Нельзя узнать Наполеона 1800 г. и 1805–1807 гг. в Наполеоне июньских дней 1815 г. Полководец, который 15 и 16 июня 1815 г. колебался, направить ли ему корпус направо или налево, был уже не тот человек с орлиным взором, который после длительного перехода в тот же вечер вновь выступал, чтобы, как тигр, наброситься у Фридланда на свою добычу. Император, который утром 18 июня медленно устанавливал боевой порядок и нашел еще время произвести смотр войскам, был ведь не тот человек воли и действий, который кричал своим маршалам: Activité, activité, vitesse ! [240] – или который в ночь на 14 октября 1807 г. с факелом в руках поднимал артиллерию по крутому подъему на Ландграфен-Берг. Тот мастер военного дела, который бросал на фронт Веллингтона сначала пехоту, затем кавалерию и, наконец, гвардию, был, конечно, не тот бог полей сражений, который под Аустерлицом со всей своей армией обрушился на неприятельский фланг! Конечно, нет. Ведь в 1797 г. он сам сказал: «На полях сражений скоро стареют». Когда это было сказано, шел только второй год его полководческой карьеры. Но с тех пор в течение семнадцати лет случилось многое, что должно было расшатать даже крепкое строение этого колосса. Накопилось множество грехов, которые точили сердцевину этого титана. Ни стояние на месте, ни движение назад были невозможны. Он вынужден был идти вперед против все более и более возраставших сил. Ресурсов не хватало. Падение должно было наступить 18 июня или позднее. Во всяком случае, оно было неизбежно. Его мать это предвидела, когда сказала своему сыну при прощании на острове Эльбе: «Небо не допустит, чтобы ты умер от яда [241] или недостойной тебя смерти, ты должен умереть с мечом в руках». Найти такой конец – только это могло бы быть целью битвы при Ватерлоо.
Альфред фон Шлиффен СОВРЕМЕННАЯ ВОЙНА [242]
Франкфуртский мир [243] положил лишь мнимый конец борьбе между Германией и Францией. Хотя оружие и было вложено в ножны, но скрытая война продолжалась.
Один из противников изобретал более скорострельную винтовку, более дальнобойное орудие, более разрушительные снаряды, чем применявшиеся до тех пор. Но он мог быть уверен, что другой изобретет в ближайшее время еще более скорострельную винтовку, еще более дальнобойное орудие и еще более разрушительные снаряды. Неустанно стремясь превзойти друг друга, оба противника в конце концов всегда приходили примерно к одинаковому вооружению, которое с трудом поддавалось дальнейшему совершенствованию. Их усердные старания были направлены к тому, чтобы в предстоящей войне-реванше перехитрить противника, сразу получив преимущество перед ним благодаря более усовершенствованным винтовкам и орудиям. Каждый из них стремился создать положение, сходное с тем, которое существовало в 1866 г., когда один из противников выступил на арену борьбы с игольчатым ружьем, а другой с ружьем, заряжавшимся с дула [244] . В течение этих лет были моменты, когда то одному, то другому казалось, что он достиг цели и что дело заключается лишь в том, чтобы использовать благоприятный момент для объявления войны противоположному лагерю. Однако доверие к приобретенному с величайшим напряжением новому оружию никогда не было достаточным, чтобы подавить все прочие соображения в сомнения.
Эти колебания давали противнику время наверстать утерянное и даже сделать новый шаг вперед.
Прочие державы не могли оставаться равнодушными зрителями этого состязания. Тот, кто желал, чтобы его слово сохраняло вес как в Европе, так и во всем остальном мире, не должен был слишком далеко отставать в вооружении своих солдат от обоих задающих тон государств. Не было необходимости проделывать вместе с ними каждую отдельную фазу этой борьбы. Достаточно было использовать их основной опыт и с меньшим напряжением и расходами достичь той же цели, что и они.
По прошествии нескольких десятилетий франко-германская распря и энергичнейшим образом подстрекаемые технические специалисты довели дело до такого уровня, что почти все армии не только Европы, но и Дальнего Востока и Дальнего Запада обладали примерно равноценным вооружением.
Винтовки и орудия легки и удобны для манипулирования, они просто заряжаются, быстро стреляют, обладают большой дальнобойностью, надежно поражают цель, господствуют над большим пространством. Новый порох, не давая видимого издалека дыма, не позволяет обнаружить ни артиллериста, ни орудия. Пули минимального диаметра и веса позволяют производить подвоз больших количеств боевых припасов и дают возможность использовать скорострельность винтовок. Представляется уже бесполезным добиваться дальнейших усовершенствований и ставить перед изобретателями новые задачи. Все мыслимое уже достигнуто. Едва успела одна пуля покинуть ствол винтовки, как за ней следует другая. Если только рука стрелка уверена, а глаз меток, то ему удастся поразить самую отдаленную цель. Движущая сила так велика, что поражается почти все пространство между дулом винтовки и целью. Дальнейшее уменьшение пули уже невозможно. Она как раз достаточна для того, чтобы вывести из строя культурного европейца, но не сына природы из отдаленных частей земного шара.
Никакая войсковая часть в сомкнутом строю, никакой отдельный и во весь рост стоящий человек не может устоять под дождем пуль. Уже при Марс-ля-Туре [245] , где применялось оружие, с нашей точки зрения, несовершенное и теперь уже устаревшее, один прусский полк, шедший в атаку сомкнутым строем, потерял в течение менее чем получаса 68 % своего состава. Три года назад японская бригада Намбу оплатила свою смелость в гораздо более краткий срок потерями в 90 % своего состава. В Южной Африке расположенный в укрытии одиночный стрелок легко выводил из строя 14 атаковавших его бойцов [246] .
Техника вооружения празднует сейчас блистательный триумф. Но того, к чему стремятся Германия и Франция и чего хотят все остальные державы, т. е. облегчения боевых действий, превосходства над противником, она никому не дала. Распределяя равномерно и беспристрастно свои драгоценные дары между всеми, она причинила всем величайшие затруднения и создала большие неудобства. Нетрудно сказать, каким образом можно повергнуть ниц и уничтожить своего противника с помощью такого эффективного вооружения. Но нелегко разрешить проблему, как самому избежать при этом гибели. Оказалось, что необходимо полностью изменить всю тактику. Теперь невозможно, как в XVIII в., наступать друг на друга двумя цепями и на не очень большом расстоянии давать залпы по неприятелю. В течение нескольких минут обе армии оказались бы поверженными в результате действия частого огня. Сейчас немыслимо атаковать позиции противника колоннами, подобными наполеоновским, у которых ширина равна глубине. Они были бы рассеяны градом шрапнели. Нельзя также, как предполагалось еще недавно, разбить противника с помощью огня плотных масс стрелков. Эти стрелки были бы очень скоро рассеяны. Только используя укрытия, деревья и дома, стены и канавы, возвышения и углубления на местности, пехотинец может приблизиться к неприятелю; то ложась, то становясь на колени, то стоя, сам оставаясь невидимым, он должен стараться попадать в те маленькие, ничтожные цели, которые он замечает, подавить своим огнем огонь противника, затем быстро продвинуться вперед, чтобы достичь нового прикрытия и оттуда снова продолжать борьбу. Как ни многочисленны укрытия, предоставляемые полем боя, раньше или позже все же наступит момент, когда перед неприятелем окажется свободное пространство, не дающее никакой защиты. Если это пространство неглубоко, то наступающий стремительным броском атакует обороняющегося, потрясенного продолжительным обстрелом. Если это пространство глубоко, то остается лишь создавать себе прикрытия с помощью лопаты и так же, как и в борьбе за овладение крепостью, передвигаться от окопа к окопу, используя в случае необходимости ночную темноту.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
