Иван нашел самую яркую звезду и стал говорить:
— Бог мой, творец всего сущего и властелин моей души, в Тебе пребывает начало и конец любого творения, на все распространяется Твоя воля. Все лучшее, что есть во мне, — от Тебя и к Тебе вернется. И час этот близок, я уже чувствую в холодном ветре дыхание смерти. Верю, что слова этой молитвы были записаны в моей душе Тобой, чтобы я произнес их для Тебя в этот час. Все исполнится, как Ты предначертал в своей Предвечной книге, и ничего мне, смертному, не дано изменить в своей судьбе. Я благодарю Тебя, мой Бог, за жизнь, которую Ты мне предназначил прожить, и за определение часа моей смерти. Дай мне мужество встретить ее достойно, как истинному Твоему сыну. Аминь.
Когда он закончил, набежавшая туча закрыла небо, и ветер усилился. Иван увидел скользнувший по деревьям луч фонаря. К нему приближались трое мужчин, но больше он ничего не успел разглядеть, потому что был ослеплен ярким светом.
— Иван, давай без глупостей, — услышал Иван незнакомый голос. — Если ты побежишь или будешь сопротивляться, то я выстрелю в тебя парализующей капсулой. Поэтому сохраняй спокойствие и делай, что я тебе говорю. Мы не причиним тебе никакого вреда, но ты должен нас внимательно выслушать.
— Кто вы? — спросил Иван, голос его был абсолютно спокоен.
— Мы твои друзья, и я совершенно не хочу тебе чем-либо угрожать.
— Зачем же тогда пистолет с парализующей капсулой?
— Дело в том, что ты должен выполнить в любом случае то, что я тебе предложу. То есть у тебя нет выбора. — Иван промолчал. — Мы предлагаем тебе сотрудничество, от которого ты не имеешь права отказаться.
Иван рассмеялся.
— Хорошее предложение сотрудничества.
— Не смейся, Иван, я говорю тебе совершенно серьезно.
— И в чем же должно заключаться это сотрудничество?
— Ты должен передать нам свою Систему, а точнее — все то, что ты узнал, когда работал на Зильберта.
— И только-то?
— Тогда ты будешь жить, как захочешь.
— А если нет?
— Мы все равно узнаем все, что захотим, но тогда уже ты будешь жить так, как мы этого захотим.
— Кто вас сюда прислал, на кого вы работаете? Я должен это знать, прежде чем приму решение.
— На кого мы работаем? Это неважно.
— Да нет, это как раз важно.
— Ты узнаешь это, если согласишься сотрудничать.
— Я знаю, на кого вы работаете. На Сатану. Я был хорошо знаком с этим господином, который пользуется вашей свободой так, как хочет этого сам. Он везде, где нет Божественного духа. И я чувствую среди вас его присутствие.
— Брось это все, Иван. Итак, я повторяю свой вопрос. Согласен ли ты передать нам свои знания?
— Нет.
— Я повторяю свой вопрос еще раз. Согласен ли ты передать нам свои знания?
— Нет.
— Я повторяю свой вопрос третий раз. Так мне было указано. Только, прежде чем ответить, хорошо подумай: если ты откажешься, то уже не будешь принадлежать себе.
— Я и так принадлежу не себе, но только Богу. Нет, я не согласен.
Иван содрогнулся от жуткой боли, видимо, это был электрический разряд, кто-то зажал ему рот, и Иван почувствовал, что ему делают укол. Тут же по его телу разлилась странная слабость, и он стал слышать голоса окружавших его людей откуда-то издалека. Ивана взяли под руки и повели. Оказалось, что метрах в пятидесяти отсюда стоял автомобиль с потушенными фарами. Ивана посадили в этот автомобиль на заднее сиденье и повезли куда-то по лесной дороге. Сидевшие слева и справа люди не держали Ивана и даже, казалось, не обращали на него особого внимания, видимо, были полностью уверены в эффективности препарата, который ввели Ивану.
Автомобиль ехал в город. Иван хорошо знал эту дорогу, еще минут пять — и они будут в городе. Но ему это было совершенно безразлично: в город его везут или в лес и что с ним будут делать. Иваном овладела полнейшая апатия, казалось, все в его разуме и теле перестало двигаться, перейдя в замедленный режим существования, — только поддерживающий жизнь, но не позволяющий ни думать, ни действовать.
Ивана привезли на ту же улицу, на которой располагался дом Светланы. Автомобиль въехал в открытые ворота и остановился. Ивана под руки вывели из автомобиля и так же под руки ввели в дом. Окна в комнате, в которую привели Ивана, были завешаны плотными шторами, и на столе горела слабая настольная лампа. Кроме двух людей, которые привели Ивана, в комнате находились еще двое, одного Иван не знал, другого узнал сразу. Это был Игорь Ясницкий. Но Иван этому нисколько не удивился.
— Стой здесь, — приказал Ивану один из сопровождавших его людей, и Иван покорно остановился.
— Можно? — коротко спросил Ясницкий, обратившись к стоявшему рядом человеку.
— Сейчас, — ответил тот и кивнул головой. Ивана тут же посадили на стул и поставили еще один укол, на этот раз в вену. В голове у Ивана сразу просветлело. И Ивана охватило странное желание говорить и действовать, но он не знал, что он должен говорить и делать.
Человек, который стоял рядом с Ясницким, приблизился и, наклонившись, заглянул в глаза Ивана. Он смотрел долго, наверное, с минуту, которая показалась Ивану бесконечной. Наконец, видимо дождавшись какой-то реакции, он кивнул головой и сказал:
— Готов, можно начинать.
— Здравствуй, Иван, — сказал Ясницкий.
— Здравствуй.
— Ты знаешь, зачем и почему ты здесь?
— Да знаю, чтобы рассказать тебе все, что я знаю о Боге.
— Хорошо, ты расскажешь мне, что ты знаешь о Боге, но сначала ты должен сказать мне, что стало с Зильбертом, где он?
— Мне сказали, что Зильберт умер.
— Кто сказал?
— Сергей.
— Хорошо. Какие у тебя обязательства перед Зильбертом или его людьми?
— Никаких. Он освободил меня от всех обязательств по отношению к себе.
— А они были, эти обязательства?
— Да, были, но теперь их нет.
— Почему ты так решил?
— Об этом мне сказал ангел Божий.
— Как он выглядел?
— Он был как ночь, и пришел из ночи, и ушел в ночь, этот посланник Господа.
Ясницкий взглянул на соседа и продолжал:
— Что же он сказал?
— Что я могу жить так, как я хочу отныне.
— И все?
— Да. Еще он сказал, что я должен хранить свою тайну.
— Вот как. Но ведь ты понимаешь, что должен все рассказать мне?
— Да, понимаю.
— В чем же твоя тайна?
— В том, что Бог есть, и что в Нем одном есть начало и конец, истина и вечная жизнь.
— Ну, это не новость для меня.
— Нет, новость.
— Я читал об этом и верил в это, верил всегда.
— Нет, ты боялся и боишься Бога.
— Хорошо, пусть так, но это не имеет отношения к теме нашего разговора. Есть ли у тебя материалы, излагающие твои научные открытия: диски с компьютерными программами, записи или какие-нибудь другие документы?
— Нет, сейчас у меня ничего нет, а то, что было, Бог взял себе. У камней растут корни, когда Бог хочет этого.
— Тогда тебе придется начать с самого начала и все рассказать о своей Системе, мне и моим людям. Итак, я слушаю. С самого начала.
— «Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было вначале у Бога. Все через него начало быть, и без Него ничего не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его»[37].
— Постой, Иван. Ты читаешь Библию, а ты должен мне рассказать физические основы своей теории. У меня университетское техническое образование, я пойму тебя. Ты должен сейчас изложить мне физические основы своей теории, чтобы я убедился: то, что ты потом будешь излагать моим людям, мне действительно нужно. Итак, в чем главная идея твоей теории?
— Бог един, нет Бога, кроме Бога.
— То есть как это?
— Я был тем, кто пришел из небытия забрать у Бога его славу. Вот в чем смысл моей теории.
— Она описывается системами уравнений?
— Языком Бога, только его словами можно писать в Книге жизни.
— Где хранится словарь этого языка?
— У Самаэля.
— У Сатаны?
— Так назывался компьютер Зильберта.
— Где он?
— В бункере.
— Где этот бункер?
— Не знаю.
— Ты должен воспроизвести этот язык на компьютере, который я тебе предоставлю. Завтра приступишь.
— Язык — лишь инструмент Бога, он ничто без Его воли.
— У тебя была воля, чтобы писать на этом языке.
— Да, а теперь ее нет.
— Я даю тебе свою волю. Я приказываю тебе писать эту книгу, то есть повторить то, что ты записал в Самаэле.
— Нет надо мной теперь ничьей воли, кроме воли Бога. Ты опоздал, ненамного, но опоздал.
— Нет, Иван. Так не бывает, ты напишешь то, что уже сделал один раз, я приказываю тебе. И ты сделаешь это несмотря ни на что, потому что моя воля — это твоя воля, а я хочу этого.
