самого высокого дерева. Статуи размером превосходили даже троянского коня, а головой почти достигали крыши. Одни изображали фараонов, другие — странных египетских богов с головами крокодилов, шакалов, соколов. Им служили жрецы в длинных рубахах, с бритыми головами.
— Посмотри-ка.
Менелай обратил мое внимание на статую с головой крокодила.
«В верховьях Нила находится огромный город жрецов. Там есть храм — он больше, чем вся наша Троя. Перед ним стоят статуи в пять человеческих ростов. Мы должны побывать там. Как только закончится война». Парис. Парис мечтал побывать здесь, увидеть эти чудеса…
Я не буду смотреть на них без него. Не хочу. Я повернулась и выбежала из храма.
Всю ночь мне снился Парис. Он стоял рядом со мной, печалился, что так и не побывал в Египте. «Я знаю не хуже тебя, что этого никогда не будет», — повторял он свои слова.
— Тише, тише.
Менелай сидел, встревоженный, на моей кровати и тряс меня.
Парис исчез.
— Ты кричала во сне, — объяснил Менелай. — Не бойся, это всего лишь сон.
Да, Парис — всего лишь сон.
— Спасибо, — поблагодарила я.
Я была тронута тем, что он хотел успокоить меня.
Мне пришлось вернуться в храм, из которого я бежала накануне: высокопоставленные египетские чиновники пригласили Менелая на встречу. Когда я вошла в храм, у меня возникло чувство, что Парис рядом, и я пыталась смотреть на все его глазами. Я бродила в сумрачной прохладе — здесь было прохладно, несмотря на жаркий полдень, — когда ко мне подошел мальчик, взял за руку и повел в сторону. Я не понимала, что он говорит, но он, похоже, не сомневался в том, что понимает, с какой целью я пришла в храм.
— Прорицательница… очень мудрая, — вот все, что я поняла из его слов.
Я осталась ждать в маленькой комнатке. Вошла женщина — затрудняюсь определить ее возраст — и сказала:
— Я знаю тебя. Ты Елена.
— Да, — кивнула я.
Как ни странно, я понимала ее, хотя не представляла, на каком языке она говорит. Она продолжала:
— Ты оказала нам честь своим пребыванием, пусть недолгим. — Ее голос оживился. — Ты искала меня, чтобы получить один из моих эликсиров.
Я совсем не искала ее и понятия не имела о ее эликсирах, но возражать не смела.
— Да, — снова кивнула я.
— Мы, египтяне, умеем готовить самые разные снадобья, — говорила она. — Я могу сделать человека молодым, старым, могу вернуть память, могу отнять ее…
— Да, я хочу получить эликсир, который отнимает память! — обрадовалась я. — Дай мне его!
— Только те, кто много пережил, просят этот эликсир, — улыбнулась она. — Те, кто пережил мало, просят о другом. Они хотят придать своему прошлому яркость, значительность. Или сделать себя моложе — чтобы прожить жизнь заново.
Что, если я признаюсь ей? «Я вызвала ужасную войну, из-за меня погибло много людей. Мне пришлось вернуться к человеку, от которого я бежала».
— Прошу тебя, дай мне эликсир забвения! — взмолилась я. — И научи меня приготовлять его. Мне он будет нужен всегда, пока я жива!
— Это очень сильный эликсир. Он действует так, что ты ничего не будешь чувствовать, даже если у тебя на глазах убили твою мать, твоих детей.
Моя мать сама убила себя, Парис погиб, Троя сожжена. Поможет ли мне этот эликсир?
— Дай мне его, я хочу попробовать, — сказала я.
— Хорошо, — согласилась женщина и приступила к приготовлению своего снадобья.
Она протянула мне бутылочку с теплой золотистой жидкостью. Я выпила ее залпом, как было велено. Я ничего не почувствовала, кроме тепла, когда эликсир оказался в желудке.
— Подожди немного, — предупредила женщина и начала ставить на место бутылочки, горшочки и баночки.
— Научи меня его готовить, — коснулась я ее руки.
Она объяснила мне, в каком соотношении и в каком порядке нужно смешивать измельченную кору, сухие семена и сироп. Внезапно я почувствовала внутреннюю легкость и беззаботность. Мне пришлось прилагать большие усилия, чтобы запомнить ее слова, мне вдруг все показалось совершенно неважным, хотя умом я понимала значение ее рецепта.
— А теперь подумай о том, что тебя так мучило, — сказала женщина. — Пора проверить действие эликсира.
Я глубоко вздохнула и представила Трою в огне пожара, я даже ощущала запах дыма, слышала крики обреченных, но у меня было такое чувство, будто я вижу фреску. Я не испытала приступа острой боли. Но тут гибли незнакомые мне люди. Когда же я представила Париса, боль, как прежде, пронзила сердце.
— Дай мне еще, — попросила я. — Не подействовало.
— Неужели ты все еще чувствуешь боль? — удивилась она. — Боюсь, увеличение дозы окажется смертельным.
Что ж, может, оно и к лучшему, подумала я. Полное избавление от боли было бы предательством по отношению к Парису.
Мы провели в Египте семь лет. В это трудно поверить. Да, семь раз Нил выходил из берегов и заливал поля: в Египте считают годы по разливам Нила. Кто мог подумать, что наше пребывание здесь затянется так надолго и что мы его выдержим? Но эликсир… Он помог мне. Благодаря ему время сжималось, и семь лет пролетели как семь дней.
После долгих просьб Менелаю удалось получить у фараона согласие на наш отъезд, и мы отправились домой. Мы плыли вниз по Нилу, опустив парус, течение само несло нас к морю. Женщины, которые с кувшинами поднимались по крутым берегам, останавливались и глядели нам вслед: люди всегда смотрят вслед кораблю. Они стояли, прямые и стройные, и смотрели, как мы навсегда покидаем их страну.
Менелай взял меня за руку и сказал:
— У меня такое чувство, будто ты все время войны провела здесь. Да, настоящая Елена находилась в Египте и ждала меня, а в Трое был всего лишь призрак, двойник. Свою Елену, Елену, о которой я тосковал, из-за потери которой страдал, я обрел в Египте.
Он нашел такой способ примириться с прошлым, принять его.
Что касается меня, то все было наоборот. Настоящая, подлинная Елена навеки осталась в Трое, а в Египет семь лет назад приплыл призрак, двойник.
LXXV
Мы высадились в Гитионе. Именно здесь все началось в тот день, когда я пришла с Геланором на берег собирать раковины-багрянки и повстречалась в гроте с Афродитой. А десять дней спустя отсюда я отплыла с Парисом. Когда мы причаливали к берегу, я бросила безнадежный взгляд на остров Краная, который призывно возвышался среди волн и манил к себе. Ночь, проведенная там с Парисом… Меня охватила дрожь от воспоминания о ней. Нет, не только от воспоминания. Это была дрожь желания и тоски. Все позади. Впереди только чувство вины, подневольная жизнь в Спарте, роль беглой и пойманной жены.
Менелай опустил сходни и сошел на берег. Первым делом он почтил богов, совершив жертвенные возлияния.
— Благодарю вас за то, что позволили мне вернуться домой.
Он долго стоял на коленях; никто не сходил с корабля. Потом он указал рукой в мою сторону:
— Спускайся.
Это был приказ, и я подчинилась.
Уже стемнело. Следовало бы заночевать в Гитионе, а утром отправиться в путь. Правда, колесницы нас ждали, но они могли подождать и до рассвета. Но Менелай взошел в колесницу и распорядился:
— В Спарту! Я ждал этого дня целую вечность. Девушки, которые родились в год моего отъезда, давно стали матерями. Я не могу больше ждать.
Он снова сделал жест рукой в мою сторону, и я заняла место рядом с ним.
Возвращение. Возвращение по той же дороге, на которую я надеялась больше никогда не ступать. Менелай обнял меня за талию.
— Мы начнем новую жизнь, — прошептал он мне на ухо. — Так, словно прошлого не существует.
Я посмотрела на него, на изрезанное морщинами лицо и поредевшие волосы.
— Прошлое существует, — ответила я, но, не желая спорить, добавила: — Что-то нас ждет? Мне страшно.
— Скоро узнаем.
Он сжал поручень колесницы и пристально посмотрел вперед.