Телекамера изменила план. Комментатор взял в руки лист бумаги.
— Государственный департамент в Вашингтоне заявил о намерении принять меры для безопасной эвакуации всех граждан США из Кортегуа, в случае если возникнет необходимость.
Комментатор взял другой лист бумаги и продолжил:
— Авиакомпания «Пан Америкен» объявила об отмене своих рейсов в Кортегуа до нормализации обстановки. Дневной рейс Нью-Йорк — Майами — Курату — Богота будет теперь производиться по маршруту Нью-Йорк — Майами — Богота.
Телекамера снова изменила план, и теперь уже комментатор не читал записи, а говорил от себя.
— Нам не удалось связаться с посольством Кортегуа в Нью-Йорке. Двери посольства оказались запертыми, никто не знает, находится ли в Нью-Йорке сеньор Ксенос.
А теперь о других новостях. Сегодня в Нью-Йорке...
Раздался щелчок, и экран телевизора погас. Когда Даня повернулась ко мне, я уже выскочил из постели и натянул на себя кое-что из одежды.
— Что все это значит? — спросила она. Я молча застегивал рубашку. А что это могло значить? В голове моей крутились тысячи мыслей. Пожалуй, Mapсель знал, что говорил. Какое право я имел не ночевать в посольстве, понимая, что взрыва можно ожидать в любую минуту. Где были мои мозги, ведь Марсель все мне объяснил.
Я почувствовал странное чувство вины, личное ощущение трагедии и потери, которых не испытывал с момента смерти отца. На глаза навернулись слезы.
— Что все это значит? — повторила Даня.
— Это значит, — глухо ответил я, — что все, что я делал, все, к чему стремился, рухнуло.
27
К тому моменту, как я добрался до консульства, угрызения совести отошли на второй план. Расталкивая толпу репортеров и бросая на ходу: «Никаких комментариев», я с трудом протиснулся внутрь здания. Котяра и один из клерков навалились на дверь, и им удалось запереть ее.
— Вызовите полицию, — приказал я, — попросите, чтобы они помогли очистить вход. — Я повернулся к Котяре. — Пошли со мной.
Увидев меня, секретарша облегченно вздохнула.
— Очень много телефонных звонков, — сказала она. — Вас разыскивал президент, а также из Госдепартамента...
— Отнесите список звонивших в мой кабинет, — сказал я и, резко захлопнув за собой дверь, повернулся к Котяре.
— Действительно все так плохо, как передали в телевизионных новостях?
Котяра пожал плечами, лицо его ничего не выражало.
— В такие моменты никто не говорит правду, но ясно, что дела хуже некуда. Я кивнул.
— Хиральдо еще здесь?
— Да, он наверху, слушает радио.
— Позови его сюда.
Котяра молча вышел из кабинета, а я взял у секретарши список звонивших.
— Соедините меня с президентом, — сказал я.
— Хорошо, ваше превосходительство.
Я принялся изучать список. Казалось, весь мир вдруг охватила забота о Кортегуа. Звонки были отовсюду: из ООН, из различных посольств и консульств, из газет, а также из Госдепартамента и от одного сенатора и двух конгрессменов из Вашингтона.
Зазвонил телефон, я снял трубку.
Голос президента звучал резко и зло.
— Где тебя черти носят? Я всю ночь пытался дозвониться до тебя!
У меня не было удовлетворительного объяснения, поэтому я предпочел промолчать.
— Если бы ты был здесь, я бы пристрелил тебя! — орал президент.
С меня было достаточно, я понимал, что такой разговор никуда не приведет.
— У вас еще будет для этого время, а пока не могли бы вы объяснить мне ситуацию?
Президент смолк, видимо, переваривая сказанное мною. Голос его стал несколько спокойнее.
— Положение серьезное, но если армия сохранит верность, мы сможем овладеть ситуацией.
— А она сохранит?
— Не знаю, — ответил президент, и я впервые почувствовал в его голосе слабость. — Некоторые из тех, о которых я думал, что они будут верны мне до смерти, уже перешли со своими полками на сторону мятежников — Васкес, Пардо, Москера. А те, о которых я думал, что они первыми перебегут к врагу, такие как Зулуага и Тулья, остаются верны мне. Теперь все зависит от того, сумею ли я удержать их возле себя и убедить в нашей победе.
— А мы победим? — спросил я.
— Если получим помощь и сможем продержаться достаточно долго. У меня такое чувство, что мятежники начали свои действия именно теперь, потому что знают, что снабжение их оружием прекратится. Если бы они протянули дольше, то остались бы без оружия. Поэтому вопрос для них стоял так — сейчас или никогда.
«Ирония судьбы», — подумал я. Ведь мне казалось, что со смертью Марселя всему будет положен конец, а вышло как раз наоборот.
— Какая вам нужна помощь? — спросил я.
— Любая, какую можно получить. Проси всех — ООН, США, всех, кто только будет слушать тебя. Нам нужны люди, оружие, деньги — все, что они смогут дать. Они должны понимать, что если мы сейчас проиграем, то верх возьмут коммунисты.
— Они захотят узнать, кто представляет коммунистов, — сказал я. — Надо будет назвать имена.
— Через час получишь по телексу список. Кондор, Мендоса...
— Мендоса сумел пробраться в страну?
— Да. Он сбрил усы и, словно невидимка, проскользнул мимо нашей полиции. А полиция была слишком занята твоей девушкой.
— С ней все в порядке?
— Она в безопасности, — резко ответил президент. — А как там у вас реакция на наши события? Можно рассчитывать на какую-либо помощь?
— Не знаю, пока еще рано говорить об этом. Мне надо сделать несколько телефонных звонков, тогда буду готов ответить.
— Тогда занимайся этим!
— Газетчики требуют заявления, — сказал я.
— А мои выступления они печатают?
— Да, и еще я слышал их по телевизору.
— Значит, пока хватит с них и этого, — сказал президент, и в его голосе прозвучали нотки удовлетворения. — Я скажу тебе, когда надо будет сделать дополнительное заявление.
Я положил трубку. Спустя минуту в кабинет вошли Котяра и Хиральдо.
— Как дела? — спросил Котяра.
— Президент пока контролирует ситуацию.
— Отлично.
— Вы хотели видеть меня, ваше превосходительство? — спросил Хиральдо.
— Да. Ты говорил, что умеешь летать на небольших самолетах. А можешь ты управлять двухдвигательным «Бичкрафтом»?
— Умею, сэр.
— Хорошо, — сказал я и посмотрел на Котяру. — Поезжай с ним в аэропорт и проверь, так ли это. Если да, то вылетайте оба во Флориду.
— Я могу управлять самолетом, сэр.
— Хорошо. Я хочу, чтобы вы приземлились в аэропорту Бровард в Форт-Лодердейл, недалеко от Майами. Если приземлитесь в Майами, то это будет слишком заметно. Когда прибудете туда, позвоните мне. Возможно, мне понадобится срочно вылететь в Кортегуа, а «Пан Америкен» отменила свои рейсы.
— Слушаюсь, сэр, — сказал Хиральдо, повернулся и вышел из кабинета.
— Ты сделаешь глупость, если отправишься туда, — откровенно сказал Котяра. — Сейчас ты ничего не сможешь там сделать.
— Но я и не собираюсь лететь прямо сейчас. Просто хочу, чтобы самолет был наготове, если понадобится.
— Это огромная глупость; лететь туда — значит найти верную смерть. Лучше всего тебе остаться здесь.
Возможно, он был прав, тут я ничего не мог поделать. Я и так слишком долго держался в стороне от событий, происходящих дома.
— Отец поехал бы, — сказал я.
Котяра некоторое время молча смотрел на меня, иногда я совершенно не мог догадаться, о чем он думает, и сейчас как раз был такой случай. Лицо его оставалось абсолютно бесстрастным, наконец он пожал плечами.
— Ладно, если ты так хочешь.
Я посмотрел, как за ним закрылась дверь, и вернулся к телефону. Подняв трубку, я приказал секретарше обзвонить всех по списку. Все, с кем я разговаривал, выражали сочувствие, но никто не пожелал предложить какую-нибудь конкретную помощь. Они выжидали.
Секретарь ООН был чрезвычайно вежлив и вместе с тем равнодушен. Он сказал, что это не дело Совета Безопасности. ООН считает, что это внутреннее дело Кортегуа, а они не имеют права вмешиваться во внутренние дела государств. Но он думает, что я смогу выступить на Генеральной Ассамблее, если кто-то из выступающих на ней завтра откажется от своей речи в мою пользу. Однако это все, что он может сделать со своей стороны.
В Госдепартаменте, главным образом, предпочли говорить о том, какие меры должны быть приняты для безопасности американцев в Кортегуа. Возле берегов Кортегуа курсировал эскадренный миноносец США, готовый в случае необходимости эвакуировать граждан США. Я заверил их, что беспокоиться за судьбу американских граждан нет нужды и что Госдепартамент будет поставлен в известность, если такая нужда возникнет.
Представители всех латиноамериканских стран выражали свое сочувствие, но у всех были аналогичные проблемы. Европейские страны интересовало только дальнейшее развитие событий, и они рассматривали события в Кортегуа, как борьбу между Западом и Востоком за сферы влияния. Они тоже сочувствовали, но ощущение было такое, что если им будет выгодно, они примут сторону мятежников. Очевидным был только тот факт, что они не желали быть вовлеченными ни в какие конфликты. Для африканских и азиатских стран ситуация в нашей стране была вполне знакомой и отражала те же самые проблемы, которые стояли перед ними.
