Со своего места Ливи могла наблюдать, как Торп гребет. Он делал это мастерски, без всякого видимого усилия, он привык вести лодку по реке. Он не относился к числу мужчин, которые играют бицепсами, демонстрируя свою силу и выносливость. Он знал себя, знал, на что способен, и уверенность его проистекала из этого знания. Поэтому он никому и ничего не доказывал.
Итак, она все ему рассказала. Много лет она не открывалась никому. Теперь он знал о ней все. А почему она ему рассказала? Возможно, где-то в глубине сознания в ней уже живет надежда, что он останется с ней, когда она кончит свой рассказ. И он остался, и не задавал вопросов, ничего не говорил, а просто утешал и поддерживал. Он знал, что ей нужно. Когда же она поняла, что Торп необыкновенный человек? И почему ей потребовалось так много времени, чтобы это узнать? Сейчас она чувствовала себя надежно, в безопасности, и ей давно не было так легко с самой собою. Слезы и откровенность изгнали боль. На мгновение она закрыла глаза, наслаждаясь чувством освобождения.
– Я тебя еще не поблагодарила, – сказала она тихо.
– За что? – Он поднимал и опускал весла сильным, плавным движением.
– За то, что ты не говорил разные утешительные, но никчемные слова, которые обычно говорят, когда кто-то разваливается на куски от горя на глазах утешителей.
– Никакие слова не помогут. – Торп поглядел на нее своим глубоким, пристальным взглядом. – Разве я могу изменить твое прошлое или облегчить его? Но теперь я с тобой.
– Знаю. – Ливи вздохнула и откинулась назад. – Я знаю.
Некоторое время они плыли молча. На реке были и другие лодки, но они ни к кому не подплывали, чтобы обменяться приветствием или махнуть рукой. Сейчас река принадлежала только им, она протекала по их личному, только им принадлежащему миру.
– Весна довольно ранняя, – сказал Торп, – поэтому на реке немного народу. Я люблю плавать летом, когда чуть-чуть брезжит свет. Просто удивительно, до чего спокойны и тихи все эти здания на рассвете. Забываешь про толпы туристов. На рассвете трудно представить, что происходит в Пентагоне или в Капитолии. На рассвете все это просто здания, и некоторые прекрасны. В субботу или воскресенье я чувствую себя только гребцом, проплывающим мимо. Это удивительно примиряет с жизнью.
– Забавно, – размышляла вслух Ливи, – месяц-два назад я бы удивилась, услышав от тебя такое признание. Ты мне всегда рисовался человеком, одержимым честолюбием: дело и только дело. Никогда бы не подумала, что ты способен отрешиться.
Торп улыбнулся, продолжая мерно грести.
– Ну а теперь?
– А теперь я тебя знаю. – Ливи выпрямилась и подставила лицо ветерку, развевавшему ее волосы. – И когда же ты открыл эту панацею от стресса?
Торп удивленно и радостно засмеялся:
– А ты действительно меня знаешь. Когда приехал с Ближнего Востока. Там приходилось очень нелегко. Трудно потом было вернуться обратно к себе самому. Мне кажется, что такое ощущение возникает у большинства солдат. Вновь приспособиться к нормальной жизни не всегда просто и легко. Я стал освобождаться от дурного настроения таким вот образом, ну и вошло в привычку.
– Это так в твоем духе, – заметила Ливи, – все объяснять недостатком физических упражнений. – И улыбнулась при виде его иронического взгляда. – Не думаю, что все так просто, как ты хочешь это представить.
– Желаешь проверить?
Она снова откинулась назад.
– Нет-нет, я предпочитаю наблюдать со стороны.
– Да здесь нет ничего особенно сложного, – прибавил он. – Любой мальчишка, проведя неделю в летнем лагере, способен справиться.
Торп подзадоривал ее. Он ожидал увидеть в ее взгляде огонек соперничества и не ошибся.
– Уверена, что я тоже отлично справлюсь.
– Тогда иди сюда, – пригласил он и поднял весла. – Попытайся.
Ливи сильно сомневалась, что ей этого хочется, но такой дерзкий вызов нельзя было оставить без внимания.
– Ты думаешь, что мы сумеем поменяться местами? Мне бы не хотелось опрокинуться на середине Потомака.
– Лодка очень устойчива, – задорно ответил Торп. – Надеюсь, ты тоже.
Ливи встала, хотя и осторожно.
– Ладно, Торп, подвинься.
Они довольно ловко поменялись местами. Торп уселся на маленьком сиденье с подушкой и весело поглядывал, как новоиспеченный гребец сражается с уключинами.
– Чрезмерно на них не нажимай, – посоветовал он. – Старайся весла выровнять.
– Я тоже бывала в летнем лагере. – Ливи нахмурилась, потому что руки не желали действовать одновременно. – Но обычно мы плавали там на каноэ. Я здорово умею управляться с двусторонним веслом без уключин. Вот. – Ливи сделала неуверенный, но довольно правильный гребок. – Теперь я войду в ритм, а ты спрячь свою ухмылку подальше, Торп.
Ливи сосредоточилась на гребле. Она чувствовала легкую дрожь в мускулах, непривычных к физической нагрузке, но ощущение было приятное. Каждый взмах весел позволял ей сосчитать до восьми, плечи сильно напряглись, подаваясь вперед. Весла натирали ладони.
«Да, – подумала она, – теперь я понимаю, почему Торп этим занимается». Они плыли не так быстро и ровно, как прежде, но все же плыли, подчиняясь ее усилиям. Не было ни мотора, ни паруса, движение зависело только от нее. Ей вдруг захотелось вот так грести и плыть многие мили.
– О’кей, Кармайкл, твое время истекло.
– Ты шутишь? Да я только начала.
Она сердито взглянула на Торпа и продолжала грести.
– Для первого раза достаточно. А кроме того, – и он быстро подошел к ней, – я не хочу, чтобы ты испортила себе руки. Мне они, знаешь ли, нравятся.
– А мне нравятся твои. – И, взяв его ладонь, она прижала ее к щеке.
– Ливи.
Невозможно было представить, что он любил ее сейчас больше, чем мгновение назад, но это было именно так. Закрепив весла, он привлек ее к себе.
Уже в конце дня они снова вошли в дом Ливи. У каждого в руках был бумажный пакет с покупками.
– Я умею жарить цыплят, – настойчиво утверждала Ливи, нажимая в лифте кнопку своего этажа. – Надо только поставить их в духовку и переворачивать с боку на бок пару часов. Ничего больше.
– Ради бога. – Он с притворным ужасом посмотрел на нее. – Чего доброго тебя услышат. – Торп заботливо прижал к себе пакет с цыпленком. – Нет, Ливи, это целое искусство – жарить птицу. Надо ее посыпать специями, выдержать, подготовить. А если уж бедному цыпленку пришлось расстаться с жизнью, то уж ты, по крайней мере, можешь ему оказать некоторое уважение.
– Не нравится мне все это. – Ливи с сомнением посмотрела на его пакет. – Почему бы нам просто не заказать на дом пиццу?
– Нет уж, я намерен показать тебе, что настоящий мастер может сделать из двухфунтового цыпленка для жарки. – Торп замолчал, но, когда они вышли из лифта, продолжил: – А потом я буду любить тебя до воскресного утра.
