Однако он сможет расправиться с мешающимися под ногами людьми. А с поддержкой Совета? Он готов поспорить, что сможет стать лидером народных масс… при условии, что все совпадет с ожиданиями.
Роф не единственный мог изменять законы.
— Не затягивайте с этим, — сказал Кор. — У вас неделя. Не больше.
Вернувшийся к нему ответ, удовлетворил его:
— Я продолжу со всей поспешностью.
Ну, разве это не прекрасный способ закончить телефонный звонок.
ГЛАВА 74
Соединявший особняк с тренировочным центром туннель, был прохладным, тускло освещенным и тихим.
Шагая по нему, Куин был предоставлен самому себе и радовался этому. Нет ничего хуже быть окруженным счастливыми людьми, когда сам чувствуешь себя мертвецом.
Добравшись до ведущей к задней части офисного шкафа двери, он ввел код и, подождав, когда щелкнет замок, толкнул панель. Быстрая прогулка мимо канцелярских принадлежностей и ручек, проход через еще одну дверь и Куин обогнул стол. Следующее, что он осознал, это что находится в коридоре перед тренажерным залом, но он сюда пришел не железо тягать. После того, что с ним вытворяло Братство, он был напряженным и испытывал боль — особенно, в руках, благодаря которым удерживал себя в вертикальном положении у тех столбиков.
Черт, руки до сих пор были онемевшими, а распрямив пальцы, Куин впервые за свою жизнь ощутил, как себя чувствуют при артрите.
Двинувшись дальше, он остановился у клиники. Поправив балахон, Куин осознал, что все еще одет в церемониальное одеяние.
Он не собирался возвращаться, чтобы переодеться. Однозначно.
Постучав в послеоперационную палату, он позвал:
— Лукас? Не спишь?
— Входи, — послышался хриплый ответ.
Ему пришлось собраться с силами, прежде чем войти, и обрадовался, что сделал это.
Лежа на кровати с подпертой головой, Лукас выглядел так, словно все еще был присмерти. Лицо, которое Куин помнил как умное и юное, было морщинистым и мрачным. Тело крайне тощим. А эти руки…
Господи, его руки.
И Куин еще ныл о своей никчемной боли.
Он прочистил горло.
— Привет.
— Привет.
— Ну… э-э. Как ты?
Черт, будто сам не видит. Парня ждали недели отлежки на больничной койке, а затем месяцы физиотерапии… и ему повезет, если он когда-нибудь снова сможет держать ручку.
Лукас поморщился, попытавшись пожать плечом.
— Я удивлен, что ты пришел.
— Ну, ты же мой… — Куин остановился. В настоящее время, по сути дела, парень больше не приходился ему родней. — Я хотел сказать… м-м.
Лукас закрыл глаза.
— Я всегда был и буду твоей крови. Никакой кусок бумаги не сможет этого изменить.
Куин посмотрел на эту искалеченную правую руку и перстень с печаткой на ней.
— Думаю, отец нисколько не согласился бы с тобой.
— Он мертв. Поэтому его мнение больше не имеет значения.
Куин моргнул.
Когда он ничего не сказал, Лукас поднял веки.
— Ты, кажется, удивлен.
— Без обид, но не ожидал когда-нибудь услышать такое из твоего рта.
Мужчина показал на свое переломанное тело.
— Я изменился.
Куин нагнулся, подтянул к себе стул и упал на него, потерев лицо. Он пришел сюда потому, что встреча с его ранее мертвым, отчужденным братом была единственной отдаленно-приемлемой отмазкой, чтобы пропустить устроенную в его честь вечеринку.
А торчать всю ночь, наблюдая за воркующими Блэем с Сакстоном? Да ну нахрен.
Вот только оказавшись здесь, ему казалось, что он не расположен к беседе.
— Что с домом? — спросил Лукас.
— Э… ничего. В смысле после того как… все улеглось, никто не потребовал особняк, и у меня на него не было никаких прав. Когда он вернулся к Рофу, тот отдал здание мне… но послушай, оно твое. Я не был внутри с тех пор, как меня вышвырнули.
— Я его не хочу.
Лa-a-a-a-aдно, еще одно большое удивление. Подрастая, его брат заливался соловьем обо всем том, что желал исполнить, когда подрастет: учеба, выдающееся положение в обществе, жизнь по стопам их отца.
Его «нет», был, как если бы кто-то отказался от трона… непостижимо.
— Тебя пытали? — спросил Лукас.
Ему пришло в голову детство. Затем Хранители Чести. Но, черт, конечно, он не собирался выкручивать парню яйца.
— Так, намяли, чутка, бока.
— Готов поспорить. А что после?
— Ты о чем?
— Как ты снова вернулся к нормальной жизни?
Куин размял распухшие ладони, глядя на свои собственные совершенно нетронутые и работоспособные не смотря на боль, пальцы. Его брат больше не сможет сосчитать на пальцах до десяти: одно дело лечение, другое — регенерация.
— Больше нет ничего нормального, — услышал он собственные слова. — Ты, вроде как… просто продолжаешь жить, потому что это все, что тебе остается. Тяжелее всего находиться с другими людьми… они как бы на другой радиочастоте, но только ты знаешь об этом. Они говорят о своих жизнях и что у них не так, и ты, вроде как, например, просто им не мешаешь. Это совершенно другой язык и тебе приходится помнить, что ты можешь отвечать им только на их родном языке. С этим действительно сложно.
— Да, именно так, — медленно произнес Лукас. — Верно.
Куин снова потер лицо.
— Не ожидал, что у нас с тобой когда-нибудь будет что-то общее.
Но у них было. Когда Лукас посмотрел на него, те абсолютно одинаковые глаза встретились с чертовыми, дефективными глазами Куина и установилась связь: они оба прошли через ад, и это связало их крепче, чем общая на двоих, ДНК.
Так странно.
«Забавно, сегодня ночью он только и делал, что повсюду обретал семью», подумалось ему.
Кроме единственного места, где хотел быть.
Преобладала тишина, лишь равномерно попикивали приборы у кровати, нарушая безмолвие, и Куин решил остаться еще ненадолго. Они почти не говорили, но это и не страшно. Его и так все устраивало. Он не был готов открыться парню о Лэйле или малышке, и предположил, что то, что Лукас не спросил не связан ли он, говорило само за себя. И он ни за что на свете не собирался поднимать вопрос о Блэе.
Впрочем, было хорошо сидеть с братом. Есть что-то такое в людях, с которыми ты вырос и виделся на протяжении всего детства, люди, которых ты не мог запомнить не зная. Даже если прошлое было запутанной неразберихой, когда ты взрослел, то был попросту рад, что сукины дети все еще на планете.
Это создавало иллюзию, что жизнь не была такой хрупкой как на самом деле… и иногда это оказывалось единственным, что помогало тебе пережить ночь.
— Я лучше пойду, а ты отдыхай, — сказал он, потирая свои колени и начав подниматься со стула.
