бомбардировать нас вещами в ответ. Мы сидели часами и отправляли товар ему, а он нам, и у нас на полу образовалась куча самого невероятного хлама.
Мы установили кинокамеру и извели уйму пленки на то, чтобы заснять пятно на столе, где происходил обмен. Мы потратили массу времени, просматривая пленку, замедляя чередование кадров и совсем останавливая проектор, но это ничего нам не дало. Когда вещь исчезала или появлялась, то она просто исчезала или появлялась. В одном кадре она была, в другом кадре ее уже не было.
Льюис отложил всю другую работу, и вся его лаборатория только и делала, что занималась разгадкой приборов, которые мы получили. С большинством из них мы так и не справились. Наверно, они для чего-то служили, но этого нам узнать не удалось.
Был там такой флакон с духами, например. Это мы его так называли. Но мы догадывались, что духи в нем не самое главное, что так называемый флакон имеет совсем иное назначение.
Льюис и его ребята, которые изучали флакон в своей лаборатории и старались разобраться что к чему, нечаянно включили его. Они работали три дня, причем последние два — в масках, чтобы выключить его.
Когда запах стал невыносим и люди стали звонить в полицию, мы отнесли это устройство в поле и закопали. За несколько дней вся растительность в округе завяла. До самого конца лета ребята с агрономического факультета университета носились всюду как угорелые, стараясь выяснить причину.
Была там штука — часы, наверно, какие-нибудь,— впрочем, с таким же успехом она могла оказаться чем угодно. Если это часы, то у Коммерсанта такая система отсчета времени, что от нее впору с ума сойти.
Была там и еще одна вещица: укажешь на что-нибудь пальцем и нажмешь на определенное место (не на кнопку, не на какое–нибудь механическое устройство, а просто на определенную точку) — и тотчас в пейзаже появится большое пустое место. Перестанешь нажимать — пейзаж снова станет, как был. Мы засунули эту вещицу в дальний угол лабораторного сейфа и привесили к ней большую красную бирку с надписью: «Опасно! Не трогать!»
Но с большинством предметов мы просто вытягивали пустой номер. А предметы все поступали и поступали. Я забил ими гараж и начал уже сваливать кучей в подвале. Некоторые меня пугали, и я их из кучи изымал.
Тем временем Льюис мучился с прибором для определения эмоций.
— Он работает,— говорил Льюис,— Психиатр, которому я давал его, в восторге. Но, по-видимому, пустить его в продажу будет почти невозможно.
— Если он работает,— возразил я, передавая ему банку с пивом,— то его должны покупать.
— Покупали бы в любой другой области, кроме медицины. Прежде чем пускать что-либо в продажу, надо представить чертежи, теоретические обоснования, результаты испытаний и тому подобное. А мы не можем этого сделать. Мы не знаем, как он работает. Не знаем принципа действия. А пока мы этого не узнаем, ни одна почтенная фирма, торгующая медицинскими приборами, не пустит его в продажу, ни один порядочный медицинский журнал не станет его рекламировать, ни один врач– практик не будет его применять.
— Значит, на него надеяться нечего,— сказал я довольно уныло, потому что это была единственная вещь, применение которой нам было известно.
Льюис кивнул, выпил пива и стал мрачнее обычного.
Я теперь вспоминаю с улыбкой, как мы нашли устройство, которое принесло нам богатство. В сущности, это не Льюис, а Элен нашла его.
Элен — хорошая хозяйка. Она вечно возится с пылесосом и тряпкой и моет рамы и подоконники с таким остервенением, что нам приходится красить их каждый год.
Однажды вечером мы сидели в гостиной и смотрели телевизор.
— Джо, ты вытирал пыль в кабинете? — спросила Элен.
— Пыль в кабинете? С чего бы это?
— Видишь ли, кто-то вытер. Может, это Билл?
— Билла никакими силами не заставишь взять тряпку в руки.
— Тогда я ничего не понимаю, Джо,— сказала она.— Я пошла вытирать пыль, а там совершенно чисто. Все блестит.
По телевизору показывали что-то очень забавное, и я не обратил тогда на слова Элен никакого внимания.
Но на следующий день я вспомнил об этом и уже не мог выкинуть из головы. Я бы ни за что не стал вытирать пыль в кабинете, а Билл и подавно, и все же кто-то сделал это, раз Элен говорит, что там было чисто.
В тот же вечер я вышел с ведром на улицу, наложил в него пыли и принес в дом.
Элен перехватила меня в дверях.
— Ты что это делаешь?
— Экспериментирую,— сказал я.
— Экспериментируй в гараже.
— Это невозможно,— возразил я,— Я должен выяснить, кто вытер пыль в кабинете.
Я знал, что если мой номер не удастся, то меня притянут к ответу, потому что Элен пошла следом и стала в дверях, приготовившись обрушиться на меня.
На столе лежало много предметов, полученных от Коммерсанта, а в углу валялось еще больше. Я убрал все со стола, и тут вошел Билл.
— Что ты делаешь, папа? — спросил он.
— Твой отец сошел с ума,— спокойно объяснила Элен.
Я взял горсть пыли и посыпал ею стол.
Через мгновение она исчезла. На столе не было ни пятнышка.
— Билл,— сказал я,— отнеси-ка один из этих приборов в гараж.
— Который?
— Любой.
Он унес один из приборов, а я сыпанул еще горсть пыли, и она тоже исчезла.
Билл вернулся, и я послал его с другим прибором.
Это продолжалось довольно долго, и Билл уже начал выражать недовольство. Но наконец я посыпал стол пылью, и она не исчезла.
— Билл,— сказал я,— ты помнишь, какую штуку ты выносил последней?
— Конечно.
— Ну, тогда иди и принеси ее обратно.
Он принес ее — и только появился на пороге кабинета, как пыль исчезла.
— Вот оно,— сказал я.
— О чем ты? — спросила Элен.
Я показал на устройство, которое держал Билл.
— Об этом. Выбрось свой пылесос. Сожги тряпки. Закинь куда-нибудь швабру. Достаточно одной такой штуки в доме и…
Она бросилась ко мне в объятия:
— О Джо!
И мы с ней сплясали джигу.
Затем я сел и стал ругать себя на все корки за то, что связался с Льюисом. Я подумал: а нельзя ли теперь как-нибудь разорвать контракт, раз уж я нашел что-то без его помощи? Но я помнил все эти пункты, которые мы понаписали. Да и что толку — Элен уже побежала в дом напротив рассказать все Мардж.
Я позвонил Льюису, и он мигом примчался.
Мы
