Рывком поднявшись, Тополь пошел к займищу, потом побежал, как олень, стремясь скорее узнать правду. Если так… У него дух захватывало от мысли, что у него, быть может, есть ребенок. Ведь сказала ему вещая женщина с Макошиной горы: в чужом дому он своего добра не знает! Вот оно, его добро!
Ворота займища были раскрыты, двор пуст. Во всех избах было тихо — дома остались только старики да малые дети. Неслышно пройдя по двору, Тополь приблизился к знакомой избе — здесь жила семья Березки. Возле отволоченного окошка он замер и прислушался.
Ласточки спятВсе по гнездышкам,Куницы спятВсе по норочкам,Серы волки спят,Где им вздумается,
— раздавалось из избы тихое размеренное пение, слышалось поскрипывание люльки. Это был голос Березки, немного изменившийся, ставший более глубоким, полным чего-то нового — заботы, печали, любви. Тополь прислонился лбом к жесткому краю венца. Она не уехала в другой род, значит, она не замужем. И ребенок ее — это его ребенок.
Тополь ступил на крыльцо, ступенька тихо скрипнула. Дверь была приоткрыта, он потянул ее и шагнул через порог в избу. Было почти темно, но он ясно увидел знакомый стройный стан в белой рубахе возле колыбели. На плече Березки лежала коса, только без девичьего венца — уже не пристало.
— Кто там? — шепотом спросила она. — Ты, брате? Уже нагулялся? Не топай, медведь.
— Долго же я гулял, — шепотом ответил Тополь, и не потому, что боялся разбудить ребенка, а потому, что перехватило горло. — Да вот пришел наконец. Не забыла?
Березка вскочила на ноги и тихо ахнула, прижала ладонь ко рту. По первому звуку голоса она узнала его, разглядела знакомое в темной фигуре у порога. Все эти полтора года она ждала, что он вернется, не хотела идти замуж, хотя взять ее и с ребенком было немало охотников. Ведь не чей-нибудь ребенок — кметя княжеского, мальчишка крепкий, быстро вырастет, сильным будет. Но Березка не хотела другого мужа, и родня ее не неволила. И девку сохранить, и мальчишку получить — чего лучше? А Березка упрямо ждала, каждый вещий срок гадала о нем, сначала у Еловы, потом у Горлинки, и обе вещие женщины обещали ей — он вернется.
— Это ты? — Березка сначала нерешительно шагнула, а потом метнулась к нему, схватила за плечи, словно не веря. — Ты?
— Я! — Тополь обнял ее, провел рукой по непокрытой голове девушки. — А ты что же думала — я тебя забуду?
— Нет, — горячо шептала Березка, и радость сбывшихся ожиданий бурлила в ней, как река. — Я знала, что ты придешь. У меня сын ведь! Твой сын! Уже скоро год ему! В прошлый липень родился.
— А назвала как?
— Ясень. У Тополя и Березы кому еще быть?
Так Тополь узнал, какое добро он оставил в чужом доме. Он только не знал, что внезапным стремлением увидеть Березку, вытащившим его из Чуробора, он был обязан берегине, взявшей под покровительство роды Вешничей и Моховиков.
Едва дождавшись возвращения Березкиной родни, Тополь расплатился за нее и ребенка серебром и увез их в Чуробор, обзаведясь сразу и женой, и сыном всем на зависть. Он был просто человек, ему не нужно было ни княжны, ни берегини. Еще по дороге Тополь не раз вспомнил Огнеяра и пожалел, что его друг и вожак не может идти такой же простой земной дорогой. Его дорога, пролегшая между Верхним Небом и Подземной Тьмой, была неизмеримо труднее.
Все время сумерек Огнеяр просидел на берегу Белезени, обняв колени и положив рядом с собой туго свернутую Макошину пелену. Он не знал, что эта круглая прибрежная полянка, усыпанная мягким песком и омываемая светлой волной, служит берегиням для их плясок и игр, что на ветвях этой толстой дуплистой ивы они качаются, полощут в воде белые ноги и волнистые длинные косы. Огнеяр ничего не знал и ни о чем сейчас не мог думать. Не в пример прошлым годам, он был оглушен бурными потоками звуков, запахов, иных чувств и ощущений, недоступных людям и потому не имеющих названия в человеческом языке. Его обострившееся чутье Сильного Зверя различало пение растущей травы, движение корней, ток облаков в невидимом небе. Сама Мать-Земля дышала полной грудью в эту теплую ночь, начинающую короткий, но неповторимый по волшебной животворящей силе месяц кресень. И звенели где-то далеко чистые, как роса, голоса дочерей Дажьбога, спустившихся в земной мир, и весь лес, вода, трава, птицы, рыбы, весь живой многообразный мир ликованием встречал прекрасных дочерей Отца Света.
И где-то среди них была она.
Поднявшись, Огнеяр вошел в рощу. Он не знал, где искать ее, но верил, что она вернется в те места, где гуляла когда-то еще простой девушкой, когда глаза ее не видели движения корней в земле и сока под корой берез, но ноги твердо ступали по земле и сердце в ее груди знало земную любовь и земную печаль. Рожденные в Верхнем Небе стремятся к человеческому теплу, а носившие его когда-то в себе не забывают его бесследно.
В роще слышался смех, топот ног по траве, шорох. Огнеяр шел неслышно, как зверь, ни одна веточка не шелестела, коснувшись его плеча, ни один сучок не хрустнул под его мягким сапогом. Сильный Зверь легко слился с живой шепчущей рощей, человеческие глаза не видели его, а он видел всю рощу насквозь. Но он не обращал внимания на парней и девушек, особенно красивых в эту светлую теплую ночь. Особый легкий запах берегинь тревожил его ноздри; одна или две пробежали здесь, оставив сладкий запах цветов Верхнего Неба. Как волк за косулей, Огнеяр пошел по следу.
Вот белая прозрачная фигурка девушки мелькнула меж стволов; человеческий взгляд не различил бы ее среди берез, но Огнеяр увидел. Девушка тоже заметила его и задержалась, прижавшись к березе, каждое мгновение готовая слиться с ней, спрятаться в ствол.
— Ах, какая красавица! — нарочно громко сказал Огнеяр, надеясь подманить ее. — Никогда такой не видел.
— Где же тебе было увидеть? — Довольная похвалой девушка оторвалась от березы и легко, не приминая травы, шагнула к нему. — Только раз в год я здесь бываю. Хочешь, попляши со мной! Я тебе венок подарю.
Темнота не служила препятствием для его волчьих глаз, Огнеяр жадно разглядывал берегиню. Ее высокое белое чело украшал венок из земляничных звездочек, щеки ее были румяны, как спелые ягоды, сладкий душистый запах разливался вокруг. Земляничница! Волки тоже при случае охотно едят землянику, Огнеяра потянуло к прекрасной Душе Ягод, но он сдержался. Ведь он искал не ее.
— Где же сестры твои, красавица ягодка? — спросил он, осторожно отступая. Он не хотел, чтобы берегиня раньше времени учуяла его слишком горячий дух.
— Здесь мои сестры, все восемь, — весело ответила берегиня, следуя за ним. Это был первый человек, встреченный ею в этом году, она рада была ему, ей хотелось поплясать, порезвиться, подышать живым человеческим теплом. Ни один парень не устоял бы перед ее светлой красотой, блеском зеленых глаз, сладким запахом ягод. А говорить ему можно что угодно — к утру он забудет все до последнего слова. — Одни в роще, иные на берегу. Нам нынче радость — сколько нам даров принесли, пирогов, рубах нарядных!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
