Что я мог сказать этим людям, которые и без того знали предостаточно, что не позволяло им внезапно изменить сложившееся мнение? Я не был мастером произносить речи, не был пламенным оратором. Половина из того, что я сказал, не убеждала даже меня самого. Я начал медленно собирать свои бумаги и укладывать их в портфель.
Новости, которые я узнал перед приездом на заседание Генеральной Ассамблеи, были плохими. И почерпнул я их, главным образом, из передач радио и телевидения, потому что весь день не мог связаться с президентом. Как раз перед самым отъездом из посольства я услышал, что в результате тяжелых боев за Санта-Клару правительственные войска были вынуждены отступить.
— Ты произнес хорошую речь, — послышался чей-то голос.
Я поднял голову и увидел Джереми Хэдли, на лице его было написано сочувствие.
— Ты слышал? Джереми кивнул.
— Каждое слово. Я сидел на балконе, очень хорошая речь.
— Видно, не слишком хорошая. — Я кивнул в сторону выходивших делегатов. — Похоже, они другого мнения.
— Нет, они чувствуют это, — сказал Джереми. — Я впервые вижу, как они покидают зал в молчании. Каждый из них в глубине души устыдился, слушая твою речь.
Я горько усмехнулся.
— Большая польза от этого! Завтра же они о ней забудут, и она превратится просто в тысячу слов среди миллионов, уже похороненных в архивах.
— Ты не прав, — спокойно возразил Джереми. — Еще многие годы люди будут помнить то, что ты сказал сегодня.
— А для людей Кортегуа имеет значение только сегодняшний день, для них вообще может не наступить завтра.
Я закончил складывать бумаги в портфель, захлопнул его и поднялся. Мы направились вперед по проходу.
— Какие у тебя планы? — спросил Джереми. Я остановился и посмотрел на него.
— Вернусь домой.
— В Кортегуа?
— Да, я сделал все, что мог. Теперь мне больше некуда идти.
— Но это опасно.
Я промолчал.
— Какая польза от твоего возвращения? — озабоченно спросил Джереми. — Там ведь уже почти все кончено.
— Не знаю, но в одном я твердо уверен: я не смогу оставаться здесь или где-нибудь еще. Я не смогу жить с мыслью, что на этот раз, именно на этот раз, я не сделал всего, на что способен.
Джереми с уважением посмотрел на меня.
— Чем больше я думаю, что знаю тебя, тем больше убеждаюсь, что это не так.
Я не ответил ему, я повернулся и обвел взглядом пустой, громадный зал. Сколько человеческих надежд похоронено здесь, и скольким надеждам, как моим, предстоит еще умереть.
Наверное, и Джереми подумал о том же, потому что когда я повернулся к нему, лицо его было печальным. Он протянул руку, и я пожал ее.
— Как ты сам любишь говорить, Дакс, уповай на Господа, — убежденно сказал он.
29
Было около четырех утра и еще темно, когда наш самолет пересек береговую линию Кортегуа. Прошло чуть более четырех часов с момента нашего вылета из Панама-Сити. Я смотрел вниз, пытаясь что-нибудь рассмотреть в темноте, но тщетно. Обычно здесь горели огни, но сегодня ночью их не было.
Я бросил взгляд на указатель топлива, стрелка показывала, что в основном баке горючего чуть больше половины, а резервный бак мы вообще не расходовали. Я удовлетворенно кивнул, по крайней мере у нас достаточно топлива, если придется возвращаться.
— Включи радио, — обратился я к Хиральдо. — Может, что-нибудь поймаем.
Он кивнул, лицо его было зеленым от света фонаря в кабине. Протянув руку, он щелкнул выключателем, и кабину заполнили звуки самбы.
— Это ты поймал Бразилию.
Хиральдо начал вращать ручку настройки, на частоте 120 мгц он остановился.
— Это частота Курату, — сказал он, — но передач нет.
Я подождал некоторое время, обычно радиостанция Курату работала всю ночь, но сейчас радио и вправду молчало.
— Попробуй найти армейскую или полицейскую волну. Хиральдо быстро закрутил ручку настройки. Одна частота, другая, и все равно ничего нет.
— Если бы было видно, я постарался бы сесть в поле, — сказал я, — но я ничего не вижу.
— Мы можем покружить немного, — предложил Хиральдо, — скоро рассветет.
— Нет, нельзя расходовать топливо, надо иметь резерв на тот случай, если придется лететь обратно.
— Что же тогда ты собираешься делать? — спросил Котяра, сидевший позади меня. Я задумался.
— Попробую сесть в аэропорту.
— А если Санта-Клара уже взята? И аэропорт в руках мятежников?
— Этого мы не знаем, — сказал я. — Возможно, мы сумеем выяснить это после приземления. Я не буду выключать двигатели, и если мы заметим что-нибудь подозрительное, то снова взлетим.
— Матерь Божья, — пробормотал Котяра. Взяв курс на север, я полетел над морем, намереваясь свернуть к суше только в последний момент.
— Настройся на авиационную частоту, — сказал я.
— Готово, — сказал Хиральдо, покрутив ручки настройки.
Спустя три минуты я свернул на запад в сторону суши, и в этот момент по радио раздался голос, прозвучавший в кабине как раскат грома. Человек говорил по-английски и, похоже, здорово нервничал.
— Я сам отвечу, — быстро сказал я. По-английски я говорил прилично, чтобы убедить обычного жителя Кортегуа, что я иностранец. Во всяком случае по телефону или радио. Я нажал кнопку микрофона.
— Говорит частный самолет Соединенных Штатов, лицензионный номер С310395, прошу разрешения на посадку в аэропорту Курату. Дайте, пожалуйста, условия посадки. Прием.
В голосе отвечающего слышалась явная нервозность.
— Пожалуйста, назовите себя еще раз. Я повторил все сначала, но более медленно. Несколько секунд стояла тишина, потом прозвучал вопрос:
— Сколько человек на борту самолета? Пожалуйста, назовите цель вашего прилета.
— На борту три человека: пилот, второй пилот и один пассажир. Чартерный рейс по заданию американской службы новостей.
На этот раз ответа пришлось ждать почти целую минуту.
— Вижу вас на радаре, вы находитесь в пяти милях западнее и в трех милях южнее аэропорта, держите курс на север. Продолжайте полет до сигнала поворота на юг и выполняйте посадку. Как поняли, прием.
— Вас понял.
— Что ты об этом думаешь? — спросил Котяра.
— Да вроде все в порядке, — ответил я, набирая нужную скорость. — В любом случае через несколько минут все будет ясно.
На поле зажегся необходимый минимум посадочных огней, и как только колеса нашего самолета коснулись полосы, огни тут же погасли. Я подрулил к слабоосвещенному зданию аэропорта.
— Ты видишь что-нибудь? — спросил Котяра.
— Пока нет, — ответил Хиральдо.
Спустя минуту мы подрулили к стоянке, я медленно развернул самолет, не выключая двигателей. Внезапно нас со всех сторон окружили солдаты, их было человек сорок.
— Это наши или мятежники? — спросил Котяра.
Я вгляделся в темноту, навстречу самолету важно двигался маленький человек в форме капитана. Засмеявшись, я выключил двигатели.
— Наши.
— Откуда ты знаешь?
— Посмотри, — сказал я, указывая вперед.
Сомнений быть не могло, человеком в офицерской форме был Прието. Я улыбнулся. Никогда не думал, что буду рад снова увидеть Прието.
— Как обстановка? — спросил я, когда мы вошли в здание аэропорта.
На столе Прието горела одинокая лампа, он подошел к столу и налил кофе.
— Все еще идут бои за Санта-Клару. Я с благодарностью принял из его рук чашку кофе и сделал большой глоток.
— Мы слышали, что Санта-Клара пала.
— Нет, мятежники по-прежнему в миле от города. Они окопались и ждут подкреплений с юга.
Снаружи раздался шум, звук выстрела и крик, потом наступила тишина. Я вопросительно посмотрел на Прието.
— Люди здесь нервные, — с легкой усмешкой сказал он. — Стреляют во все, что движется, даже в тени, а уже только после этого окликают.
— А мятежники пытались пробраться сюда?
— Несколько человек, но они все убиты. — Прието потянулся за сигаретой, и я заметил, что у него слегка дрожат пальцы.
— Мы засекли вас на радаре, когда вы были еще в пятидесяти милях отсюда. Мы предполагали, что это вы, но окончательно убедились только тогда, когда вы себя назвали.
— Вы ждали моего прилета?
— Мы получили информацию из Нью-Йорка, что вы находитесь в пути. Именно президент предположил, что вы воспользуетесь своим самолетом. Со вчерашнего дня вас здесь ожидает автомобиль.
Я допил кофе и поставил чашку.
— Хорошо, я готов. Прието медленно поднялся.
— Вы думаете, что это я убил Гуайаноса, да? Я посмотрел на него и молча кивнул.
— Но вы же должны понимать, что если бы это сделал я, то я бы наверняка убил и Мендосу. Он ведь был более важной фигурой.
Я приказал Хиральдо оставаться возле самолета до дальнейших распоряжений, а сам с Котярой сел в армейский джип и направился в город. Джип был шестиместным, мы с Котярой сидели в середине, а на переднем сиденье расположились шофер и солдат охраны. Сзади с автоматами наготове сидели еще два солдата.
