похожее на гильотину.
(Хватается за рукоятку и опускает ее с громким стуком.) Бум! Какой звук, а?! Поздравляю, господин Тоот. Именно о такой я мечтал!
А г и к а. Большое спасибо, господин майор.
М а й о р. Сейчас испробуем. Не будем терять ни минуты.
В с е (хором). Мы готовы. (Выстраиваются цепочкой.)
М а й о р. По местам! Я режу картон, вы загибаете углы… Закладываю три листа. Приготовились… Нет, заложу четыре…
А г и к а. Папа, подавай господину майору четыре листа сразу.
Тоот ложится на пол, засыпает.
М а й о р. В чем дело? (Недоуменно смотрит на Тоота.)
М а р и ш к а. Наверное, паук.
М а й о р. Какой паук?
М а р и ш к а (топает ногами). Они иногда забираются сюда из сада.
Тоот просыпается, Агика сажает его на стул.
Можно продолжать, мы их прогнали.
М а й о р (вдохновенно). Закладываю четыре… Удар! Смотрите, режет, как масло! Скажите, Тооты, нет ли у вас настроения спеть что-нибудь?
А г и к а. У меня есть такое настроение.
М а й о р. А у милого господина Тоота? Что вы скажете?
Все смотрят на Тоота. Он неподвижно глядит на майора и все время что-то жует.
М а р и ш к а. Он ничего не хочет сказать.
М а й о р. Видимо, он что-то жует.
М а р и ш к а. Это у него бывает, господин майор. Жует что-нибудь и никак не проглотит.
М а й о р. Почему же он не выплюнет?
А г и к а. Папочка, выплюнь, пожалуйста.
Тоот, выпучив глаза, смотрит на Агику, переводит взгляд на майора и продолжает жевать.
М а р и ш к а. Лайош!
Тоот из последних усилий жует, сдерживаясь от зевоты, но не в силах преодолеть позыва, широко зевает прямо в лицо майору. Тот отшатывается.
(В отчаянии.) Лайош, Лайош, что ты опять натворил…
Тоот в ужасе озирается.
Что ты за отец? В тебе нет ни капли отцовского чувства!
М а й о р (очень любезно). Не надо его обижать. Открыть рот — еще не значит зевнуть.
М а р и ш к а. Если бы…
А г и к а. Папа всего-навсего открыл рот. Он и не думал зевать, мамочка. С чего бы ему? Спать он не хочет, здоров, не скучает…
М а й о р. Пусть он сам скажет. (Смотрит на Тоота.) Скажите пожалуйста, что вы сейчас сделали?
Т о о т. Я? Ничего. (Спохватившись.) Открыл рот. Это плохо?
М а й о р. Итак, вы открыли рот. Дальше?
Т о о т. Зевать я и не думал.
М а й о р. Нелишне, однако, принять кое-какие меры предосторожности против зевоты. Вы со мной не согласны?
Т о о т. Принять меры? Разумеется.
М а й о р. Вы слышали поговорку: зевать легче, чем не зевать? Не слышали? Я сам ее придумал.
А г и к а. Очень мило.
М а й о р (оживившись). Когда солдаты стоят в карауле, они постоянно зевают. А это опасно, — кто зевает, тот может заснуть, а кто заснет, того могут подстрелить… Я изобрел оригинальный способ отучить их от зевоты. С этой целью я кладу солдату в рот сливовую косточку. При смене караула он обязан передать ее следующему. Понимаете? А тот — следующему, ясно? (Приглядывается к Тооту.) Нет ли у вас дома слив?
М а р и ш к а. Сезон слив уже кончился, господин майор.
М а й о р. Не беспокойтесь. Мы обойдемся. (Развивает бурную деятельность: рассматривает рот Тоота, оглядывает стены комнаты, бежит к себе и приносит чемодан, открывает его, достает фотоаппарат, потом, передумав, вынимает из чемодана дамский пистолет, подносит ко рту Тоота.) Разрешите?
М а р и ш к а. Улыбнись, Лайошка.
А г и к а. Папа у меня всегда такой серьезный.
М а й о р. Это не беда. Даже лучше… (Откладывает пистолет.) Подойдет, но не идеально. Сейчас! О, нашел. (Достает механический ручной фонарик. Нажимает ручку, фонарик жужжит и светится.) Мы называем это «жучком». (Кладет его перед Тоотом.) Прошу вас, милый господин Тоот.
М а р и ш к а. О! Мне бы никогда не пришло в голову!
А г и к а. И как все просто!
Т о о т (вертит фонарик в руках). Хорошая штучка.
М а й о р. Ну и пользуйтесь на здоровье, милый Тоот.
Т о о т. Что я должен с ней делать?
А г и к а (смеется). Что делать? Возьми, и все!
Т о о т. Не болтай глупости!
М а р и ш к а. Только не проглоти, милый Лайош.
М а й о р. Ни жевать, ни глотать нельзя. Можете сосать, как постный сахар.
Т о о т (возмущенно). Чтоб я взял эту штуку в рот?
А г и к а. А куда же еще? (Смеется.)
Т о о т (бьет кулаком по столу). Молчать!
Агика испуганно замолкает.
(Берет фонарик, рассматривает.) Но это же карманный фонарик!
М а р и ш к а. А ты что думал, милый Лайош?
Т о о т. И я должен держать его во рту?
М а р и ш к а (непонимающе). Что тебя смущает, Лайош? А… (Майору.) Он боится проглотить.
М а й о р. Не стоит этого бояться, господин Тоот. Поначалу, может, вам будет чуточку неприятно, но потом вы привыкнете к нему, как к вставному зубу.
Т о о т (Маришке). И ты так думаешь?
М а р и ш к а. Разве я когда-нибудь желала тебе плохого? Открой рот, Лайош.
Т о о т. Чтоб я… (Хватает фонарь, сует его в рот.)
Маришка помогает.
А г и к а (отцу). Так ты выглядишь гораздо лучше. У тебя округлились щеки, и вообще лицо стало выразительным.
М а р и ш к а. Мне тоже ты так больше нравишься.
М а й о р. Ну, все позади… Надеюсь, вам не очень неприятно?
Тоот трясет головой.
Видите, какой успех! Женщины от вас будут без ума.
Тоот пытается что-то сказать.
Хватит заниматься разговорами. Начнем работать. Все — по местам! Я попробую заложить пять листов. Приготовились… Отставить! Прежде чем начать, я хочу сообщить, что по возвращении в часть я не только переведу вашего сына в штаб, но и отведу ему койку рядом со своей вместо лейтенанта Микулица… Мой штаб расположен в здании школы, а там выставлен двойной караул.
Маришка и Агика вскакивают и восторженно благодарят майора. Т о о т в это время идет с фонарем во рту к двери, но натыкается на стену, затем находит дверь и незаметно уходит.
Не будем терять время! Я больше не могу терпеть!.. Начали, начали! Где господин Тоот?
Все оглядываются, ища Тоота.
А г и к а. Он, наверное, сейчас придет…
М а р и ш к а (ломая руки). Не знаю… не знаю… (Открыв дверь в сад.) Лайош, где ты? (Выбегает из дома.)
Слышен удаляющийся голос Маришки: «Лайош, где ты?»
Свет гаснет.
П о ч т а л ь о н (на авансцене, пока меняется декорация). Я манипулирую с письмами бескорыстно. Не делай я этого, все верх ногами перевернулось бы. Правильно, что я не отдал телеграмму… Вот если б у профессора Киприани был сын и если бы этот сын находился на фронте и о нем я получил бы такую телеграмму… тогда другое дело. За домом Киприани есть теннисная площадка. День-деньской гоняют там мячики: туда-сюда, туда-сюда… У человека в глазах рябит… Другое дело господин Тоот. Когда он надевает свою каску — он как статуя. Все в нем прочно, уравновешенно, пропорционально. Если его, к примеру, распилить на две части в длину, он распадется на две совершенно равные половины. Одно удовольствие смотреть!
