И все-таки было некоторое сходство между тем, что происходило, и картиною Петрюса.
Роза, позировавшая в роли Миньоны, напоминала ему Регину, которую он глубоко любил и которую терял в эту минуту навсегда. Жизнь маленькой цыганки на мгновение озарилась сверкающим отблеском жизни Регины. Чтобы иметь повод хотя бы косвенно ощущать душевную близость с дочерью маршала и женою графа Раппа, Петрюс нашел Розу, с которой он, еще не зная ее, набросал портрет, и с помощью Сальватора добился того, чтобы она ему позировала.
Надо признаться, что никакой художник, никакой поэт, ни даже Петрюс, рисовавший ее, ни Гете, мечтавший о ней, – никто не мог вообразить, а еще менее создать Миньону, подобную той, которая была перед глазами Петрюса. Представьте себе нищее дитя, с его наивной красотой, золотой беззаботностью и, вместе с тем, с задумчивым, меланхолическим взглядом.
Помните ли вы лихорадочную красоту, дрожащую от холода, молодую девушку в лодке, на прекрасной картине Герберта, которая называется «Масария»? Нет, не воображайте ничего, не припоминайте ничего, смотрите только глазами вашего воображения, и вы увидите лучшее из того, что вы можете представить себе.
На кого же походила эта Миньона Петрюса? На этот вопрос очень трудно ответить.
Если бы спросили Розу, она сказала бы, что маленькая цыганка на картине, Миньона Петрюса, похожа на фею Кариту или, лучше сказать, на мадемуазель Регину де Ламот Гудан. Тогда как – объясните это, как хотите, читатель, – если бы спросили Регину, она нашла бы несомненное сходство этой Миньоны с Розой.
Что же это значило? Это означало, что Петрюс, рисуя Розу, думал о Регине.
– Ну, вот она и готова, – сказал Жан Робер.
Жюстен повернулся к нему на своем табурете, Петрюс опустил палитру на колени. Роза подошла к Жану Роберу, который окончил перевод трех куплетов песни Миньоны, Баболен приподнялся на локтях.
– Читай, мы слушаем, – сказал Петрюс.
Жан Робер прочел.
При чтении последнего стиха Жюстен вздохнул, Роза отерла слезу, а Петрюс протянул руку Жану Роберу.
– О! Дайте мне скорее эти стихи, – обратился к поэту Жюстен – я думаю, что хорошо переложу их на музыку.
– И вы научите меня петь их, не правда ли? – спросила его Роза.
– Конечно.
Петрюс хотел что-то сказать, но в дверь постучали три раза, и послышался голос Сальватора:
– Ляг здесь, Роланд!
Дверь отворилась, и вошел Сальватор в своем костюме комиссионера.
Роланд остался за дверью.
VI. Свидание
Сальватор подходил медленно. Петрюс невольно приподнялся.
– Ну что, – спросил он, – кончено?
– Да, – ответил Сальватор.
Петрюс пошатнулся.
Сальватор быстро подошел, желая его поддержать, но Петрюс постарался улыбнуться.
– Не нужно. Я знал, что это должно случиться, – сказал он.
Затем он провел батистовым платком по своему мокрому лбу.
– Мне нужно вам кое-что сказать, – продолжал Сальватор тихим голосом.
– Мне? – спросил Петрюс.
– Вам одному.
– Так пойдемте в другую комнату.
– Мы тебе мешаем, Петрюс? – спросил Жан Робер.
– Полноте! Мне нужно поговорить с г-ном Сальватором. Я пойду в свою комнату, оставайтесь тут.
И он вышел. Сальватор пошел вслед за ним и запер дверь.
И здесь, потеряв силы, Петрюс упал в кресло и застонал.
– Итак, она, этот ангел, теперь жена ничтожного существа!
Сальватор поглядел на молодого человека, который, закрыв лицо руками, едва сдерживал рыдания и судорожно вздрагивал.
Он стоял перед ним и глядел на него с глубоким состраданием. Затем медленно вынул из кармана маленькое письмо в глянцевитом конверте и подал его Петрюсу.
– Возьмите, – сказал он.
Петрюс отнял руки от лица, тряхнул головой и блуждающими глазами взглянул на Сальватора.
– Что это такое? – спросил он.
– Вы же видите – письмо.
– От кого.
– Я не знаю.
– Но где вам его передали?
– Напротив отеля Ламот Гудана. Мне дала его горничная, которая искала комиссионера и нашла меня.
– Это письмо мне?
– Посмотрите: «Г-ну Петрюсу Гербелю, улица Уэст».
Петрюс быстро взял письмо из рук Сальватора, бросил взгляд на адрес и побледнел, как смерть.
– Ее почерк! – воскликнул он. – Письмо от нее!.. Ко мне!.. Сегодня!.. О, боже мой! Что может она написать мне?
– Прочтите, – спокойно заметил ему Сальватор.
Петрюс дрожащими руками распечатал письмо. В нем было только две строки, и эти-то две строки он несколько раз пытался прочесть, но кровь прилила к его глазам, и он ничего не видел. Наконец, с большим усилием подойдя к окну, он при последних лучах угасавшего светила прочел эти две строки.
Должно быть, в них было что-нибудь очень странное, так как он два раза повторил:
– Нет, нет, это невозможно! Этого не может быть, это – галлюцинация.
Он схватил Сальватора за руку.
– Послушайте, – сказал он ему, – я дам вам прочесть это письмо, чтобы вы разъяснили мне, не сошел ли я с ума. Однако скажите мне правду. Разве брак из-за какого-нибудь неожиданного случая не состоялся?
– Я знаю только одно, – ответил Сальватор, – что они повенчаны.
– Вы их видели?
– Я видел их.
– У алтаря?
– У алтаря.
– Вы слышали, как священник благословлял их?
– Я слышал, как священник благословлял их. Разве вы не просили меня идти туда и не пропустить ни одной подробности церемонии, проводить их до отеля Ламот Гудана и вернуться к вам с отчетом?
– Правда, друг мой, и вы были так добры, что согласились.
– Если бы я рассказал вам когда-нибудь мою историю, – сказал Сальватор с нежной и печальной улыбкой, – вы поняли бы, что всякий человек, который страдает, может рассчитывать на меня, как брат.
– Благодарю. Итак, вы ее видели?
– Да.
– Все такую же прекрасную, не так ли?
– Но более бледную, чем всегда, может быть, еще бледнее вас. Когда она вышла из кареты у дверей церкви, колени ее подгибались, и я думал, что она упадет. Отец ее, видимо, думал так же и подошел поддержать ее.
– А г-н Рапп?
– Он тоже подошел, но она точно отшатнулась от него и почти бросилась в объятия маршала. Г-н Рапп подал руку принцессе.
– Вы видели ее мать?
– Да, это странное существо! Еще до сих пор она прекрасна, должно быть, когда-то была невообразимо хороша. Необыкновенно бледная, как будто в ее жилах текла не кровь, а молоко, – она поминутно спотыкалась, точно отвыкла ходить…
– Расскажите о Регине…
– Это было единственное выражение ее слабости, которое я заметил. Она быстро овладела собою, дошла твердыми ногами до клироса, где два кресла и две подушки красного бархата с гербами Ламот Гуданов ждали будущих супругов. Все Сен-Жерменское предместье собралось на эту свадьбу, тут же были и ее три подруги из Сен-Дени…
Петрюс схватил себя за волосы.
– О! Бедное создание! – вскричал он. – Как она будет несчастна!
Затем с усилием он спросил:
– Что же дальше?
– Дальше началась обедня. Служба была очень торжественная. Священник произнес большую проповедь, во время которой Регина два или три раза оглянулась. Я думаю, что она боялась и вместе с тем надеялась увидеть вас.
– Что бы я там делал? – спросил Петрюс с глубоким вздохом.
– Во время проповеди, – продолжал Сальватор, – я вернулся на Бульвар Инвалидов и прождал там возвращения новобрачных. В два часа они приехали. Там также, выходя из кареты, Регина оглянулась вокруг. Я уверен, что она искала вас, но глаза ее встретили меня. Узнала ли она меня? Очень возможно, и мне показалось, что она сделала мне какой-то знак. А, может быть, я и ошибся… Но все-таки я остался ждать… Я ждал час, два. У Инвалидов пробило четыре часа. В это время отворилась калитка около решетки, из нее вышла горничная и посмотрела кругом. Я стоял за деревом, но догадавшись, что она искала меня, – показался. И не ошибся; она вынула из кармана письмо, быстро проговорила: «Отнесите это письмо по адресу» – и вошла назад в калитку. Я прочел ваше имя и прибежал сюда.
– Хорошо, – сказал Петрюс. – Теперь хотите ли вы видеть, что в этом письме?
– Если вы считаете меня достойным разделить вашу тайну и способным оказать услугу, – да.
– Прочтите, друг мой, – сказал Петрюс, подавая ему письмо, – и скажите, дурно ли я видел или сошел с ума.
Сальватор также подошел к окну, потому что смеркалось все более и более, и вполголоса прочел:
«Будьте сегодня вечером от десяти до одиннадцати часов около отеля, к вам выйдут и проведут вас ко мне.
Я буду вас ждать. Регина».
– Ну, теперь что вы думаете об этом?
– Я думаю, что с нею случилось что-нибудь особенное, и что Регине нужен защитник, и что, считая вас честным и хорошим человеком, она обращается к вам.
– Хорошо, – сказал Петрюс. – Сегодня в десять часов я буду около отеля.
– Не нужен ли я вам?
– Благодарю вас, г-н Сальватор.
– Идите один, но только дайте мне обещание.
