Я не удержалась и дала ему пощечину.
— Если моя дочь пошла в меня, она отвергнет тебя!
— Вряд ли она пошла в тебя! Слишком давно она тебя не видела, — снова рассмеялся Неоптолем. — Она не откажет сыну великого Ахилла! Многие женщины мечтают обо мне.
— Так осчастливь их, а мою дочь оставь в покое.
— Зачем же обделять твою дочь? Впрочем, хватит болтать о пустяках. У меня есть важное дело. — И Неоптолем повернулся к женщинам, которые находились в доме. — Мне явилась тень моего отца. Он открыл мне свое сокровенное желание.
— Как интересно! Он тебя совсем не знал — и вдруг открывает тебе свои секреты! — заметила я.
— Боги обращаются к своим детям, когда пожелают! — дернулся и резко ответил Неоптолем.
— Ты хочешь сказать, Ахилл теперь — бог? Странно, когда я впервые увидела его, он был всего лишь скверный, злобный мальчишка.
— Заткнись, троянская блудница! — заорал Неоптолем.
— Оскорбления идут в ход, когда больше нечего ответить. Так что же тебе поведал твой великий отец?
— Он хочет, чтобы мы принесли ему жертву. Иначе не будет попутного ветра на обратном пути.
— Полагаю, он хочет моей крови, — вышла вперед Гекуба.
— Нет. Он хочет твою дочь Поликсену.
— Что? — На моих глазах Гекуба из убитой горем старухи превратилась в львицу, Неоптолем даже отступил. — Что ты сказал? Почему ее?
— Она нравилась отцу. Он влюбился в нее.
— Как? Он ее даже не видел.
— Видел. Возле источника, — ответил Неоптолем.
Поликсена подошла к нему, ее глаза сверкали.
— В тот день, когда убил моего брата Троила? Он еще успел разглядеть меня? Передай своему отцу, когда он снова явится тебе во сне, что я ненавижу его!
— Скоро ты передашь ему это сама. Твои чувства никого не волнуют. Твоя кровь оросит его могилу. Лишь после этого войну можно будет считать законченной.
— Троя превращена в груду пепла, мертвые погребены под руинами, и твой отец требует еще одной жертвы, чтобы завершить войну? — тихо спросила Поликсена.
— Желания покойного — загадка для живых, — пожал плечами Неоптолем, и я вспомнила тень Париса. — Сам не понимаю, зачем ты понадобилась отцу.
— Затем, что он жестокий убийца, — сказала Поликсена. — Пока мог убивать сам, он убивал. А теперь требует, чтобы другие убивали ради него.
— Лучше убей меня, Неоптолем, — взмолилась я. — Твой отец будет рад моей крови — ведь именно мой муж убил его.
— Ничуть не сомневаюсь, что он был бы рад прогуляться с тобой по Островам блаженных, где он, насколько мне известно, пребывает. Но ты, матушка, еще пригодишься мне здесь, — ухмыльнулся Неоптолем.
Поликсена оттолкнула руки матери, протянутые к ней, и встала рядом с Неоптолемом.
— Я стану последней жертвой войны? На этом убийства прекратятся?
— Да, — ответил Неоптолем. — После этого мы отплывем на родину и навсегда покинем берег Трои.
— У меня будет своя могила?
— Девочка, о чем ты говоришь? — вскричала Гекуба.
— Я хочу гробницу из белого мрамора, — сказала Поликсена. — Только подальше от Ахилла. Что ж, если невинная кровь греческой царевны помогла кораблям греков приплыть сюда, то пусть невинная кровь троянской царевны поможет отправить их обратно.
— Нет, нет! — рыдала Гекуба.
— Матушка, не плачь, — приказала Поликсена. — Неужели ты думаешь, будто мне слаще смерти покинуть родную землю? Стать рабыней, терпеть надругательства одного из наших врагов? Неужели ты думаешь, что Андромахе будет лучше жить в чужой земле, чем мне покоиться в родной? Я не завидую Андромахе, — повернулась она к Неоптолему. — Я предпочитаю могилу.
— Ты получишь ее. — Неоптолем скривил губы, но не ударил Поликсену. — Приготовления займут некоторое время, но мы поторопимся. На закате наши желания исполнятся: ты получишь могилу, а мы — попутный ветер.
Он вышел. Женщины окружили Поликсену, плача и причитая. Приготовления чудовищным образом напоминали свадьбу. Поликсену натерли благовонными маслами, причесали, нарядили в лучшее, что нашли. Ей на ухо шептали какие-то слова. Замужние женщины всегда делятся с невестой своим опытом. Но кто из нас мог поделиться с Поликсеной опытом смерти?
Перед закатом за Поликсеной пришли два воина. Она была в белом платье, с самодельной царской диадемой на голове — ее сплели из лент, на которое разорвали платье Гекубы. Никаких драгоценностей. Даже жертвенному быку золотят рога, но Поликсена шла без золота и украшений. Кто-то принес букетик полевых цветов, и из них сплели ожерелье и браслет для нее.
— Мы будем сопровождать ее, — заявила я солдатам.
— Ты права. — Гекуба, теперь спокойная, обняла Поликсену. — Краткий миг — и все страдания останутся позади. Ты встретишься с отцом, и с Гектором, и с Троилом и передашь им, что я тоже жду встречи с ними.
— Хорошо, матушка. — Поликсена поцеловала мать, и по ее щекам потекли слезы. — Прощайте, мои любимые.
— Пошли!
Солдаты схватили ее за руки и потащили.
Мы с Гекубой, Андромаха, сестры Поликсены — все последовали за ней.
Могильный холм Ахилла находился неподалеку от кораблей. Он уже успел порасти травой и цветами. После смерти Ахилла минуло довольно много времени.
Наступит день, думала я, от этой рукотворной горы не останется и следа. Ветры сровняют ее с землей, и пастухи приведут сюда своих овец. Могила Ахилла исчезнет. И Троя исчезнет, не останется ни возвышенности, ни руин.
На вершине могильного холма соорудили алтарь: несколько камней, на которые опирался плоский камень большего размера. Рядом горел костер, словно для того, чтобы очистить грязное убийство, которое должно здесь произойти.
С одной стороны выстроились в ряд греческие вожди: Агамемнон, Менелай и другие. Разве упустят они возможность насладиться кровавым зрелищем?
Агамемнон сказал, что необходимо умилостивить богов и заручиться их помощью на обратном пути. Он упомянул о том, что подобную жертву принесли в свое время, чтобы корабли могли отплыть из Авлиды.
— Ты еще не расплатился за то убийство! — крикнула Кассандра. — Расплата впереди!
Агамемнон недовольно кашлянул, и солдаты схватили и увели Кассандру. Я увидела ее близнеца, Гелена, который, смущенно опустив голову, стоял среди греков. Перед ним с жалким видом стоял Антенор.
Поликсену подвели к алтарю.
— Моя гробница готова? — спросила она.
— Да, дитя, — ответил Антенор. — Она находится совсем рядом с Троей, я об этом позаботился.
Я думала, что Поликсена отнесется к нему с презрением, как к предателю и пособнику греков, но она не обратила на это внимания.
— Благодарю тебя. Ты будешь ухаживать за моей могилой?
— Я не смогу остаться здесь. Но обещаю тебе, что за твоей могилой будут ухаживать.
— Уж не тот ли человек, который ухаживает за могилой Ахилла? Я не хочу иметь с Ахиллом ничего общего. Руки, которые касаются его могилы, не должны касаться моей.
— Клянусь, царевна, — ответил Антенор; его душили рыдания.
— Приступим! — приказал Неоптолем, и несколько затянутых в ремни воинов выступили вперед.
— Зачем так много? — спросила Поликсена.
— Чтобы сопровождать тебя, — ответил Неоптолем и обратился к могильному холму: — Отец! Мы выполнили твою волю — привели тебе царевну Поликсену. Ее кровь оросит твою могилу. Сменишь ли ты свой гнев на милость?
Почему Ахилл снова в гневе? Неужели он не оставил своих привычек даже после смерти? А может, это людская память, в которой он сохранился ненасытным и вздорным, наделяет его посмертными желаниями? Мы стараемся угодить нашим идолам, нашим богам, приписывая им требования, которых они не имеют.
Пятеро мужчин подняли Поликсену. Она беззащитно лежала у них на руках, скрестив ноги, откинув голову. Волосы она подобрала высоко, чтобы не мешали кинжалу. От повязки на глазах она отказалась.
Поликсену положили на алтарь.
— Ты умираешь, чтобы умилостивить богов! — выкрикнул один из воинов.
Жрецы не участвовали в жертвоприношении, заметила я. Ведь крови требовал Ахилл, а не один из обитателей Олимпа.
Какой-то воин запрокинул ей голову, чтобы открыть рот. Поликсена закрыла глаза. Ее губы шевелились — но что и кому она шептала, никто не знал.
В воздухе мелькнул кинжал и вонзился в нежное горло. Кровь хлынула на алтарь.
Поликсена лежала тихо. Она не сопротивлялась, не зажимала рану руками, не билась в конвульсиях. Она лежала, будто прекрасная мраморная статуя, совершенно неподвижно. Почему ее тело не боролось за жизнь? Или оно твердо исполняло приказ ее воли и уподобилось мрамору?
Ее глаза оставались закрытыми. Губы сложились в легкую улыбку. Словно Поликсену избавили от тяжкого бремени, положив на алтарь истекать кровью. Казалось, она умерла в тот миг, когда кинжал коснулся ее шеи, умерла по собственной воле.
