взяло, по крайней мере частично, их на вооружение и создало внутри партии новое фабианское движение[815].
Завершая экскурс в историю фабианского движения, отметим, что в 1945 г., когда в Британии к власти пришло правительство Эттли — Моррисона, более 200 новых фабианцев получили назначения на министерские, руководящие и иные ключевые должности в государственной администрации. В их числе был и Александр Кинг.
Присоединившись к новому фабианскому движению, А. Кинг вскоре получил предложение баллотироваться в Парламент от Лейбористской партии в округе, где он был обречён на победу. Однако, по словам Кинга, «политическая карьера меня не привлекала… Меня интересовало продолжение научной деятельности и участие в экспедициях». Данная аргументация лишний раз подтверждает гипотезу о том, что А. Кинг участвовал в Организации Z.
В 1938 г. под его руководством осуществляется крупная британская экспедиция в северные районы Норвегии на остров Ян — Майен, недалеко от Шпицбергена. Следует отметить, что руководителем формально климатологическо — зоологической экспедицией был назначен специалист в области химии. При этом остров постоянно посещали германские туристические суда. В их скрытую задачу входила подготовка к созданию на острове германской радиометеорологической станции. Как стало в последующем известно, станция должна была наблюдать за передвижениями британского военно — морского флота.
4
Буквально за два месяца перед войной, летом 1939 г., А. Кинг, преуспевающий исследователь, лектор, автор англо — немецкого словаря по химии, ставшего бестселлером научной литературы, предпринимает неожиданную поездку в Париж для встречи с одним из наиболее загадочных и неординарных людей XX века — Г. И. Гурджиевым. Сам А. Кинг объясняет поездку таким образом: «От своего белорусского друга Николая Губского я был наслышан об интересном и эксцентричном человеке по имени Г. И. Гурджиев — мистике, философе, маге или шарлатане; возможно, он сочетал в себе всё перечисленное. Некоторые из его идей в пересказе Губского показались мне интересными и смелыми. Поэтому… я решил с ним побеседовать, если будет возможно». Самое любопытное в этом фрагменте то, что в данный период времени Г. Гурджиев встречался только со своими ближайшими соратниками из элиты общества и игнорировал любые приглашения, а также письма соискателей встречи с ним. Как пишут газеты того времени и подтверждают биографы, постороннему человеку договориться с ним о встрече было практически невозможно. Однако А. Кинга Гурджиев принял буквально через несколько дней после получения его письма.
В книге Кинг пишет: «Он был очень словоохотлив, разглагольствовал о всевозможных мелочах, произносил общие фразы, хвастался, как быстро добрался из Виши накануне… Это представление… произвело на меня неблагоприятное впечатление, как, без сомнения, и было им задумано. У меня к нему было несколько вопросов, и я хотел получить на них ответы… В конце концов я выпалил: “Всё это очень интересно, но я пришёл сюда не о ерунде говорить”. Он улыбнулся и изменил тактику, начал говорить серьёзно и ответил на некоторые мои вопросы, прежде чем я успел их задать. Словно прочитал мои мысли… Я получил столько впечатлений, что больше не мог их воспринимать и был не в состоянии обсуждать другие вопросы».
В отличие от большинства эзотериков, Георгий Гурджиев и его ученик и продолжатель Пётр Успенский обладали блестящими естественнонаучными знаниями и смогли пройти подготовку в действующих в Центральной Азии и на Ближнем Востоке суфийских школах. При этом оба категорически отвергали поверхностную мистику и спекуляции на эзотерике, подчёркивая, что занимаются не модным в ту пору спиритизмом, а разрабатывают иной тип науки и технологий.
Что касается впечатления, которое производил Гурджиев, то лучше всего на этот счёт написал Петр Успенский: «Он производил странное, неожиданное и почти пугающее впечатление плохо переодетого человека, вид которого смущал вас, потому что вы понимаете, что он — не тот, за которого себя выдаёт. А между тем вам приходится общаться с ним и вести себя так, как если бы вы это не замечали»[816]. Современная литература о Гурджиеве и Успенском насчитывает сотни томов. Наиболее коротко и точно о Гурджиеве высказался известный российский писатель, предприниматель и антрополог, главный редактор интернет — журнала «Перемены» Глеб Давыдов: «О том, кто такой Георгий Гурджиев и откуда он взялся, ходило множество разнообразных слухов. А он сам не только не опровергал их, но напротив, пользовался любым удобным случаем, чтобы подпустить ещё больше тумана. При этом в отличие от авантюристов всех времён и народов он никогда не делал ставки на эти мистификации. Скорее, подобно Дону Хуану (Кастанеде), просто практиковал стирание личной истории».
Несмотря на то что А. Кинг не упоминает о сути заданных им вопросов, тем не менее с высокой степенью вероятности можно предположить, о чём шла речь. Со второй половины 1930‑х гг. А. Кинг тесно общался с ректором Имперского научного колледжа, в котором он преподавал, Генри Тизардом, одним из ведущих британских учёных, членом Фабианского общества, другом Уинстона Черчилля. Научные интересы Г. Тизарда простирались далеко за пределы физики и химии. В частности, по поручению У. Черчилля он прорабатывал технологии борьбы с промыванием мозгов, которые, по мнению члена семьи Мальборо, показали свою высокую эффективность в Германии и СССР.
С 1890 по 1915 г. Гурджиев объездил Закавказье, Египет и Ближний Восток, Среднюю Азию, Афганистан, Индию и Тибет. Помимо обучения в суфийских школах и тибетских монастырях, он ухитрялся часто оказываться в зонах конфликтов и военных действий и внимательно наблюдал за поведением людей. Успенский в книге «В поисках чудесного»[817] пишет: «О школах, о том, где он нашёл знания, которым, без сомнения, обладал, он говорил мало и всегда как — то вскользь. Он упоминал тибетские монастыри, Читрал, гору Афон, школы суфиев в Персии, Бухаре и Восточном Туркестане, а также дервишей различных орденов; но обо всём этом говорилось очень неопределённо… Он упоминал, что, по убеждению его учителей и личным наблюдениям, кровавым и жестоким военным конфликтам и столкновениям с применением оружия дотоле мирных жителей всегда предшествовала своего рода психическая эпидемия массового умопомешательства и озлобления. Однако, по мнению Г. Гурджиева, это была не какая — то случайная эпидемия, а намеренно вызванный целенаправленным внушением, своего рода массовым гипнозом процесс».
В той же работе П. Успенский пишет, что после серьёзной болезни, связанной с военными действиями, Георгий Иванович Гурджиев принял решение «прекратить всякое применение исключительной силы». В разгар Первой мировой войны он прибыл в Россию, чтобы «любой ценой разрушить в людях склонность к внушаемости, которая заставляет их легко подпадать под влияние массового гипноза»[818]. Как впоследствии говорил Гурджиев своим ученикам, к сожалению, попал он в Россию слишком поздно и в силу
