Сочиненный Лютером Символ веры одновременно походил и на обличительную речь. «В каждой из его статей, — подчеркивал Кун, — содержится то или иное обвинение в адрес Рима. Каждая его строка дышит ненавистью к римскому гнету, презрением к папизму, твердой решимостью не уступать ни пяди и готовностью идти до конца». Составленный Лютером текст вызвал яростные споры богословов, но вовсе не по причине пропитавшего его духа нетерпимости и злобы. Меланхтон, Амсдорф, Бугенхаген, Ионас, Спалатин, Круцигер, Агрикола схлестнулись друг с другом по вопросу реальности присутствия Иисуса Христа в таинстве евхаристии. Партии Буцера грозила опасность остаться в меньшинстве. Мало того, Меланхтон, подписывая документ, сделал к нему приписку: «Что касается папы, то ради сохранения мира можно оставить за ним власть над епископами».
Протестантский конгресс собрался в Шмалькальдене 9 февраля 1537 года, то есть еще до начала работы католического собора. Папа делегировал на него нунция Ван дер Ворста, император — советника Гельда. Из-за нежелания участников прийти к соглашению по вопросу присутствия Христа в таинстве евхаристии работа конресса затянулась. Блауэр высказывался против, Амсдорф — за. Меланхтон встал на сторону Блауэра. Неожиданно для всех заболел Лютер. С ним случился жестокий приступ почечной колики, доставивший ему ужасные физические страдания. Все тело горело, он не мог принимать никакой пищи и решил, что настал его последний час. Впоследствии в своих «Застольных беседах» он вспоминал об этом эпизоде и рассказал, как молился: «Господи! Ты знаешь, с каким рвением и твердостью проповедовал я Слово Твое! И вот теперь я умираю, пылая ненавистью к папе». Его тешила мысль, что оба они вскоре предстанут перед Высшим Судом, только его ожидает вечная радость, а папу — вечный позор.
Боль все не унималась, и тогда он решил, что это проделки дьявола, вонзившего ему в тело занозу, как когда-то святому Павлу (снова сравнение себя с апостолом, хоть и в новом аспекте). Полагая, что ниспосланное ему суровое испытание — лишь пробный камень, он не без удовлетворения сравнивал себя со святым Этьеном, побитым каменьями. В одной из доверительных бесед с Меланхтоном у него вырвалось признание, что ему горько умирать отлученным от Церкви. Правда, он сейчас же спохватился: «Папа умрет, отлученный навеки Господом моим Иисусом Христом!» Невыносимые физические страдания, кажется, лишили его способности логично рассуждать, и он уже смешивал в одну кучу недостатки прежней Церкви и ошибки новой. «Отец Небесный! — взывал он. — Услышь мои стоны и облегчи мои муки! Под ненавистным гнетом папизма мы не знали истинного Евангелия кроме жалких латинских обрывков, которые бормотали, не понимая их смысла, в церкви, за столом, на утрене. Неужели миру суждено вернуться к этому?! И почему кругом столько ссор и вражды? Каждый только и думает, как бы прокричать собственные бредни и заставить остальных в них верить!»
В этом тяжелом состоянии он пробыл долгих восемь дней, еще дыша, но уже думая о переходе в мир иной. Никакого значения на конгрессе он не имел. Перед смертью ему захотелось встретиться с единомышленниками; к тому же его крайне угнетала мысль, что своей кончиной он доставит радость «мерзкому папскому легату». 26 февраля курфюрст распорядился приготовить для Лютера карету. Перед отъездом больной осенил остающихся размашистым крестом: «Да благословит вас Господь и да преисполнит ваши сердца ненавистью к папе!» От сильной тряски на неуклюжих носилках камешки, которые не смогли изгнать из почки Лютера медики, выскочили сами собой. Больной почувствовал громадное облегчение. Меланхтону он написал: «Господа тронули ваши слезные молитвы, и Он отверз мой мочевой канал. Благодарите же вместе со мной Всемилостивого и Всеблагого Бога! Да сохранит нас Господь, да сгинут под нашими стопами сатана и все его приспешники из римской курии!»
Впрочем, мысли о скорой кончине еще не оставили его. Об этом он через Бугенхагена сообщал Ионасу, намеренно придавая своим словам характер завещания: «Слава Богу, я понимаю, что правильно поступил, с помощью Слова Божьего поколебав папизм, ибо папизм — это гнусное преступление против Бога, Христа и Евангелия. Передайте слова утешения моей Катарине. Пусть со смирением встретит весть о моей смерти. Она была мне достойной супругой и верной помощницей». Затем он просил передать ландграфу, чтобы тот не волновался по поводу конфискации церковных земель (можно подумать, Филиппа Гессенского донимали угрызения совести!), поскольку он пошел на этот шаг исключительно в интересах истинной религии. Своим соратникам он велел продолжать начатое дело. О себе он писал, что готов встретить смертный час, хотя мечтает дожить хотя бы до Троицы, чтобы еще раз прилюдно обличить «римского зверя». В заключение он заявил, что предает свою душу в руки Спасителя Иисуса Христа. Он исповедовался Бугенхагену, получил отпущение грехов, дал указания, как следует поступить с его прахом. 14-го он добрался до Витгенберга, и здесь здоровье его понемногу пошло на поправку. «Я заново учусь есть и пить. Милостью Божией я, наверное, снова встану на ноги».
Конгресс продолжил работу без Лютера. Вдохновителем споров выступил Меланхтон. Надеясь побыстрее составить документ, который удовлетворил бы всех участников встречи, он отказался от своей идеи протолкнуть тезис о главенстве папы и предложил собранию два коротких текста, целиком выдержанных в антипапистском духе: «О власти и главенстве папы», «О власти епископов творить суд». Лютер перед отъездом поинтересовался, все ли богословы подписались под составленными им статьями, и Меланхтон, не желая огорчать умирающего, каким все считали Лютера, ответил утвердительно, что совершенно не соответствовало действительности. Написанные Лютером тезисы отнюдь не встретили единодушной поддержки, так что в конце концов их вообще решили снять с обсуждения.
Зато единогласного одобрения удостоились оба меланхтоновских текста. Избавившись от нависавшей над ним тени Лютера, тот теперь почувствовал себя первым богословом новой религии и спешил утвердиться в этой роли, снискав всеобщее признание. В знак почтительности перед тем, кого многие в мыслях уже называли «дорогим усопшим», и стремясь избежать ссоры с наиболее радикально настроенной частью собрания, являвшей большинство, он организовал переиздание «Обращения доктора Лютера к возлюбленным немцам», выдержанного в яром антипапистском духе.
Когда Реформатор узнал, что его «Шмалькальденские статьи» не получили поддержки конгресса, он выпустил их отдельной книгой, изложив ряд тезисов в еще более резкой форме и указав, что публикуемый текст «полностью одобрен участниками движения Реформации». Однако из-за болезни автора книга увидела свет только в 1538 году. Еще через год вышел трактат «О соборах и Церкви», в котором Лютер развивал свои идеи о духовной власти. Последнее слово в вопросе веры принадлежит не папской Церкви и не соборам, писал он, но Духу Святому, который проявляется лишь в сознании верующих. «Церковь это не папа, не епископы, не монахи, не имеющие веры в Иисуса Христа, но сами верующие христиане». Далее шли замечания менее научного характера: «Папа-осел придавил нас своей грязной, зловонной, поганой тушей. Он решил, что Церковь — его личный нужник, и потребовал, чтобы поклонялись всему, что вываливается из него и спереди, и сзади». Вместе с тем он выражал надежду, что папа все-таки созовет Вселенский собор и тем самым продемонстрирует всему миру свою несостоятельность.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
