Себастьян достал почти все утонувшие вещи, включая добычу, и отряд двинулся в Лалапанци пешком.
И вот теперь заканчивалась последняя стоянка, совсем скоро они будут в Лалапанци… Нетерпение Себастьяна все возрастало. Скорей бы уже оказаться дома, увидеться с Розой и малышкой Марией. К вечеру они должны быть на месте.
– Ну хватит, Флинн. Пора выдвигаться.
Он выплеснул из кружки остатки кофе с гущей, отбросил в сторону одеяло и обернулся к Мохаммеду и носильщикам, расположившимся вокруг другого костра.
– Выступаем! – крикнул он им. – Собирайтесь.
Через девять часов, когда уже начинало смеркаться, он взял последний подъем и остановился на самом верху.
Весь этот день горячее желание поскорей добраться заставляло его шагать шире других, и он оставил Флинна и тяжело нагруженных носильщиков далеко позади.
Теперь Себастьян стоял один и, ничего не понимая, смотрел на дочерна обгоревшие развалины Лалапанци, откуда кое-где еще к небу поднимались струйки дыма.
– Роза! – крикнул он – это был, скорее, невыносимо режущий ухо вопль страха. Как безумный, он бросился вниз. – Роза! – кричал Себастьян, шагая по обгорелым и вытоптанным лужайкам.
– Роза! Роза! Роза! – троекратно ответило ему эхо, отразившись от вздымающейся за домом скалы.
– Роза! – снова крикнул он и, что-то заметив среди кустов на краю лужайки, бросился туда.
Это была старая нянька, она лежала мертвая, и черная кровь запеклась на ее ночной рубашке в цветочках.
– Роза!
Себастьян развернулся и побежал к сожженному дому. Когда шел по веранде, под ногами клубились еще теплые облачка пепла.
– Роза!
Он переступал через упавшие на пол гостиной балки, и голос его гулко отдавался от стен опустевшего дома со сгоревшей крышей. Здесь стояла отвратительная вонь горелой одежды, волос и дерева – он чуть не задохнулся, и голос его звучал сдавленно и хрипло:
– Роза!
Жену он нашел в выгоревшей кухне и сначала подумал, что она мертва. Сгорбившись, она сидела на полу, прижавшись спиной к потрескавшейся и почерневшей стене. Обгоревшая ночная рубашка на ней была изорвана, скрывающие лицо беспорядочные космы засыпаны белым пеплом.
– Дорогая моя… О, моя дорогая…
Себастьян опустился рядом с ней на колени и робко коснулся ее плеча. Оно было теплым, пальцы сообщили ему, что Роза жива. Облегчение было столь велико, что у него перехватило дыхание, и какое-то время Себастьян не мог говорить. Он убрал ее спутанные волосы и заглянул ей в лицо. Под черными как уголь пятнами грязи оно было мраморно-бледным. Плотно сомкнутые, посиневшие веки с запекшейся красной корочкой по краям.
Кончиками пальцев Себастьян коснулся ее губ, и Роза открыла глаза. Но невидящий, мертвый взгляд ее был устремлен куда-то мимо него. Он испугался. Смотреть в эти глаза ему не хотелось, и он положил ее голову себе на плечо.
Она не сопротивлялась. Тихо приникла к нему, и он уткнул лицо в ее волосы. Они насквозь пропахли дымом.
– У тебя что-то болит? – шепотом спросил он, страшась услышать ответ.
Но она ничего не сказала, так и лежала в его руках без единого движения или звука.
– Скажи мне что-нибудь, Роза. Поговори со мной. Где наша Мария?
Услышав имя ребенка, Роза наконец отреагировала. Ее вдруг охватила крупная дрожь.
– Где она? – спросил он еще раз, уже более настойчиво.
Не отрываясь от его плеча, она повернула голову и посмотрела куда-то на пол. Он проследил ее взгляд.
Участок пола у противоположной стены был очищен от мусора и пепла. Роза сделала это голыми руками, когда пепел был еще горяч. Пальцы ее были покрыты пузырями ожогов, кое-где лопнувшими, руки по локоть черны. Посередине этого очищенного участка лежал какой-то маленький, обгорелый предмет.
– Мария? – прошептал Себастьян, и Роза снова содрогнулась всем телом. – О господи, – проговорил он и поднял жену на руки.
Прижав к груди, Себастьян, спотыкаясь, вынес ее из сгоревшего дома на прохладный, свежий вечерний воздух, хотя в ноздрях его все равно оставался жуткий смрад дыма и обгоревшей плоти. Ему непременно надо было поскорей от него избавиться. Себастьян слепо бросился бежать по тропе, продолжая прижимать к груди несопротивляющуюся Розу.
40
На следующий день Флинн похоронил своих погибших на горе, нависающей над Лалапанци. Над могилкой, расположенной поодаль от остальных, он водрузил гранитную плиту, а когда закончил, послал носильщика за Розой и Себастьяном.
Они нашли его под раскидистыми кронами деревьев марула – Флинн одиноко стоял над могилкой Марии. Побагровевшее лицо его распухло. Начинающие редеть седые волосы, как мокрые перья старого петуха, вяло свисали над ушами и лбом. Фигура, казалось, вся как будто оплавилась. Плечи обвисли, живот тоже свисал. На плечах, под мышками и в промежности одежда насквозь промокла от пота. Горе, приправленное алкоголем, лишило его последних сил.
Себастьян и Роза встали рядом с ним, и они втроем помолчали, прощаясь с ребенком.
– Теперь как будто больше и делать нечего, – хрипло сказал Себастьян.
– Да, – отозвался Флинн, медленно наклонился и взял горсть свежей земли с могильного холмика. – Да, нечего, – повторил он, растирая землю между пальцами. – Осталось только найти того, кто это сделал, и убить его.
Стоящая рядом с Себастьяном Роза выпрямилась. Повернулась к мужу, подняла к нему голову и в первый раз, после того как он вернулся домой, заговорила.
– Убей его, – тихо сказала она.
Часть вторая
41
Закинув руки за спину, энергично выставив вперед подбородок, контр-адмирал сэр Перси Хау подобрал и в раздумье закусил нижнюю губу.
– Когда был последний подтвержденный факт визуального обнаружения крейсера «Блюхер»? – наконец спросил он.
– Месяц назад, сэр. За два дня перед началом войны. Об этом докладывал командир парохода «Тайгерберг». Он наблюдался в координатах ноль градусов двадцать семь минут северной широты и пятьдесят два градуса шестнадцать минут восточной долготы. Держал курс на юго-запад, шел со скоростью приблизительно восемнадцать узлов.
– И ни черта это нам не дает, – прервал сэр Перси капитана своего флагмана, окидывая взглядом обширную карту акватории Индийского океана. – Сейчас он уже может быть где угодно, хоть в порту Бремерхафена[38].
– Вполне возможно, сэр, – кивнул капитан и, бросив на него быстрый взгляд, позволил себе холодно улыбнуться.
– Но вы же так не считаете, правда, Генри?
– Да, сэр, не считаю. В течение последних тридцати дней на торговых путях между Аденом и Лоренсу-Маркишем[39] бесследно пропало восемь судов торгового флота. Почти четверть миллиона тонн грузов. Это работа «Блюхера».
– Да-да, это «Блюхер», конечно, – согласился адмирал, протянул руку над картой и взял лежащую на широком, зеленоватом поле Индийского океана черную фишку с надписью «Блюхер». Собравшиеся в штурманской рубке офицеры в почтительном
