Могила Игоря заросла бурьяном и осела, оставив едва видимый бугорок, фанерная пирамида со звездой была кем-то повалена и сломана. Могилы остальных, погибших при штурмовке аэродрома, выглядели ничуть не лучше. Пришлось возвращаться к самолету за специально захваченными инструментами, отсыпать холмики, ремонтировать. Виктор срезал дерн лопатой, а самого душила злоба – если бы они не прилетели, то через несколько лет от этих захоронений не осталось бы и следа. Остатки какой-нибудь колхоз распахал бы по весне, и все.
Справились быстро, приведя могилы в порядок. После уселись неподалеку, и Саблин достал из кармана трофейную флягу с водкой. Солнце стало клониться к горизонту, тень от рощи уже достигла кладбища, пахло пылью, примятой травой и землей. Они сидели молча, лишь передавали друг другу флягу. Настроение у Виктора от выпивки испортилось: напала черная меланхолия, в голове были каша и сумбур, в душе пустота.
– Вить, – спросил вдруг Литвинов, – а ты чем после войны заниматься будешь?
– После войны? – удивился Саблин. – А чего это тебя так заинтересовало?
– Просто. Настроение такое.
Виктор выплюнул изжеванную травинку, задумался.
– Не знаю, – наконец ответил он. – Я как-то и не думал даже. Есть мнение, что я до конца не доживу, так что трахаться со всем этим придется вам.
– Почему это не доживешь? – удивился Сашка. – Ты вроде раньше фаталистом не был. И почему это сразу… трахаться?
– Этой войны еще на пару лет хватит. А выжить для меня слишком роскошно. Да и незачем.
– Как незачем, – оторопел Сашка, – а жену повидать не хочешь?
Виктор промолчал. Молчал довольно долго, потом потянулся за папиросами. В пустом желудке плескалась водка, но настроения отнюдь не улучшала, табачный дым щекотал горло, а в голове по-прежнему была каша. Он пожевал губами, посмотрел вдаль. В небе, высматривая добычу, парил орел, ветер шелестел травами, все было как обычно. Можно было рассказывать Литвинову про будущее, можно и не рассказывать. В этой степи от этого ничего бы не изменилось.
– Надоело все, – буркнул он наконец. – Тебе легче, ты в светлое будущее веришь. А я… надоело… – Он замолчал.
На дороге появилось пыльное облако, послышался топот сапог, и показалась воинская колонна. Видимо, обитатели близрасположенного лагеря возвращались с учений: все красноармейцы были с оружием и в походной амуниции. Саблин с Литвиновым молча наблюдали за ползущей в каком-то десятке метров человеческой гусеницей. Бойцов было много, они шли и шли, равнодушно поглядывая на сидящих летчиков. Виктор начал закипать.
– Хоть бы одна сука, – закричал он, – могилу поправила. Каждый день тут ходите.
Красноармейцы удивленно на него косились, но ничего не отвечали. Колонна невозмутимо пылила мимо.
– Вы так же лежать будете, – добавил он в неуемном бешенстве, – по воронкам, блядь.
Колонна прошла, а Виктора все еще трясло.
– Всем все по хрен, – хрипел он Литвинову, – никому дела нет. Ведь у самой дороги, не могли не видеть. Одного бойца послать, чтобы поправил, тут работы на пару часов. Не доходит сейчас, все некогда! Потом удивляться начнем, когда внуки станут орденами торговать…
– Что? – удивленно заморгал Сашка. – Какими орденами?
– Советскими, – Виктор понял, что наговорил лишнего, но остановиться не смог, – боевыми.
– Ты ерунды не говори, – убежденно ответил Литвинов, – невозможно такое. А вот с могилами безобразие, конечно. Надо рапорт написать, показать все…
– Херня это все, – Виктор обреченно махнул рукой, – рапорты, срапорты, ордена… бесполезная херня.
– С тобой все в порядке? – Сашка выглядел ошарашенным. – Что-то из тебя прямо злоба прет. Может, к Синицыну сходишь?
– Полетели домой. – Виктор тяжело поднялся. – Ты не обращай внимания, это у меня пройдет. Устал сильно. Отлежусь, отосплюсь – и пройдет.
Литвинов недоверчиво покачал головой и принялся собирать инструменты. К этому разговору они больше не возвращались.
На четвертый день безделья что-то наконец забрезжило. Шубин вернулся от начальства злобный: зачем-то наорал на дежурного, поговорив по телефону с дивизией, грохнул трубкой об аппарат так, что треск, должно быть, слышали даже на улице. Полковые сплетники замерли в ожидании…
До этого слухи ходили самые разные. Кто-то говорил, что полк теперь переведут на Дальний Восток. Почему именно на Дальний Восток, а главное, зачем, никто не знал, но болтали. Куда больше говорили, что никто никого переводить не будет, а вот переучить на новую матчасть – это запросто. В качестве матчасти указывались американские истребители «Аэрокобра». Эта версия считалась самой вероятной, и в ее пользу приводили девятый гвардейский полк, который две недели назад на этом же аэродроме переучился на «Аэрокобры». А еще в качестве железобетонного доказательства приводили в пример кожаную куртку Иванова. Куртка была заокеанская, коричневая, теплая и очень модная. Знающие люди при виде ее только восторженно цокали языками и соглашались, что, да, теперь только «Аэрокобра». Один только Тарасов, ведомый Гаджиева, всем рассказывал, что переучивать будут на «ЛаГГи». Что он узнал (по большому секрету), что завод, делавший «Яки», разбомбили, а «Кобр» на всех не хватит, а значит, только «ЛаГГи». И «ЛаГГов» этих уже много-много, и соседняя армия на них уже вся летает…
Но Тарасову не верили. Во-первых, он уже приобрел сомнительный статус полкового выдумщика и враля, а во-вторых, про «ЛаГГи» ходили нелицеприятные слухи, поэтому пересаживаться на тяжелый деревянный истребитель никто не хотел.
Такие слухи и спекуляции лихорадили полк добрых три дня. Пока наконец злобный Шубин не вернулся от начальства и не собрал совещание…
– Приперся тута, – приветствовал он пришедшего последним Виктора, – ну, садись. – Командир обвел взглядом собравшихся в тесном кабинете командиров эскадрилий и начальников служб и хмуро буркнул: – У меня новость тута. А для Саблина две.
Виктор насторожился.
– Приказом командующего, – комполка порылся в лежащих на столе бумагах и огорченно вздохнул, – лейтенант Саблин утвержден командиром третьей эскадрильи. Поздравляю… – Это «поздравляю» прозвучало неестественно уныло. – А еще, уже другим приказом, товарищу Саблину присвоено воинское звание старший лейтенант. – Присутствующие радостно загудели, Шубин зло усмехнулся. – Ну и третье тута, – совсем нехорошо улыбаясь, сказал он, – будем переучиваться на новую матчасть… – Он снова обвел помещение недобрым взглядом и тихо добавил: – Сроку нам дали двадцать дней…
В кабинете наступила тишина, было слышно, как летает муха. Все прикидывали объем работы и потихоньку впадали в уныние. Короткому, но приятному периоду ничегонеделанья, похоже, пришел конец.
– Оставшиеся самолеты привести в порядок, – продолжил командир, – передадим их в шестьсот одиннадцатый полк. Занятия тута начнутся уже завтра. Самолеты начнут поступать тоже завтра. На днях ожидается пополнение, за время переучивания должны ввести их в строй. Работы тута предстоит много. Так что… заканчиваем с курортной жизнью. Личный состав должен не водку пьянствовать, а, как говорит наш новоявленный комэск, шуршать как электровеник… Всем тута ясно? Тогда через час снова все ко мне со своими соображениями.
К процессу приступили на следующий день после приказа. Откуда-то приехал инструктор – старший техник, и в тот же день начались теоретические занятия у техсостава и летчиков. Через неделю – сдача зачетов: на знание материальной части истребителя «Ла-5» с мотором «М-82Ф», вооружения, радиостанции «РСИ-4». Учебные полеты начались на знакомом по летной школе «УТИ-4» – двухместной модификации устаревшего истребителя «И-16». «Утят» было три, они были древние, как дерьмо мамонта, с немного переделанной кабиной и намертво законтренными в выпущенном положении шасси. Оказалось, что курсантские навыки изрядно подзабыты. В первых вылетах после легкого, послушного «Яка» «ишак» показался сволочной и непредсказуемой скотиной. При взлете и посадке он упорно норовил съехать с полосы, отчаянно козлил при малейшем превышении скорости, его вечно тянуло влево. Летчики матерились, и первоначальные восторги по поводу переучивания поутихли.
