«Кто на свете всех милее, всех прекрасней, да белее?».
Зерцало, способное показывать самые потаенные желания и мечты.
Зерцало, показывающее истинную суть вещей. Собственно, когда светлые боги наделяли волшебников магическим зрением, они воспользовались этим артефактом, даруя его силу, смешав ее с кровью древних магов, и позволив передаваться по наследству.
Еще говорилось о Зерцале, способном перемещаться в пространстве, путешествовать из мира в мир.
Зерцало, показывающее прошлое…
И еще какое-то. Никак не вспомнить. Надо было лучше учиться! Ну, надо же, иметь такую садовую голову, просто кочан капусты! От досады я поморщилась, раздраженно замахала руками на Илешу и Даньку, которые непонимающе переглянулись и вышли из пещеры, продолжая симбиоз приятной беседы и переругивания, а я стала вспоминать дальше. Точно! Вспомнила!
В Древних Песнях говорилось о Зерцале, помогающем видеть будущее!
О, дивная Макошь! Нет!
Приложила пальцы к вискам, надавила, зажмурилась… Вот оно, решение, разгадка черного ритуала, замысленного Чернобогом! Насилие над одной волшебницей способно преобразить ее силу во зло… Все это сказки, что темные ведьмы и колдуны становились таковыми по своему желанию! Россказни! За каждым из таких исторических случаев стоит вполне обоснованное объяснение – сила любви может превратиться в силу ненависти, если обойтись с ее носительницей бесчеловечно.
Вспомнилось, каким образом в лабораториях темных колдунов воспроизводились упырици, фурии, баньши… Это было настоящее Смутное Время моей родины… Душещипательные романы с уклоном в фантасмагорию любят изобразить ритуалы посвящения в черные волшебницы весьма романтично: полночь, час ночного баранца, кладбище или фамильный склеп…
К’аддалистические письмена и вызов обитателя Пекельного Царства, дающего черную силу… Длинные, распущенные волосы, струящиеся по молодому, упругому телу, сорочка до пят и упоительный восторг в глазах… Сказ. Ки. Глупые, детские сказки.
Будучи Наследной Йагиней и с детства получившая целительский дар, я получила также доступ к магическим учебникам и гримуарам – семейным альбомам с заклинаниями и толкованием – что да почему. И бабули никогда не скрывали от меня, как в старину в действительности обращали в черных ведьм. Просто и без бутафории.
Через какие только пытки ни вынуждали только пройти светлых волшебниц, пробуждая в них страх и боль… ничего, кроме пекельной боли… и желания убивать. Мстить.
Неважно, кому и как.
Злоба, полная отчаянная, приглушить которую на время способна только другая боль. Чужое горе.
Вспомнить хотя бы несчастную Мийке, сожженную заживо и обернувшуюся темным сирином… Который одним лишь пением смог практически уничтожить целое графство… Или юную Альсенту Аврийскую, которая стала воплощением самого Смутного Времени, пройдя через такие пытки, которые и в кошмарном сне не увидишь… Знатно, должно быть, напитала Чернобога своим страхом и болью…
Что он там сказал мне? Что ему нравится мой страх, он какой-то особенный на вкус… И еще кое-что. Что у него при дворе служат искусные некроманты.
Меня замутило.
Я поняла, что Чернобог, дав мне посмотреть в одно из Зерцал, показал мне собственное будущее. А возможно, и часть самого черного ритуала. Внезапно сознание ослепило видением…
Семь каменных алтарей.
Семь оскверненных тел юных волшебниц.
Семь степеней боли, отчаянья, всепоглощающего ужаса.
Семь волшебных сил, преломляющихся черной преградой извращенной радости Чернобога…
Внезапно по телу пошла дрожь и сладостное предвкушение…
В этот момент я почувствовала силу, разжигающую войны и катаклизмы, разрушающую Дома и семьи, насилующую женщин и истязающую мужчин, поднимающую детские тела на кровавых клинках, и бросающую их в огонь.
Силу, которая изо дня в день, из века в век, говорит каждому на ухо: кругом враги, ты один в этом чужом безжалостном мире. Если не убьешь ты, убьют тебя. Ты должен сражаться за место под даждь-солнцем, иначе конец.
Силу, которая заставляет отцов мучить детей, желать и насиловать дочерей, и растить из сыновей таких же, как сами, безжалостных убийц и мучителей.
Силу, которая заставляет матерей безучастно смотреть на все это и самим желать горя и болезней собственным дочерям, которые выросши, становятся красивее и счастливей их…
Я чувствовала сладкую, очень сладкую дрожь в теле и внезапно осознала, что движет им.
Что движет каждым человеком и нелюдем, в чей ум змей смог запустить свой страшный раздвоенный язык…
Я не понимала его, потому что в том момент проживала его, как себя.
Была им.
Черная пелена закрыла глаза.
А потом все исчезло.
От ужасного откровения сотрясалось крупной дрожью все тело, тряслись руки, дрожали ноги. Я все еще не могла поверить в то, что только что пропустила через себя. Никогда не видела себя в роли пифии, а гляди ты, пришлось попробовать на вкус их ремесло. И кто сказал, что пророчества совершаются в сплошной неге и удовольствии, ароматах жертвенных курильниц и пряностей?
Я поняла, что пророчество – это то, что я пережила сейчас.
Но в моих ли силах противостоять силе этого пророчества?!
***
- Илеша! Даня! – позвала я.
Друзья были неподалеку. Коловертыш, поймав нескольких ящериц, пытался добиться от них подтверждения своей правоты – правда ли, что они ничего не чувствуют, если им оторвать хвост? Ящерицы бессмысленно пучили глаза на лесного бесенка и молчали. Горыныч посмеивался, подмигивая ящерицам, а коловертыш злился и возмущенно сопел.
- Мне надо в башню, - коротко сказала я.
- Гляди, мать, на хвилину тебя оставить нельзя! – воскликнул Илеша.
- Сразу крышей потекла, - согласился с ним коловертыш.
- Вы не понимаете! Мне надо спешить! Вы даже не представляете, что он задумал!
- Представляем, девонька, представляем, но если я тя в башню обратно отпущу, мне Раифа голову снимет. Все три.
- А ты даже не почешешься, - буркнул коловертыш, и спохватившись, добавил: - А мне – мужик твой, а моя – в отличие
