один способ. Клин вышибают клином. Поняла? 
— Нет.
 — Что ж тут непонятного? Надо влюбиться в другого. Срочно. Гулять с ним, целоваться… и все остальное. Время пройдет, и ты забудешь этого Диму. Еще и смеяться будешь над своими терзаниями.
 — Стасик, да разве ж я против? Да я была бы счастлива в тебя влюбиться. Но не могу — все время он перед глазами. Ты вот поцеловал меня — и никакого впечатления. А когда он — я просто умирала от счастья. Вот… дали мне его фотокарточку. Ставлю перед собой и три часа не могу оторваться. А потом реву и реву.
 — Тогда это клиника. Надо лечиться, раз такое дело.
 — Видно, только и остается.
 — Ну, ладно, — поднялся он, — с тобой все ясно. Случай тяжелый и запущенный. Но ты меня не забывай. А главное, подумай над моим советом. Все равно у тебя другого выхода нет. Если захочешь, звони — я еще какое-то время подожду.
 Он крепко поцеловал ее в губы и ушел. А Маринка еще долго сидела на скамейке, тупо глядя себе под ноги. Она быстро забыла про Стаса. Маринка думала о том, что завтра приезжает Дима, и надо будет снова притворяться. Ничего, она соберется с духом и опять будет играть роль просто верной подруги. Ох, зря она все рассказала Стасу — он бы ей еще пригодился.
 Вот только Лену она не могла видеть. При одной мысли о ней у Маринки в душе пробуждалась такая ненависть, что она с трудом переводила дыхание — ненависть физически душила ее. Если бы это зависело от нее, Маринки, Лены бы не стало. Если бы она могла убить ее — убила. Но ведь она не могла этого сделать — просто, не была на такое способна. Воспитание не то.
 В последний день каникул они вернулись. Маринка с Геной видели в окно, как Ольга и Лена вошли во двор − обе такие веселые, довольные. Шедший позади Дима нес их чемодан и какую-то супермодную сумку. Недолго пробыв у них, он вышел с этой сумкой и убрался восвояси. Значит, сумка была его, а их он провожал с поезда.
 Но потрясение, которое они испытали на следующий день перед уроком физики, можно было сравнить только с землетрясением. Причем не меньшее потрясение, только со знаком "плюс", испытала и сама Лена.
 Перед звонком, когда они уже расселись по местам, в физический кабинет вошел… Дима. Он спокойно пересек его, подошел к столу, за которым одиноко сидела Лена, сел рядом и по-хозяйски принялся раскладывать учебники.
 Класс онемел. Все уже были в курсе их отношений и сразу повернули головы к Гене. Он сидел с серым лицом, упорно разглядывая что-то на крышке стола. Не говоря ни слова, Маринка встала и села рядом с ним. Продолжая молчать, он положил руку ей на плечо и привлек к себе. Она уперлась лбом в его плечо и на мгновение замерла.
 И тут в кабинет вошла физичка. Моментально оценив ситуацию — ведь для учителей все их влюбленности не были секретом — физичка, как ни в чем не бывало, объявила:
 — Сегодня индивидуальная работа. Повторяйте формулы магнетизма, в конце урока — летучка. Обстановка вольная, можете разговаривать друг с другом, но только шепотом. Считайте, что меня нет.
 И она уткнулась в какой-то учебник. А класс с облегчением занялся своими делами. Формулы магнетизма они уже вызубрили до тошноты. Не далее, как перед самыми каникулами, их по ним гоняли вдоль и поперек. И по диагонали.
 — Что ты здесь делаешь? — изумленно прошептала Лена.
 — Учусь, — скромно ответил он. — Теперь я ученик вашего класса. Я же обещал тебе после каникул сюрприз. Вот он. Ты рада?
 — Еще бы! Конечно. Только…
 И она показала глазами на Гену с Маринкой.
 — Лена, этот вопрос мы уже обсудили. Он закрыт. И давай к нему больше не возвращаться. Ты мне лучше скажи: что за формулы я должен знать к концу урока? Магнетизм для меня — китайская грамота.
 Лена открыла толстый учебник и показала ему таблицу формул, − их было десятка полтора. Под каждой имелось название входящих в нее величин и соответствующие единицы измерений.
 — Ну, допустим, я их вызубрю, — вздохнул Дима. — Но я же в них ничего не смыслю, они все для меня, просто, орнамент. Что за продукция эта индукция, с чем ее едят?
 Тогда Лена написала возле каждой формулы номера страниц, где она разъяснялась. И Дима погрузился в учебник. Время от времени он задавал ей вопросы, и она шепотом объясняла непонятные места. И заодно вместе с ним все повторила.
 Сначала в их сторону поглядывала то одна, то другая любопытствующая личность, − но потом народ привык и перестал обращать на них внимание. В конце концов, у каждого хватало своих проблем.
 — Для начала неплохо, — похвалила физичка Димину работу. — Но боюсь, у вас возникнут проблемы с задачами. Вы из какой школы?
 Дима назвал.
 — Определенно, возникнут, — заметила она, услышав его ответ. — И что вас вынудило перейти к нам?
 — Личные обстоятельства, — не моргнув глазом, ответил Дима и задержал в своей руке руку Лены, которой она энергично дергала его за рукав.
 Класс фыркнул.
 — Поня-ятно! — протянула учительница. — Что ж, придется вам поднапрячься, иначе остальных не догнать.
 — Не впервой! — отчеканил Дима. — Тем более, помощь будет оказана. И очень квалифицированная.
 — Да уж, — улыбнулась учительница и посмотрела на Лену. — Помощница у вас хоть куда.
 — Ученик тоже достойный, — не унимался Дима.
 — Дима, уймись, — шепнула Лена сердито. — Замолчи сейчас же!
 — Ну-ну, посмотрим, — иронично заметила физичка и встала. — К следующему уроку прошу повторить задачи магнетизма. Будет контрольная.
 — А когда билеты дадите? — выкрикнул Саша Оленин.
 — Какие билеты?
 — К выпускному экзамену. Во всех школах учителя продиктовали билеты — мне Соколова показывала.
 — Никаких билетов!
 — А как же нам к экзамену готовиться? Мы же не знаем, что учить.
 — Как это не знаете? А программа на что? Вон она вывешена. Перепишите и готовьтесь.
 — А задачи?
 — Задачи надо уметь решать любые. Не задавай глупых вопросов, Оленин. Ишь, билеты ему подавай! — рассердилась учительница. — Шпаргалками все равно не удастся воспользоваться, не надейся. Учи все подряд.
 — Никита Сергеевич, в одиннадцатом "А" драма назревает, — сказала она директору, заглянувшему на перемене в учительскую. — Зачем этого красавца перевели туда из сорок седьмой? Во-первых, он же у меня поплывет на задачах. Во-вторых, вы посмотрите на Гнилицкого — туча тучей. Ох, дождемся мы грома и молнии. Прыжки с балкона детской шалостью покажутся.
 Ничего не ответил директор на эти справедливые слова