Это создавало иллюзию, что жизнь не была такой хрупкой как на самом деле… и иногда это оказывалось единственным, что помогало тебе пережить ночь.
— Я лучше пойду, а ты отдыхай, — сказал он, потирая свои колени и начав подниматься со стула.
Лукас повернул голову на больничной подушке.
— Странная одежда для тебя, не кажется?
Куин взглянул на черную мантию.
— О, это тряпье? Просто накинул, что первое подвернулось.
— Выглядит церемониально.
— Тебе что-нибудь нужно? — Куин встал. — Еда, например?
— Я чувствую себя достаточно сносно. Но все равно спасибо.
— Что ж, дай мне знать, если что.
— Ты славный парень, Куин, знаешь?
Сердце Куина остановилось и затем бросилось вскачь. Такую фразу отец каждый раз применял для описания джентльмена… это был комплимент на «пять с плюсом», вершина успеха, эквивалент медвежьих объятий и «дай пять» от нормального парня.
— Спасибо, чувак, — каркнул он хрипло. — Ты тоже.
— Как ты можешь так говорить? — Лукас откашлялся. — Как, во имя Девы-Летописецы, ты можешь так говорить?
Куин шумно выдохнул.
— Хочешь, подведения итогов? Так, давай подведу. Ты был любимчиком, я проклятьем. Мы были на противоположных концах шкалы в одном доме. Но, ни у одного из нас не было шанса. Ты был не свободнее меня. Неволен выбирать свое будущее… оно было предопределено с рождения, и отчасти, мои глаза? Они были моим убирайся-вон-из-тюрьмы, потому что это значило, что ему на меня насрать. Разве он честно поступил со мной? Нет, но, по крайней мере, мне выпал шанс решать, что я хотел делать и куда идти. У тебя… вообще не было ни единого сраного шанса. Ты был всего лишь математическим уравнением, решенным с момента твоего зачатия, в котором все ответы предопределены.
Лукас закрыл глаза и содрогнулся.
— Это до сих пор прокручивается в моей голове. Все те годы взросления, с самого первого воспоминания… до последнего, что я видел той ночью, когда… — Он кашлянул, будто защемило в груди или, может, сбился ритм его сердца. — Я ненавидел его. Знал ли ты это?
— Нет. Но могу сказать, что удивлен.
— Я не хочу возвращаться в тот дом.
— Так ты и не нужно. Но если все же решишь… я пойду с тобой.
Лукас взглянул на него еще раз.
— Серьезно?
Куин кивнул. Даже если не спешил пройтись по всем этим комнатам и танцевать с призраками прошлого, он пойдет, если Лукас соберется туда.
Двое выживших, обратно на место преступления, сформировавшее их.
— Да. Серьезно.
Лукас слегка улыбнулся, той улыбкой, что проявлялась при развлечениях. В хорошем смысле. Куину нравилось это куда больше. Она была честной. Слабой, но честной.
— Скоро увидимся, — сказал Куин.
— Было бы… здорово.
Развернувшись, Куин надавил на дверь, открывая ее, и…
Блэй ждал его в коридоре, куря сигарету, развалившись на полу.
***
Когда Куин вышел из палаты своего брата, Блэй поднялся на ноги и затушил «Данхилл»о край стакана с напитком, который не спеша потягивал. Он не знал, в каком состоянии будет прибывать боец, но уж точно не в таком: напряженном и несчастном, несмотря на невероятную оказанную ему честь. Но опять же, проведенное у кровати брата время, вряд ли было веселым.
И Блэй не был глуп. Вернулся Сакстон.
— Я подумал, что найду тебя здесь, — сказал он, когда другой мужчина даже не поприветствовал его.
На самом деле, зелено-голубой взгляд Куина прошелся по коридору, натыкаясь в значительной степени на все, кроме него.
— Что ж, эм, как твой брат? — спросил он.
— Жив.
Предположительно, это лучшее, на что они могли надеяться прямо сейчас.
И предположительно это все, что Куин собирался сказать. Может ему не следовало приходить сюда.
— Я, э, я хотел поздравить.
— Спасибо.
Отлично, Куин по-прежнему на него не смотрел. Его взгляд был сосредоточен в направлении офиса, как будто мысленно уже подошел к проклятому кабинету и сдвинул шкаф, заполненный бумагами и канцелярскими принадлежностями…
Звук прохрустевших костяшек пальцев был громким как выстрелы. Затем Куин разжал пальцы, распрямляя их, словно они болели.
— Что ж, это исторический момент. — Блэй начал вытягивать еще одну сигарету из пачки, но остановился. — Это действительно первый случай.
— В последнее время что-то стало многовато случившегося здесь впервые, — выпалил резко Куин.
— Что это должно означать?
— Ничего. Не имеет значения.
«Господи, — подумал Блэй, — он не должен был этого делать».
— Ты можешь на меня посмотреть? То есть, с тебя что, блядь, убудет, если ты на меня посмотришь.
Эти разноцветные глаза шныряли по сторонам.
— О, я на тебя уже насмотрелся. Подсказка — в доме с твоим дружком. Ты собираешься ему сказать, что трахался со мной, пока его не было? Или утаишь этот маленький грязный секрет. Да, т-с-с, не говори моему кузену.
Блэй стиснул зубы.
— Ты лицемерный сукин сын.
— Постой-ка, это не у меня бойфренд…
— Ты действительно собираешься стоять здесь и притворяться, что готов был открыть все о нас? От чего же тогда, когда Вишес вышел из той комнаты, — он ткнул указательным пальцем в противоположный конец коридора, — ты подскочил, словно у тебя загорелся зад? Хочешь сделать вид, что гордишься тем, что трахал гея?
Куина, казалось, как пыльным мешком огрели.
— Ты думаешь, что причина в этом? А не в том что, о, дай-ка подумать, я пытался утаить тот факт, что ты обманывал любовь своей жизни!
К этому времени они оба стояли руки-в-боки, наклонившись вперед, то успокаиваясь, то повышая голоса.
— Что за бред. — Блэй махнул рукой в воздухе. — Это полная чушь! Видишь, в этом-то и состоит твоя проблема. Ты всегда отказывался признать…
— Признаться? В том, что я гей?!
— Ты трахаешь парней. Что, черт возьми, ты думаешь это значит!
— Это ты… тытрахаешь парней. Тебяне привлекает женский пол и сами женщины в целом.
— Ты не мог принять то, кто ты есть, — ревел Блэй, — потому что боишься, что о тебе подумают люди! Великий бунтарь, Мистер Пирсингованный, искалеченный своей ебанутой семейкой! Правда в том, что ты трус и всегда им был!
У Куина было совершенно взбешенное лицо, взбешенное до того, что Блэй был готов к тому, что его ударят… и, черт, он хотел, чтобы кулак полетел в его сторону, просто ради удовольствия вмазать ублюдку коленом в ответ.
— Давай-ка кое-что проясним, — рявкнул Куин. — Это ты держишь свое дерьмо в неведении. Включая моего кузена и то, что ты без него трахался налево и направо.