С ними жила около сорока двух лет ее сестра, «тетя Минна». Она определенно знала больше о работе Фрейда, и он однажды заметил, что в годы одиночества последнего десятилетия прошлого века Флисс и она являлись единственными людьми в мире, с симпатией относящимися к его работе. Ее колкий язык породил множество эпиграмм, которые цитировались в семье. Фрейд, несомненно, ценил общение с ней, но сказать, что она каким-либо образом заменяла свою сестру в его любовных чувствах, — значит сказать сущий вздор.
Его дети были поражены, прочитав в одной книге американского автора о двух предполагаемых характерных чертах в их взаимоотношениях с отцом. Сначала они, к своему удивлению, узнали, что не в обычае Фрейда проявлять по отношению к своим детям непосредственно выраженную любовь и что он держал свое естественное чувство к ним «наглухо замурованным». Я вспоминаю одну его дочь, которая тогда была старшеклассницей, прижавшейся к его колену таким образом, что не оставалось никаких сомнений как в его любви, так и в его готовности проявить ее. Находиться со своими детьми и разделять их развлечения было для него величайшим счастьем, и он посвящал свое свободное время, когда они вместе находились на отдыхе, детям. Еще более удивительным для них было узнать, какого строгого отца они, должно быть, имели. Рисовались картины той патриархальной жестокости, при которой благоговейный страх перед отцом и удовлетворение его малейшей прихоти составляли основу его воспитания. Наоборот, единственно, в чем можно было бы упрекнуть Фрейда, — он был необычно мягким по отношению к детям. Позволять личности ребенка свободно развиваться при минимуме ограничений или замечаний было в то время редким явлением, и Фрейд, возможно, дошел даже до крайностей в этом отношении — однако с самыми счастливыми результатами для будущего развития своих детей. И это справедливо как для его сыновей, так и для его дочерей.
Семейная жизнь Фрейда на Берггассе отличалась замечательной атмосферой и гармонией. У детей, подобно их родителям, присутствовало высокоразвитое чувство юмора, так что их жизнь была наполнена шутками, не исключающими элементов колкостей и поддразнивания. Но в семье никогда не было чего-либо дурного. Никто из его детей не может вспомнить чего-либо похожего на ссору между ними и в еще меньшей степени на ссору с кем-либо из родителей. У них никогда не наблюдалось чего-либо похожего на «сцену». Атмосфера в семье была свободной, дружеской и хорошо сбалансированной. Фрейд сам по себе был сдержанным человеком, он, например, никогда не проявлял своих чувств по отношению к жене перед незнакомыми людьми, но любовь, которая исходила от него, вдохновляла всю семью.
Лишь в одном Фрейд был убежден в вопросах воспитания своих детей, а именно в том, что, поскольку это в его возможности, они не должны испытывать какого-либо затруднения относительно денег, которое наложило столь тяжелый отпечаток на его юность. Согласно его плану, они должны иметь все, что пожелают, как для своего удовольствия, так и для своего образования, до тех пор, пока не смогут зарабатывать себе на жизнь сами; после этого они не должны были больше рассчитывать на какую-либо его помощь. Все деньги, которые он мог оставить, предназначались для многих зависевших от него людей. Перед тем как навсегда покинуть Вену, он дал деньги своим сестрам и оставил те немногие средства, что у него были, в семейном фонде, из которого при желании могла брать деньги его жена. Тем временем его дети не только не должны были испытывать какого-либо беспокойства относительно денег, но им следовало даже знать о них как можно меньше — на деле ничего, кроме мелких расходов. В этом он скорее дошел до противоположной крайности, и для них, вероятно, было бы легче, если бы они знали кое-что о той роли, которую деньги волей-неволей играют в жизни. Но плохих последствий такого воспитания детей не было.
Фрейд говорил, что существуют три вещи, на которых никогда не следует экономить: здоровье, образование и путешествия. Он также заметил, что для воспитания у детей уважения к себе важно, чтобы они всегда были хорошо одеты.
Фрейд особенно внимательно следил за тем, чтобы во время каникул и путешествий его дети не испытывали материальных затруднений. Он давал им все, что они хотели, и ни один из них никогда не злоупотреблял такой его щедростью. Кроме того, обладая тактичностью и чувством справедливости, он всегда принимал в соображение финансовые обстоятельства любого сопровождавшего их друга. Например, самый близкий друг его старшего сына был из плохо обеспеченной семьи. Когда они вдвоем захотели отправиться в поход на гору, Фрейд сначала заставил сына узнать, сколько денег берет с собой в дорогу его друг, а затем дал своему сыну ровно такую же сумму, чтобы его друг не был обижен.
Естественно, основной доход Фрейд получал от своей терапевтической работы. Перед войной его гонорар был равен сорока кронам (1 фунт 13 шиллингов), что являлось высокой платой для Вены. Все, что он зарабатывал своими консультациями, он считал своей премией и чувствовал себя вправе откладывать эти деньги для своего хобби — собирания античных вещей. Авторские гонорары, которые в течение многих лет составляли небольшие суммы, распределялись среди детей на подарки. Дарить подарки было одним из величайших наслаждений для Фрейда. Настолько сильным, что у него не хватало терпения ждать подходящего момента. Несмотря на протесты жены, подарок ребенку на день рождения дарился вечером перед этим днем. Между прочим, это не единственный пример нетерпеливости в страстной натуре Фрейда. Ежедневный приход почтальона был событием, которого он ожидал с огромным нетерпением. Он не только очень любил получать письма, но также проявлял беспокойство по поводу своих друзей, если они не так скоро, как он, отвечали на письма.
В те дни для жителей Австрии не было принято скрупулезно платить налоги со своих доходов, и Фрейд, вероятно, не составлял исключения из этого правила; нет ничего удивительного в том, что он ставил потребности своей семьи выше, чем заботу об императоре. Однажды в 1913 году департамент, в котором он проживал, адресовал ему письмо, в котором выражалось удивление, что его доход является столь небольшим, «тогда как все знают, что слава о нем простирается далеко за пределы Австрии». На что Фрейд едко ответил: «Проф. Фрейд очень польщен получением известия от правительства. Это первый случай, когда правительство обратило на него какое-то внимание, и он признает это. Однако он не может согласиться с одним пунктом в присланном ему письме: что его слава простирается далеко за пределы Австрии. Она начинается на ее границе».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
