Гехорсман из внутреннего кармана френча достал фотографии сыновей и разложил их веером:
— Ты хорошо переснял их, Эрих. Они как живые... И уже далеко.
— А ты не боишься потерять их... совсем?
— Потерять?.. Как потерять? — Глаза у Карла округлились от негодования. — Ради них я лез в самое пекло, шнырял по свету за лишним пфеннигом, чтобы только прокормить. Чуть не залез в петлю, когда у нас был кризис... Смешно ты говоришь — «потерять...»
— Но теперь они принадлежат фюреру. А фюрер говорит: «Я с легким сердцем и твердой душой посылаю молодежь на смерть, когда этого требует Германия!»
Гехорсман в сердцах хлопнул ладонью по столу:
— В первую очередь, они принадлежат мне! С фюрером мы не знакомы... Но я хочу, чтобы ребята нашли в России кусок хлеба. Когда-нибудь и у них будут семьи и дети... И им не придется ломать горб, как ломал их отец.
— Дай-то бог, чтобы ребята уцелели, — помолчав, проговорил Эрих, — кровь-то у них все же твоя... рабочая.
Гехорсман довольно улыбнулся:
— Вот это верно. Моя кровь.
Он поднял кружку и отпил добрый глоток.
— Я видел, к вам сел транспортник... Прилетел кто? — безразлично спросил Эрих.
— На ремонт пригнали. Ребята загнали машину к самому лесу и разобрали по косточкам.
4
Зейцу удалось потушить пожар, который мог бы разгореться из-за пропажи радиостанции с транспортного самолета «Юнкерс-52», который ремонтировался в мастерских Лехфельда. Весть об этом непременно дошла бы до Берлина, и тогда оберштурмфюреру не сносить головы. Во всяком случае, его положение сильно бы пошатнулось. К счастью, удалось дело замять. Это было на руку также инженеру снабжения и самому Зандлеру. Они даже верить не хотели в существование какой-то «красной» организации. Но Зейц понял — не в игрушки же кто-то собирался играть с мощной радиостанцией! Может быть, она понадобилась агенту англичан, а может, и русских?
Трехмоторный транспортный самолет «Ю-52» стоял в дальнем углу аэродрома, недалеко от небольшого орешника. Ночью этот участок тщательно освещался, и двое часовых не могли не заметить похитителя. Радиостанция и часть приборов лежали под левой плоскостью самолета на листах дюраля и были накрыты брезентом.
Когда механики кончили устанавливать переборки отсека бортрадиста, они подняли брезент и увидели, что радиостанции нет.
Зейц стал опрашивать всех, кто так или иначе был связан с ремонтом «Ю-52» или кто находился на аэродроме в рабочие часы.
Он заинтересовался Гехорсманом.
Гехорсман злорадно захохотал, выпучив синие глаза с белесыми ресницами:
— Вы думаете, что Карл Гехорсман способен на воровство? Вы очень ошибаетесь! Карл Гехорсман всю свою жизнь работал и только вот этими руками добывал деньги, господин Зейц.
Понемногу распутывая, казалось бы, безнадежное дело, Зейц пришел к выводу, что рация была похищена в полдень, когда механики уходили на обед, а посты часовых на день вообще снимались. Похититель, видно, хорошо знал эти порядки. Он проник к аэродрому через лес, прополз по густой траве к транспортному «юнкерсу» и взял радиостанцию. «Это был кто-то посторонний, — решил Зейц, — кто же? Дорого бы я заплатил тому, кто сработал так чисто. Он, наверное, не нужен сам себе так, как нужен мне...»
5
В доме тихо и пусто. Профессор остался в Аугсбурге. Эрика уехала в Мюнхен. Ютта осторожно прошла к себе в комнату. Поставила чемодан и буквально упала на диван. Руки от тяжести чемодана болели, ныла спина. Медленно, метр за метром, она обследовала квартиру. Ну что же, все ясно.
Передатчик удобнее всего разместить в нише за комодом. Антенну надо протянуть под обоями и через дымоход камина вывести на крышу.
В чемодане все детали передатчика и приемника были аккуратно обернуты в бумагу. Эрих потрудился.
В три часа ночи Ютта надела наушники и включила передатчик. Тихо засветились красноватые огоньки лампочек, потрескивая, заработали выпрямители. Худенькая, прозрачная рука легла на телеграфный ключ и отстучала адрес. Это были просто кодовые числа и буквы. Но тот, кто в этот момент дежурил у приемника, настроенного на единственную, известную только двум радистам волну, понял, что эти обыкновенные числа и буквы обращены к нему. Он быстро отстучал ответ — готов перейти на прием.
Стремительные точки — тире полетели в эфир, побеждая пространство, расчищая себе дорогу через хаос чужих звуков и волн.
«От Марта Директору. Выхожу на связь. Мессершмитт усиленно работает над созданием реактивных самолетов.
Основные бомбардировщики люфтваффе: «Хейнкель-113» и «Юнкерс-88». Соответственно данные... После налета дальних бомбардировщиков на Берлин вводится световая маскировка. Ложные огни сооружаются в 30 километрах северо-восточней. Жду указаний. Март».
6
Эвальд фон Регенбах долго стоял, посвистывая, у карты Европы, истыканной флажками свернутых и развернутых фронтов. Флажки подбирались к правому краю карты. Он достал сводку, переколол несколько булавок. Одна воткнулась в черный кружочек, наименованный Смоленском. Ниточкой Эви смерил расстояние до Москвы. Засвистел погромче. На этот раз марш из «Гибели богов».
В дверь позвонил Коссовски.
У Коссовски лихорадочно горели глаза, на лбу выступила испарина. Когда капитан вытирал лоб тыльной стороной ладони, красный шрам на виске напрягался, как стрела в арбалете.
— Вы больны, Зигфрид, и перегружаете себя работой. Так нельзя. Посидите дома, — сказал Регенбах.
— В такое время? Мы на пороге величайших событий.
— У вас жар, Зигфрид. Вы на пороге госпиталя. Поверьте, фельдмаршал фон Бок возьмет Москву и без вас.
— Я прошу оставить меня на службе.
Коссовски вызывающе стоял по стойке «смирно». Регенбах подошел к нему, подвел к креслу, усадил.
— Как хотите. Тогда у меня есть для вас небольшой подарок. Маленькая, очень маленькая подпольная радиостанция. В Аугсбурге. Аугсбург ведь по вашей части? Коньяк у Мессершмитта пьете? Отрабатывайте.
Регенбах достал из сейфа бутылку, налил две рюмки, пододвинул одну Коссовски. Тот выпил залпом. Регенбах лишь пригубил:
— Я только что от Геринга. Он собирал нас по поводу «Красного оркестра»[29]. Гитлер в ярости. Требует самых экстренных мер. От функабвера[30] докладывал генерал Тиле. В августе они засекли еще полтора десятка передатчиков. В том числе в Аугсбурге. Но основные центры передач — Берлин и Брюссель. Поэтому на периферию мониторов не дадут. Искать придется вслепую. СД отдал распоряжение искать по своим каналам. Но вам придется подключиться. Во всяком случае, рапорт с нашими соображениями надо представить немедленно. Есть вопросы?
— Выявлен характер сообщений?
— Ни черта они не выявили. Всю техническую документацию получите у капитана Флике из функабвера. Еще что?
— Больше вопросов не имею.
— А у меня есть один. Этот Зейц, эсесовец, вы ведь, кажется, с ним работали?
— Да, в Испании.
— Вот-вот. Так что он там делал?
— Это было не очень опрятное задание. Не хочется вспоминать. Поверьте, я его касался только боком.
— Не чистоплюйствуйте.
— Зейцу было поручено организовать контрабандный вывоз валюты.
— Да, хорошенькое дельце. И он преуспел?
— Сначала у него не ладилось. Чуть было не влип в историю. Но выпутался. Ему удалось отправить в Германию довольно крупную сумму,
— Через вас?
— Через меня.
— Вам не кажется подозрительным, что этот Вайдеман снова работает с Зейцем?
— Вайдеман — безусловно порядочный парень.
— Редкая характеристика в ваших устах. Ну, все.
НЕБО СТАЛЬНОГО ЦВЕТА
1
«От Марта Директору. Мессершмитт модифицирует свой основной истребитель. Новое обозначение «Ме-109Ф». Увеличены мощность двигателя, скорость, броневая защита. В ближайшее время в серию запускается поршневой истребитель «Фокке-Вульф-190» с двигателем воздушного охлаждения, В первых сериях для секретности предусмотрена мина, уничтожающая самолет при аварийной ситуации. Для «Ме-262» поступили турбореактивные двигатели «БМВ-109-003» и «Юнкерс-Юмо-109-004», развивающие тягу до тысячи килограммов. Испытания назначены на конец ноября. Март».
Ютта откинулась в кресле, прислушалась. Все тихо. Она убрала рацию, подошла к туалетному столику, показала язык своему испуганному отражению. «Чего трусишь, худышка? Все в порядке, выигран еще один бой».
2
24 ноября 1941 года, как и всегда в начале седьмого, капитан Альберт Вайдеман подъехал на своем «оппеле» к небольшому, укрытому за высоким железным забором особняку на Максимиллианштрассе. Как всегда, преодолев мальчишеское желание перепрыгнуть через перила подъезда, он степенно поднялся по ступенькам и постучал пузатым молоточком в гулкую дверь. Он живо представил себе, как сейчас возникнет перед ним лукавое личико Ютты, как она примет у него фуражку и скажет при этом: «Капитан, я вижу у вас еще семь седых волосков». А он ответит: «Выходит, всего сто восемьдесят пять. Я не сбился? Еще каких-нибудь три дня, и я получу обещанный поцелуй!» Эта игра, случайно начавшаяся с полгода назад, по-видимому, веселила обоих. Капитан «седел» все более быстрыми темпами.
