к Мирославе, и она вдруг задержала дыхание.
— Я пойду к брату ненадолго, надо отметиться, — сказал Яромир подруге, и тут же ушел в другую сторону. — Ладно, — сама себе ответила девочка, одиноко глядя ему вслед. — Потанцуем? — спросил Женька, пытаясь отдышаться и протягивая ей руку.
Мирослава заметила, что Третьяков пригласил Астру, Иванна танцевала с Виталиком, а Никита уже кружил в танце Рогнеду Юлиевну, которая отчего-то хохотала. Она была на голову выше, от того они смотрелись комично. Но Вершинин умел превратить недостатки в достоинства, поэтому кружил их классрука, что была одета в длинное шифоновое белое платье, сам же делал такие пируэты, что это еще надо было так суметь!
— Пойдем, — ответила Мирослава, позволяя другу отвести себя в центр кружащихся там пар.
Все танцевали, как умели. Кто-то топтался на месте, кто-то кружился в вальсе, а кто-то, как Вершинин, толкал других, кружа свою партнершу.
Женя положил руки ей на талию, и девочке пришлось закинуть руки ему на плечи.
— Вот жизнь! Вместо того, чтобы бегать по кукурузному полю, что мы делаем? — прошептал ей Тихомиров, смеясь. — Да, но еще впереди все лето, успеем, — она слегка пожала плечами, чувствуя себя отчего-то неловко.
У нее путались ноги, хотя они были среди тех, кто немного покачивался из стороны в сторону и не сдвигался с места.
Парень промолчал, смотря куда-то в сторону. Вдруг рядом оказался Третьяков, хлопнув несколько раз в ладоши, и Тихомиров, окинув его нечитаемым взглядом, отступил. Его место занял Ваня. Мирослава с удивлением посмотрела на хорсовца, что сейчас ее повел в активном танце.
— Я чего-то не знаю, да? — Такая традиция, можно меняться партнерами, а для этого требуется лишь хлопнуть в ладоши, — ответил ей Ваня, у которого его каштановые волосы были уложены на идеальный пробор.
Он вообще танцевал? Или только пришел? Выглядит идеально…
И точно. Теперь Вершинин танцевал с Иванной, Виталик с Рогнедой Юлиевной, а Астру затягивал в танцы Юрий Рублев. Видимо, он просто вошел в круг и пригласил девочку, заставив поменяться и остальных.
— Ты же знаешь, кто я, да? — вдруг спросил Ваня. После тех февральских событий они продолжали общаться, но ни разу не затрагивали тему его воскрешения. — Да, — кивнула Мирослава, решив, что скрывать не имеет смысла. — Полоцкий сказал?
— А это играет роль?
— Да в принципе нет, — пожал плечами Ваня, улыбнувшись. — Просто я хотел раскрыть все карты, если вдруг ты не была бы в курсе.
— И почему же?
Парень поднял руку, позволив Мирославе покружиться вокруг своей оси и снова положить ладони ему на плечи.
— Да просто не хотелось заканчивать год с недосказанностями. Из-за того, что я пренебрег правилами безопасности и валялся в палатах, вам одним пришлось вытаскивать Софию.
— Но все же закончилось хорошо, и ты не виноват в этом!
Он поджал губы, но сдержался от того, чтобы замотать головой. — И я знаю, что впредь ты будешь вести себя хорошо и вовремя пополнять запасы крови, — шепнула она ему, чтобы никто не услышал.
Ваня хмыкнул, но тут сбоку раздался чей-то хлопок. Это был Елисей Войнович. Он широко улыбался, замыленный в танцах, но нагло отодвинул Третьякова и потащил Мирославу в сторону. За одну лишь песню, которая длилась наверняка дольше обычного, она успела перетанцевать почти со всеми своими одногруппниками. В конце они образовали небольшой хоровод, танцуя что-то вроде канкана, воображая из себя невесть кого и смеясь.
— Нам надо отойти, — Яромир будто вырос из-под земли как раз тогда, когда Астра, Мирослава и Иванна отошли к столику, выпить сбитня{?}[Сбитень — отвар из меда и трав].
Застыв с кружкой в руке, Мирослава, которая ждала появления Полоцкого на протяжении всего медленного танца, который длился, не прекращаясь, минут двадцать.
— Поговорил с братом?
Кивок. Молчание затягивалось. Иванна оттащила Астру подальше, понимая, что лучше бы им не попадать под горячую руку.
— Ты хочешь узнать, что написано в тех листах или как? — он нетерпеливо склонился над ней, говоря это так тихо, чтобы услышала только она. — Хочу, — равнодушно кивнула девочка, делая большой глоток напитка, что держала в руках. Очень хотелось пить и отдохнуть. От танцев колол бок, а лоб под венком вспотел. Там же был прицеплен и соловушка, чтобы не потерялся.
— Хорошо, подождем, — парень опер бок о край дубового стола, глядя на разведенные то там, то тут высокие костры. Все еще шла Русалья неделя, и где-то на ветви берез уже, наверное, взобрались русалки.
Допив сбитень и облизав губы, Мирослава сложила руки на груди, слегка вскинув бровь.
— И куда пойдем?
Оттолкнувшись от стола, Полоцкий пошел к реке. Мирослава плелась следом. На поляне был изготовлен деревянный настил, а сейчас ее белые кеды утопали в траве. Она сняла обувь с одной ноги, а потом ухватилась за предложенную руку Яромира, чтобы снять со второй.
Дальше они шли молча, слушаясь лишь стрекот кузнечиков и сверчков, далекое пение соловьев в Пуще, и сливающееся с ним, и одновременно резонирующее пение русалок. Но ряд берез, что рос на берегу, был в другой стороне у вира, а они шли к поваленной над рекой сосне. Молодая луна светилась на светлом небе, украшенным россыпью неярких звезд, проглядывающих на землю даже сквозь закатное солнце, что уже не садилось полностью — начинались белые ночи, и это было удивительно прекрасно.
Яромир, остановившись на берегу, достал из-за пояса перстневик, вытаскивая из него сложенный листок. Он аккуратно распрямил его длинными пальцами “пианиста”.
— Я боюсь ошибиться, — сказал он тихо, глядя на подругу, чье слегка загорело лицо сейчас было взволнованным. — Что там? — нетерпеливо спросила Мирослава, беря у него из рук листок.
Поднеся его почти к самым глазам, поняла, что не разобрала бы текст, если бы на улицу и не легли сумерки. Написано было на старославянском, еще и завихрастой вязью.
— Наверное, я поторопился, не вырвав еще одну страницу. Но помнишь, мы обсуждали, что возможно, кто-то из братьев приходится тебе дедом?
Мирослава кивнула.
— На этом листке написана информация об одном из братьев. Вот тут, видишь, я оторвал неровно, — он показал на край листка, где девочка различила только окончание “бог”. — А точнее, тут написано о том… — парень прокашлялся, — что его душа с нами. Эта рукопись явно зачарована, имя светится красным. А вот тут, смотри, — Яромир снова ткнул пальцем на тусклую серую надпись. — Читай, Мстислав Виславович Полоцкий, это мой дед. Он умер еще до моего рождения. Серый — значит, его нет в мире живых. — Что… что это значит? — она подошла ближе, будто это бы помогло на
